Алексей Молокин - Припять – Москва. Тебя здесь не ждут, сталкер!

Лейтенант достал бумажник и протянул солдату сотню. Потом вздохнул, достал еще сотню и сунул ее сталкеру.

– Больше не могу, сам понимаешь, – вздохнул он. – Прости, браток. Только сразу не пропивай, лучше поешь чего-нибудь в дороге.

Берет промычал что-то невнятное, не резон было ему сейчас пускаться в разговоры, ох, не резон.

– Да где ж я ему достану костыли-то, – начал было солдатик, но лейтенант прервал его.

– Возьми в медсанчасти, – приказал он. – Взаимообразно. Мне что, тебя учить, Остапенко? Выполняй!

Остапенко убежал. Берет наконец пришел в себя и начал что-то соображать. Воняло действительно мерзко. И воняло от него. К ощущению беспомощности прибавилось отвратительное ощущение нечистоты, видимо, он уже давно валялся здесь, на незнакомой железнодорожной станции, и даже странно, что до сих пор никто не обратил на него внимания. Хотя, может быть, и обратили, да побрезговали, кому нужен вонючий бомж в заляпанной грязью камуфле? Милиции? Хотя, судя по тому, что он услышал, никакой милиции в России больше не существует, а существует какая-то полиция. Но и этой самой младой и незнакомой полиции, судя по всему, он тоже не нужен. Так кому? Разве что таким же вонючим бомжам, только вот что-то ни одного бомжа вокруг не наблюдается, кроме него, разумеется. Похоже, местечко настолько бедное, что бомжам здесь просто нечего делать. Бомжи кучкуются там, где богатые помойки, а здесь даже помойки приличной не сыщешь. Самая богатая помойка в России – это, конечно же, Москва. Так что впереди у него встреча с соплеменниками-бомжами, ну, держись, сталкер!

Он понял, что только что вроде бы пошутил над самим собой, и обрадовался. Раз он еще способен к иронии, значит, не все потеряно. Только бы добраться до дома, до Москвы-столицы, трижды родимой и трижды проклятой. Там он отыщет торговых агентов, тех, что продавали хабар, добытый им в Зоне, у них хранятся его деньги, довольно много денег, он не помнил точно сколько, но твердо знал, что немало. Адреса он не забыл, а уж там он до них и на костылях как-нибудь доберется. С деньгами можно и ноги вылечить, были бы они только, деньги. Комната в коммуналке на Третьей Парковой осталась за ним, соседи платят, деньги он передавал регулярно через тех же агентов-посредников, так что с жильем особых проблем быть не должно. Так что ошибаетесь, граждане-господа, не был сталкер Берет бомжем и не будет. Разве что временно, а это можно и потерпеть. Оставалось только добраться до Москвы, пусть на перекладных, но добраться. А не было еще такого места, куда Берет не мог добраться в любом состоянии. И выбраться тоже. Из Зоны и то выбрался!

Прибежал запыхавшийся Остапенко с костылями. Конопатая рожа его сияла, словно солдатик совершил невесть какой подвиг.

– Вот, – отрапортовал он, – прихватизировал согласно приказу. Ох и орала она, товарищ лейтенант, чуть не оглох, а у меня, между прочим, слух…

– Вставай, капитан, – не обращая внимания на явно неуставной доклад солдатика, сказал лейтенант. – Поднимайся давай, скоро твоя электричка. Вот, держи, тебе на дорогу.

И сунул за пазуху сталкеру теплый кулек с вареной картошкой и четвертинку.

– Спасибо, лейтенант. – Берет с трудом поднялся, опираясь на костыли, и сделал шаг. Ноги были нехорошие, не свои, но идти все-таки можно. Не идти – ковылять. «Ковыляй потихонечку…» Забыл, как там дальше… Значит, не все потеряно, не напрочь парализовало, какие-то нервы все-таки работали, передавали импульсы, пусть неправильно, нечетко, но работали…

Сталкер не знал, что будь на его месте обычный человек, хотя бы тот же лейтенант, тому не удалось бы и с места сдвинуться. Зона, искалечившая его, в утешение одарила способностью к регенерации. Слабенькой, не такой, как у истинных чернобыльских тварей, но обычным людям и этого не дано.

– Ладно, чего уж там, – смутился лейтенант. – Хотя не дай бог оказаться на твоем месте… Лучше уж сразу насмерть… Неспокойно в стране, капитан, такие вот дела. Не спрашиваю, как ты здесь очутился и зачем, только езжай-ка ты домой, вон твоя электричка подходит. Доберешься до Брянска, а там суток за трое, глядишь, и до Первопрестольной. Остапенко, Кривчук, помогите капитану!

Солдаты ловко подхватили сталкера под руки и вместе с костылями вбросили в тамбур. Берет оперся на костыли, косо шагнул в вагон и рухнул на деревянную скамейку. Электричка дернулась, в ее изношенных потрохах что-то болезненно залязгало, за мутным стеклом поплыл перрон с бабками и названием станции «О. П. Горожанка», какая-то полуразрушенная башня, наверное, водокачка, потом потянулись потемневшие от непогоды хибары, тоскливые стеганки картофельных посадок, и, наконец, полустанок остался позади. Сталкер был в России, каким-то невероятным образом перемахнув через охраняемый периметр Зоны Отчуждения и границу с самостийной Украиной. Смутно вспоминался Звонарь, склонившийся над ним там, в Зоне. Значит, он все-таки не умер, сталкер-музыкант! А даже если умер? Выходит, настоящему сталкеру смерть не помеха! Ай да Звонарь!

«Вот зараза, – подумал, возвращаясь к действительности, сталкер, – теперь и поссать проблема, не говоря уже обо всем остальном. Ну, ничего, придется привыкать…»

Он вытащил зубами пробку, глотнул и заел самогонку еще горячей вареной картофелиной. Стало тепло, захотелось спать, и он закрыл глаза. Он возвращался домой, не зная, что несет в себе осколок Зоны Отчуждения, со временем он это поймет, а сейчас он дремал, и ему виделась рыжая чернобыльская ведьма Ночка со своим дельтапланом. «Хорошо бы, чтоб она выжила», – подумал он, потом убедил себя, что рыжая ведьма непременно выжила, и уснул по-настоящему.

Берет. Дорога бедных

Тот не знает России, кто не пересекал ее просторы на электричках или попутных машинах. Кто не ночевал на богом забытых полустанках, согреваясь глотком паленой водки или самогонки, полученной в уплату за вскопанный огород, поленницу наколотых дров или разгруженную фуру, кто не вкладывал персты в ее раны и не отчаивался от бессилия исцелить их.

Электричка дергалась, шипела, как чудовищная грязно-зеленая змея, лязгала чугунными позвонками, останавливаясь у каждого столба, тяжело вздыхала раззявленными тамбурами, заглатывая и выхаркивая пассажиров на перроны провинции. И все-таки поезд выполнял свое предназначение – преодолевал пространства России. И хотя в Брянске пришлось пересаживаться на электричку до Воронежа, казалось, что состав прежний, поезд тот же самый, так же громыхает расхлябанными дверьми, воняет застарелым табачным духом и аммиаком, единый в тысячах ипостасей, российский поезд бедных.

Если у тебя нет ни билета, ни денег, чтобы купить его или хотя бы дать контролерам на лапу, если ты болен или увечен, то одному тебе в дороге придется нелегко. Поэтому найди спутника или пусть он найдет тебя. Двое – это уже ватага, когда надо – осторожная до трусости, когда надо – наглая до дерзости. Вы не станете друзьями, не обменяетесь адресами, когда совместный путь закончится, хотя бы потому, что ни он, ни ты не склонны распространяться о прошлом и загадывать на будущее. Да и постоянных адресов у вас может и не быть. Но пока вы в дороге – вы делитесь последним, вы стоите друг за друга стеной, вы – ватага.