Юрий Иванович - Обладатель-десятник

Любимая перестала вздрагивать от всхлипываний, хотя ладони от лица не убрала. Так и проворчала неразборчиво:

– Почему же не выпрыгнул?

– Ну… – Иван задумался, взвешивая, стоит ли быть до конца откровенным. Затем кивнул, решившись: – Вспомнил, что я голый… Да и Ленка мне всю грудь слезами продолжала заливать…

– Ага! То есть она за утешениями на тебя взгромоздилась?

– Не совсем… точнее говоря, не полностью…

– И тоже голая?!

– Э-э… так мы сразу, как проснулись, истерить начали…

– Начали с истерик? А закончили?! – Она резко от него отстранилась, а пальчики с ноготками опасно изогнулись, готовые расцарапывать глаза и все остальное. – Ну?! Договаривай до конца все подробности!

– Чего там договаривать… У меня от горя в те дни рассудок совсем помутился… И когда мы обнимались, я все твое имя повторял…

Забыв о выбранной линии поведения, Иван ссутулился, поник головой, и в голосе его зазвучала такая вселенская скорбь и печаль, что Ольга вздрогнула. Вспомнив, что она как бы не имеет права укорять своего любимого в измене. Ведь она и в самом деле умерла. А все, что происходит в мире после этого, уже никоим образом не может волновать усопших.

Пальчики ее выпрямились, и после тяжкого вздоха она сама обняла любимого за плечи. С минуту они сидели молча, размышляя о случившемся.

– Ну ладно… ты хоть уже знал, что меня не стало… Но Ленка?! Как она могла так поступить?! Она ведь до сих пор уверена, что я у похитителей!

– Да она меня постоянно Ильей называла…

Ольга вскочила с кровати и стала порывисто расхаживать по комнате. Затем остановилась и повернулась к Ивану:

– Все равно я хочу выяснить все до конца! К тому времени ты уже видел мой фантом и умел его создавать. Даже половину текста расшифровал из сигвигатора. Значит, знал, что я опять смогу быть возле тебя. Так почему же ты…

Он оборвал любимую на полуслове, сам переходя на крик:

– Да потому! Ну как ты не поймешь! Одно дело – тебя любить! А другое – тобой обладать! Неужели не ощущаешь разницу? Неужели не осознаешь опасности, которая совсем рядышком со словом «рабство»?! Я простой человек, подобными умениями никогда и не мечтал манипулировать. Мне страшно: было, есть и будет! Я никогда не смогу тебя воспринимать как надо! Потому что подспудно во мне навсегда останется убеждение: если ты на меня разозлишься, разлюбишь и захочешь бросить – ты никогда подобное сделать… не сможешь… И в какое тогда чудовище я превращусь? После этого мне только и останется, что пустить себе пулю в лоб!.. Но смогу ли тогда погибнуть сам, зная, что и ты при этом обязательно умрешь?.. Если бы хоть фантомы не обладали сознанием… Если бы хоть один фантом случайно получился у меня разумный… Но ты! Ты совсем другое дело…

У Загралова начала болеть голова, и он неосознанно попытался унять боль, растирая виски кончиками пальцев. Заметив это, Ольга нахмурилась:

– Сколько у меня еще времени?

– Мне кажется, минут на восемьдесят хватит…

– Ага! Значит, голова у тебя заболела от раскаяния и сомнений?

Так как он в ответ лишь печально кивнул, красавица добавила в голос строгости:

– И ты меня сейчас развеешь навсегда или лишишь разума?

– Ты что?! – испугался Иван. – Как у тебя язык поворачивается ляпнуть такое? Я сомневаюсь в своем праве воссоздания тебя в мире живых! Ну а раскаиваюсь… в том, что с Еленой… это самое…

Ольга опять стала энергично расхаживать по комнате, при этом не спуская глаз с Ивана.

– Это самое?! И сколько раз за это ты готов покаяться? За каждый раз отдельно? Или за каждые сутки измен будешь вымаливать у меня прощение? Ну? Признавайся: сколько ночей вы провели вместе, пока меня не было?!

– Так ведь… какая разница сколько? – сказал Иван, но, разглядев опасный блеск в глазах любимой и опять согнувшиеся, готовые к атаке пальчики, понял, что разница имеется, и стоически выдохнул: – Шесть ночей…

– Ну вы… ну вы… – растерялась красавица, не зная, какие слова подобрать в данном случае. – Ты даже траур по мне не носил! Даже сорок дней не продержался! Ну и как после этого можно назвать мужчину? Животное! Ограниченный чурбан, думающий только одним местом! Да вы все только и думаете, как нас… – она запнулась. – М-да… веру в женщин я тоже из-за Ленки потеряла… И дружбы не существует…

Пока она горестно вздыхала, Иван немного взбодрился и попытался вернуть своему голосу оптимизм и бодрость:

– Зато в этом оказался и положительный момент… Дорогая, только не смотри на меня так страшно… Пожалуйста!

Но Ольга уже сделала шаг к кровати. Выставила ноготки и прошептала с угрозой:

– Положительный момент?!. Это какой?!. Вы с Ленусиком ждете ребенка?!

– Нет! Дослушай меня: я окончательно понял, что люблю только тебя и никакая женщина тебя заменить не в силах. А потому решил тебе вернуть сознание, и будь что будет!..

Она замерла всего в полушаге от него:

– И как же твои сомнения насчет рабства? Как же твои сомнения о моей зависимости от тебя?

– Ну, начнем с того, что твой характер не изменит никакая зависимость, – бесстрашно улыбнулся Загралов. – Значит, ты в любом случае останешься прежней и духовно независимой. В рабыню тебя никакие обстоятельства не превратят. Ну а мои моральные терзания частично развеяли беседы с Фролом. Ты не представляешь, как он умеет правильно все расставить по полочкам логики и насколько грамотно убеждать. Недаром я еще в двенадцатилетнем возрасте проникся к нему таким безмерным уважением, доверием и даже сыновней любовью. Мне еще тогда хотелось иметь такого отца или деда. Вот… Короче, он меня убедил окончательно… Кстати, именно он настоятельно советовал тебе во всем признаться…

– Мог бы и ослушаться! – фыркнула Ольга.

– Да-а-а? Какой же я…

– Но тогда я бы тебе точно глаза выцарапала! – без всякой логики продолжила она. – И все остальное оторвала, делая тебя импотентом на все триста процентов!

Пока он бочком отодвигался подальше на кровати от подрагивающих женских пальчиков, Ольга смотрела куда-то в стену над ним.

– А до этой подружки… я еще доберусь! Повезло ей, что она в Москве!

– Э-э-э… Милая, тебе такая кровожадность не к лицу, – взволновался Загралов. – Да и за подобные деяния тебя в тюрьму упекут.

– Неужели? И чего это ты так беспокоишься о своей любовнице? Неужели она тебе так близка? Ах, какая досада, что ей недолго осталось! Да! И только попробуй ее защищать!

– Но так нельзя. Ей же будет больно вдвойне!

– Но зато как мне будет приятно! И к тому же… ты ведь меня из любой тюрьмы вытащишь, правда? Ну?! Чего засомневался? Вытащишь?