Танкист - Валентин Александрович Егоров
Одним словом, к полуночи рядовой Прохор Ломакин завершил работу по очистке Т-100 от грязи и сейчас в депо этот танк смотрелся прекрасным лебедем на фоне гадких утят. Прохор несколько раз обошел танк, и с каждым таким проходом на душе у него становилось все более плохо и отвратительно. Он больше не желал возвращаться к своей прошлой армейской жизни, повседневно чистить и мыть туалеты в казарме. Но он также хорошо понимал, что ему одному не справится со своими товарищами по взводу, а ему так не хотелось снова лежать в госпитале после драк с товарищами по взводу.
Прохору Ломакину очень захотелось, оказаться в таком месте, где его никто не трогал бы, а он мог бы заниматься своими любимыми танками и на них драться с врагом. Прошка направился в подсобку, чтобы выпить чайку, а затем отправляться в казарму. Но, когда открыл дверь, то перед ним догорал закат солнца, а под ногами лежала заросшая травой лесная дорога. По инерции Прошка сделал пару шагов вперед по дороге, а за его спиной послышался стук захлопнувшейся двери. Парню потребовалось некоторое время для того, чтобы осознать всю несуразность своего положения. Когда он развернулся и посмотрел себе за спину, то ничего, кроме леса, там не увидел.
3
Прошка в своей деревенской жизни уже давно привык к тому, что к нему прилипают все имеющиеся на свете напасти, поэтому не стал долго удивляться тому, что неведомым путем оказался на этой проселочной дороге. Главное, что это была не та армия, с которой он не нашел общего языка! Поэтому рядовой Ломакин расстегнул до пуза свою рабочую робу, снял сапоги со самостирающимися носками портянками, и босяком зашагал по дороге, куда глаза глядят. Но очень скоро ему пришлось остановиться, дорога Прошку привела к широкой и, по всей видимости, глубокой реке. С пригорка было хорошо, что по реке курсировал паром, который перевозил транспортные средства и народ с одного берега и на другой. Но народа нигде поблизости не было видно, а дощатая лодка паром догорала на противоположном берегу реки.
Прохор Ломакин немного постоял на берегу реки, он уже прошел километров десять, возвращаться назад было глупо, ничего интересного там уже не было. Все интересное скрывалось на другом берегу, но плыть через такую широкую реку Прошка опасался, как все крестьянские сыны, он умел плавать, но мог уверенно проплыть десять-пятнадцать саженей. Поэтому рядовой Ломакин прежде, чем принять окончательное решение о форсировании водной преграды, решил немного соснуть в прибрежных кустиках.
Он подобрал себе очень хорошее местечко в этих прибрежных кустах и, подложив под голову пилотку, быстро заснул, не обращая внимания, на какой-то странный гул и временами громкую трескотню, доносившиеся практически со всех сторон.
Рядовой Прохор Ломакин проснулся от простого человеческого голоса, который раздался от него поблизости, но это был какой-то ему совершенно непонятный голос, с какими-то стреляющими фразами. Это был не русский язык, так как русским языком Прошка владел с детства, вырос на нем и был гражданином великого Советского Союза. От совершенной непонятности вокруг него происходящего, Прошка оторвал от земли голову и еще не совсем выспавшийся вышел из кустика, чтобы осмотреться вокруг и разобраться, что за дела сейчас происходят. Его пилотка и сапоги остались в кустах, а Прошка в танкистском черном комбинезоне вдруг оказался нос к носу с каким-то парнем, который был одет в мышиную цвета военную форму.
Если судить по выражению лица этого парня, то он был страшно удивлен столь неожиданным появлением Прошки Ломакина. Этот парень отступил на шаг, потом весело заржал и, демонстрируя отлично ухоженные белые зубы, наставил свою винтовку на Прошку и пальчиком поманил его к себе, что-то произнося на своем лающем языке:
– Gefährten, schauen Sie, ein zusätzliches Phänomen der russischen Ivan Leute. Anscheinend denn wir ist es notwendiger, gesamter Tag der Gefangener zu erfassen. He, ist Ivan, genügend zu schlafen und dieser Krieg, den Sie verschlafen. Gehen Sie zu uns, arbeiten Sie hier für Sie wird lokalisiert.1
Прошка ни черта не понял, что произнес этот немец, наконец-то, он только вспомнил, что этот язык учил в сельской школе, преподавательница немецкого языка как-то не совсем так произносила все эти немецкие слова. Поэтому он продолжал стоять, недоуменно помаргивая своими глазами, а немец явно начал терять терпение, задвигал затвором винтовки. В этот момент откуда-то снизу донесся еще один немецкий голос, который что-то посоветовал своему товарищу:
– Heinrich, zu Ihnen ist genügend mit den Russen unterhalten zu werden. Wir müssen diese Herde von RAMas zur Behälterunterseite der russischen Abteilung heute abtreiben. Dort finden sie Arbeit durch sie, und wir studieren unsere direkte Angelegenheit. Damit Verfolgung, die nicht hier dieses gekonnt wird zum Krieg russischer Ivan diese ist.2
Прошка Ломакин перевел свои глаза вниз и ахнул от охватившего его удивления. Громадная колонна людей, одетая в знакомую ему военную форму, рассыпалась вдоль берега и пила речную воду. Некоторые ладонями зачерпывали воду, и пили прямо из ладоней, другие же опустились на колени и лакали воду, подобно животным, а некоторые, но их было очень мало, снимали с пояса котелки и ими черпали воду из речной стремнины. Над колонной стоял общий гул удовлетворения, а в колонне было очень много таких же, как он, Прошка Ломакин, парней, русских парней, в голосах которых угадывался звучание русских слов. Наблюдая за этой картиной, любой идиот мог бы догадаться о том, что это немцы перегоняют колонну красноармейцев, но такое случалось только в самом начале последней мировой войны, которую Советский Союз вел с нацистской Германией более восьмидесяти лет назад. Разумеется, в своей провинциальной жизни Прошка Ломакин знал о той Великой отечественной войне. Учитель истории в свое время весь Прошкин класс вывозил в Сталинград, город, совершенно разрушенный той войной.
– Gut das wurde es genug gesehen. Geben, Gefährte, senden ihnen. Krieg für Sie wurde beendet.3
Прошка все-таки умудрился, на секунду нырнуть в кусты и взять свою пилотку и сапоги, которые тут же натянул на босые ноги. Постоянно подталкиваемый прикладом винтовки, Прошка спустился с придорожного пригорка, где его с силой втолкнули в ряды колонны пленных красноармейцев. Только этот немец оставил Прошку
