15 ножевых - Сергей Линник

Хлеб с маслом я отложил в сторону, собираясь съесть его с чаем, и, как оказалось, был в этом желании наивен. Его быстро схватил сидящий рядом шустрый дед и запихнул целиком в рот, из которого торчали два одиноких клыка.

– Опять Курочкин отличился, – вздохнула столовщица. – За такими только и следи, в один миг утащит и сожрет. Сейчас, подожди, хлеб дам. Масла нет, конечно, лишнего не дают. Ты куда?! – рявкнула она на Курочкина, который схватил мою миску и начал руками запихивать в рот макароны.

Она вытащила деда за шиворот из-за стола и, не отпуская, отвела его в сторону. Курочкина это ничуть не смутило, и он тут же начал канючить добавочку, а то его здесь совсем не кормят.

Макароны на молоке мне все же достались. И кусок хлеба тоже. Горбушка, как блатному. В качестве компенсации за деда.

Доверенные лица столовщицы быстренько собрали грязную посуду и сгрузили ее для последующего мытья, а я пошел прогуляться и все же совершить первичную разведку. Момент почти самый удобный, если в дневное время. Медсестры и санитарки все сейчас кормят лежачих. Процедура непростая, так что занимаются только этим. Пациенты в большинстве своем забились в туалет и курят. У меня уже трое спросили сигаретку.

А вот и пост. Естественно, все убрано и закрыто. Порядок блюдут, как же. Дед Курочкин не одинок. Стащат все, просто так. Испортят и выбросят. Таблеток здесь нет, они в другом месте. Вон только из-под пустой коробки газета выглядывает. Судя по внешнему виду, довольно свежая. Заголовки вверх ногами читать неудобно, но терпимо. «Гордимся своей Родиной», «Дневник событий», «Успех латвийского театра»…

– Хотел чего?

Поворачиваюсь, вижу, стоит медсестра, на обходе была. Лет сорока, полновата, халат и колпак накрахмалены, как броня прямо. Ее и по фамилии называли. Как же? Бородина, точно! Та самая, которую я вроде ударить собирался!

– Да вот, извиниться хотел, – смущенно улыбаясь, промямлил я. – Мне сказали, что я при поступлении вас ударить хотел… Вы уж простите, не знаю, как и вышло…

– Ладно, принято, – без улыбки, но гораздо приветливее ответила она. – Работа у нас такая… – И Бородина, осмотрев меня с головы до ног, слегка тормознув взгляд посередине, хмыкнула.

– А можно газету взять почитать? – добавил я, кивая на стол. Руку не тяну, пусть почувствует себя хозяйкой положения. – Я аккуратно, потом верну.

– Бери, – милостиво разрешила она и пошла дальше по коридору.

Я потащил газету, придерживая другой рукой коробку. Прочитал последний заголовок: «Величие ленинских идей» и… «Речь Л. И. Брежнева». Посмотрел на название газеты. Издание Центрального Комитета КПСС «Советская культура». Слева от логотипа была прицеплена блямба ордена Трудового Красного Знамени, а справа – дата выпуска. Семьдесят первый номер стоил пять копеек. И прочитать его мог каждый, начиная со вторника, 2 сентября 1980 года.

Глава 2

Вот это, блин, сюрприз! Колотило меня знатно. Я только добрел до своей кровати, как понял, что сейчас вывернет. Спрятал газету под подушку, попросил санитарку присмотреть и рванул в сортир. Влетел ракетой, растолкал курильщиков… и меня вырвало чуть не фонтаном. Из глаз потекли слезы.

По плечу похлопал кто-то из больных:

– Ты как? Медсестру позвать?

– Не надо, – ответил я, выплевывая остатки рвоты в чашу «генуя». – Психанул просто.

– А, ну тогда ничего, это у нас тут обычное дело, – протянул незваный помощник. – Умойся, полегчает.

А я плескал в лицо холодную воду из-под крана и пытался успокоиться. Восьмидесятый год! Жил я в этом вашем Советском Союзе. Как вспомнишь, так и вздрогнешь. До восьмого класса в сортир на улицу ходил. И печное отопление. Хотя что греха таить, в институт бесплатно поступил, врачом стал. И неплохим. По нынешним временам с теми стартовыми условиями мне бы ни хрена не светило. Хотя… уже будущим. Ныне, пишут в газете, товарищ Брежнев в Алма-Ате выступает…

В тот же день меня перевели в обычную палату. Всего шесть коек, тумбочка у каждого своя, и, говорят, вечером в телевизионной передачи смотреть можно. Курорт! Сразу всех позвали на прием таблеток, но оказалось, что у меня утренних нет. И хорошо.

Познакомился с ребятами. Три шизофреника, один уже разваленный совсем, плюс органик, как раз тот, что мне в сортире помочь хотел, Веня его зовут. И для полного букета умственно отсталый Коля. С умеренной умственной отсталостью, тихий. Ну и я…. Или красавчик – я провел рукой по подбородку – был с прибабахом? Нет, не может быть, в институте уже давно бы вычислили.

Посидел, полистал газету. За пять копеек, конечно, много ждать не стоит, но вот читать явно нечего. Или это у меня от стресса? Ладно, что сидеть? Надо думать, как выбраться. Пока пытался включить процесс мышления, всех начали выгонять на прогулку. Пациенты потянулись к выходу. Пошел и я. На улице не жара – термометр показывает двадцать градусов, но вполне комфортно. Все приятнее запашков в отделении.

Забыл, однако, что я тут не старожил и про мой статус еще ничего не известно. Медсестра Бородина постучалась в ординаторскую и спросила, приоткрыв дверь:

– Анатолий Аркадьевич, Панову на прогулку можно?

Услышав докторское «да», я тут же вклинился и получил разрешение побеседовать наедине позже.

Прогулка – это отлично! Надо голову прочищать, чтобы с доктором увереннее разговаривать. Что говорить, я знаю. И что отвечать – тоже. Но спокойствие надо, а его как раз пока нет. Вот похожу вдоль заборчика, смотришь, и устаканится в голове.

Ну, на прогулке все как обычно. Две санитарки сразу на лавочку плюхнулись, сели свое обсуждать, кто возле персонала скучковался, кто отошел смолить. А я побрел вдоль ограды. Вот тут меня и ожидал сюрприз.

К забору с наружной стороны прислонился носатый брюнет, явный уроженец Кавказа. Одет модно – в джинсах, в синей майке с принтом D.A.R.E. Ага, футболочка-то зарубежная. Drug Abuse Resistance Education – образование для противостояния злоупотреблению наркотиками. Штатовская маечка! Не делают таких в СССР!

Брюнет свистнул мне, подмигнул:

– Андрюха, наконец-то! А то эти шакалы к тебе не пускают, вроде как не положено.

– Привет, – осторожно пожал я протянутую руку.

Говорит чисто, практически без акцента. Никаких тебе «ара», «генацвале»…

– Какой-то ты странный, – сказал парень, разглядывая меня.

– А ты чего хотел? Я как очнулся, не помню ни хрена.