Братья - Илья Олегович Ледоколов
— Что, буря идет? — спросила она тихонько, когда гном обнял ее за талию.
— Да, идет. Будь она неладна.
— А что, ты сегодня будешь делать это? — с легким испугом спросила девушка, вглядываясь в глаза гнома.
— Нет, не сегодня. Я так просто, решил обнять тебя. Ну, иди, принеси мне что-нибудь пожрать.
Она быстро юркнула к печи, помешала поварешкой в кастрюле, выбежала, принесла хлеба, быстро и умело нарезала его, нашла миску, до краев налила в нее золотистого супа.
— Иди, сбегай в кладовую, принеси мне пива, — проворчал гном, когда стол перед ним был накрыт. Девушка ушла. Неожиданно корабль накренило, и часть супа вылилась на стол, обрызгав гнома. Тот забранился, тряпкой, что лежала рядом, вытер стол, сбросив на пол куски картошки, лука. Взял ложку и стал доедать, что осталось. Привычно-жадно заглатывая горячий суп, гном думал: "А не бросить ли всю эту работенку в бездну, зажить где-нибудь на побережье, обосноваться, открыть свою лавку или даже таверну, жениться, за одно и приданное доброе прихватить, жених я видный, бывалый, красавец да еще и с деньгами. Нет, с этим проблем не будет. Эх, наскучила мне эта жизнь: то штиль, то шторм, целыми днями делать нечего, ничего кроме моря не видать. А с другой стороны, разве заработаю я еще где-нибудь столько денег? Торговля, особенно морская-прибыльнейшее дело, да и прочетное. В порт приплывешь, и ты там царь-бог, все перед тобой кланяются, унижаются, руки лезут целовать. А на суше ты кто? Да никто, обычный торговец. В нашем деле, конечно, все от удачи зависит. Зато если уж сорвешь куш, то такой, что самому королю завидно станет. Да, лишь бы сейчас повезло, а там можно и на сушу рвануть, посмотрим. Надо будет только для начала долги повыбивать на восточном побережье, а потом хоть на край света."
— У тебя есть семья? — спросила девушка, вернувшись с двумя большими кружками пива. Она поставила их на стол, гном сделал пару больших глотков, вытер усы и ответил:
— Да, есть, и довольно чуднАя. А что?
— Ничего… просто вспомнила…
— Есть у меня батя, в Троегорье живет старый хрен. Так вот, он со мной уже лет пятнадцать не разговаривает, как узнал о… Да неважно! Мамка у меня набожная плаксивая, каждый раз ноет, как только увидит меня… Ну и старший братик-тот еще фрукт. Может покажу тебе его. Младший братик кузницу держит, как я слышал, на Западном побережье. Как уехал из дому, только один раз его видел. Он тогда подмастерьем ходил, я предложил ему работу, отказался, сказал, что хочет деньги честным трудом зарабатывать. Ха! Дурак. А я что не честным трудом занимаюсь? Есть еще сестра и самый меньший, но о них я ничего не слышал. Ты что-то говорила?
— Я так… ничего.
— Ну и ладно — ответил гном и снова присосался к пиву.
Настало молчание, слышались лишь крики на палубе да бульканье в животе гнома. Когда он снова принялся за еду, девушка поправила свои волосы, встала:
— Я тогда пойду? — спросила она своим робким голосом.
— Нет, что ты! Останься, а то мне одному скучно.
— Я все же пойду: спать надо, завтра вставать рано.
— Да ты не уснешь: вон какая качка. Останься.
Девушка, еще немного поколебавшись, села на крающек стула, вперив взгляд в пол. Гном допил первую кружку, со стуком поставил ее на стол и резко сказал:
— А, проклятье! Ладно, иди спать, но смотри: завтра так просто не отделаешься!
Она не знала, смеяться ее или плакать, однако мешкать себе не позволила и мигом выскочила вон. Гном расстроенный допил свое пойло, которое сам считал самым лучшим напитком в мире, может быть, потому, что досталось оно ему бесплатно, и, уставившись в одну точку, долго сидел в одиночестве.
В это время море уже притихло, гребцам дали отдохнуть, и надсмотрщик спустился вниз за их харчами. Вот сейчас бы и поговорить им, излить все накипевшее, но среди рабов царило подавленное молчание. Его нарушил гном, прислонившийся к борту и бессильно свесивший голову:
— Если мне не дадут нормально пожрать, то я сдохну.
Несколько минут никто не реагировал, никто даже не шевельнулся. Наконец высокий тощий парень, что сидел в паре с гномом проговорил:
— А я и так сдохну, поскорей бы только.
С носа корабля хрипло сказал кто-то:
— А сволочь, наверно, развлекается со своей бабой внизу.
— Придушу гадину, раздавлю его жирную шею — прошипел уже немолодой человек с ненавистью в голосе. Уже не первый год некоторый из команды слышали, как он клялся сделать это.
— Утопить лучше.
— Ребята, а может возьмем и грохнем обоих, а сами до берега доплывем и все — свободны? — спросил молодой русый человек, лишь недавно попавший на галеру.
Все умолкли. Никто из двадцати гребцов не смог бы даже на ноги встать, не то что удушить или сбросить за борт громадного негра — надсмотрщика. Бессильность будила в них злобу:
— Замолчи, сопляк, — сразу несколько человек оборвали его.
— Дали бы поспать подольше, а там…
— Ага! Угу… Да… — пронеслись слова одобрения по кораблю.
— Может отпустит он нас, но не век же он будет нас мучить? Ведь от нас уже прока нет. Вон — одни кости да кожа- проговорил тоскливо гном.
— Эта сволочь? Отпустит? Да он скорее подавится, чем так сделает.
— Ну, хоть продаст. Может у других будет полегче.
— Да, такого тирана как наш надо еще и поискать…
— Тиран… ха-ха, — сделал попытку посмеяться седой мужчина, но получился лишь тихий хрип, — да сволочь он и подонок. Тварь, мразь, скотина…
Тут среди рабов поднялось подобие шума: каждый прибавлял какое-нибудь свое ругательство, некоторые из которых были глупы, некоторые остроумны, но все полны искренней ненависти.
— Молчать! Жрать несу — крикнул негр, поднимаясь из трюма с черным, закоптевшим котелком, из которого доносился запах подгорелой недоваренной гречки.
3
— Ну, здорово, братец, — сказал толстый богато одетый гном. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и барабанил по столу пальцами, на каждом
