Свиток 1. Волшебный меч - Егор Дмитриевич Чекрыгин
Одевались они тоже вполне живописно — короткие, чуть ниже колена просторные штаны из какой-то грубой шерстяной ткани и кожаные жилетки, в данный момент распахнутые на груди, а то и заброшенные на одно плечо на манер гусарского ментика. Но потом я узнал, что полностью запахнутые, эти жилетки превращались во что-то вроде кожаного панциря, который местные копья пробивали с большим трудом. А распахнутые и откинутые в сторону — не мешали теплообмену организма во время продолжительного бега. В довершение образа эти конаны-варвары были увешаны разными фенечками, бусиками, браслетами и прочими хохоряшками. Тоже весьма блестяще и живописно. В общем, сплошь красавчики-фотомодели, играющие в дикарей. Если бы еще в их глазах так откровенно не горела холодно-равнодушная готовность прикончить меня в любой момент, я бы вполне мог подумать, что попал на натурные съемки какого-то журнала для дам или мужиков определенной ориентации. Но от этих глаз на мгновение стало как-то совсем жутко… Словно собирался погладить собачку, а она оказалась волком. И даже появилась шальная мысль: развернуться и бежать назад, в степь. Но как только я подумал, что подохну там в одиночестве, так сразу набрался храбрости и улыбнулся своим новым приятелям, и затараторил что-то радостно-бодрое, сам понимая, насколько глупо и фальшиво выгляжу в данный момент.
Впрочем, наверное, именно это меня и спасло. Радоваться встрече с окружившими его врагами и громко болтать что-то на непонятном языке, идиотски улыбаясь, мог только дебил. А дебилы… их тут не то чтобы почитали на манер юродивых на Руси — просто руки марать о такого, как я, местные считали зазорным. А может, потому, что выглядел я слишком странно и безобидно, одежда там, отсутствие оружия, одни черные волосы чего стоили. Да еще, как я узнал позднее, — вождю племени, Нра’тху, накануне приснился вещий сон… что-то очень мутное про рождение теленка-альбиноса или еще какая-то хрень. Поскольку все местные шишки периодически садились на грибную диету, то вещие сны и глюки посреди бела дня были у них достаточно частым явлением. В общем Нра’тху посчитал меня как-то связанным с этим сном и после консультации с шаманом решил, что такого чудика, как я, надо бы, конечно, убить, однако, следуя возможным указаниям духов, также не помешает для начала принять в племя. Благо — убить дело не долгое. Так я тоже стал местным… Или, точнее сказать, рабом местных.
Вернее… Тут надо понимать, что в глазах местных я был неполноценным существом. И то, что меня взяли в племя, а не убили с ходу, в их глазах уже было аттракционом нереального гуманизма. Ибо я был сплошной обузой. Во-первых, мелким и хилым. Во-вторых, безнадежно глупым, ибо не умел говорить, не знал обычаев и самых простейших вещей. А в-третьих, и главных, был неспособным себя защитить и прокормить.
А раз кто-то неспособен позаботиться о себе сам, значит, позаботиться о нем должны были другие. Нет, не в смысле кормить, поить, оберегать от опасностей и переносить с места на место на мягкой перинке. А пинать, отвешивать подзатыльники и указывать, что делать, заставляя отрабатывать свой кусок мяса и кружку молока. Я был дебилом, умственно отсталым, старым ребенком, о котором надо заботиться, указывая, что делать, и уча жизни. Вот меня и начали учить.
…Конечно, мечтать, что враги оставят мне меч Нра’тху или Аск’ана, было наивно. Это оружие было большой ценностью, и его ни за что бы не оставили на поле боя. Но хотя бы обломок копья или захудалый кистень дали бы мне какое-то ощущение безопасности… и, наверное, куда большее, чем эти «мечи».
Мечами я их звал скорее по аналогии с отношением к подобным предметам Там, у нас. Местные мечи тоже считались сплошь священными и почитаемыми. Про каждую, передаваемую от одного лучшего воина рода к другому, железяку складывали легенды и побасенки. А по сути-то каждый такой меч был обычным ломом. Вот-вот, обычным бронзовым штырем, от метра до полутора длиной и толщиной примерно так с ручку швабры. Более сложного изделия местная металлургия, видать, произвести была не способна, да и эти изделия производили не здесь, а завозили откуда-то издалека. Но надо было быть местным отморозком-атлетом, для того что хотя бы таскать этот лом в руках весь день, не говоря уж о махании им с целью сокрушения вражеских черепов. Нормальному человеку (в смысле — мне) это было явно не под силу.
Еще у них были копья, изготовленные из росших вдоль рек длинных тонких деревьев, с необычно твердой и тяжелой древесиной. Она даже в воде тонула, сам проверял. Древесина была достаточно твердой, чтобы не использовать какие-то дополнительные наконечники. Надо просто было долго и осторожно обжигать ее на костре, придавая одному концу острую форму. В длину эти копья были метра по три, но местные управлялись ими, словно китайцы палочками для еды, в основном, чтобы подгонять и управлять овцебыками. Но ради лихости могли мгновенно воткнуть в зазевавшегося в траве кролика или сурка. Могли одним удачным ударом приколоть к земле тигра или, выскочив из травы во время загонной охоты, вогнать его в грудь лошади или оленя. Да мало ли еще для чего они их использовали — для местных копье было неизменным атрибутом воина. Проще было застать его без штанов, чем без копья. Ну а в довершение комплекта ребята пользовались каменными топориками и кистенями. Для этого, как правило, искали на берегах рек и озер камни с проточенными
