Утро под Катовице - Николай Александрович Ермаков
Получается, в своем времени я тоже исчез загадочным образом. Жалко маму, для нее это будет страшным ударом. И жалко меня, так как я, по всей видимости попал в страшную мясорубку первых дней второй мировой войны с перспективой погибнуть за Польшу, в лучшем случае — попасть в лагерь военнопленных лет на шесть с высокими шансами не дожить до освобождения.
Глава 2
Все это я вспоминал, пока шел в строю, а шли мы около часа. По моим прикидкам, сейчас мы должны быть где-то в десяти километрах от границы, поблизости от укрепрайона севернее Катовице. Об этом говорил и приблизившийся звук канонады. Следуя за головой колонны, мы свернули в близлежащий рощу и по команде свалились на землю. Впрочем, сидел я недолго, а, вспомнив, что у меня пустая фляга, спросил капрала, можно ли здесь набрать воды? Унтер глубокомысленно задумался, а один из солдат сказал, что знает где здесь родник и вызвался показать, благо, у него тоже закончилась вода, за нами потянулись ещё с десяток бойцов. Наполнив флягу и вернувшись к месту привала, я перекусил салом с сухарями и с удовольствием растянулся на траве, надеясь отдохнуть, однако вскоре раздалась команда «Строиться!» и мы отправились дальше.
За полчаса мы добрались до линии траншей, расположенных в сотне метров от опушки. Перед нами раскинулось ровное пшеничное поле, противоположный край которого на расстоянии примерно полутора километров от наших позиций терялся в дыму, поднимающемся над горящими спелыми злаками. Оттуда доносился грохот взрывов и частый треск пулеметной и винтовочной стрельбы. После того как Вилковский указал мне мою позицию, я осмотрелся и занялся обустройством, между делом поглядывая по сторонам. Минут за пятнадцать в стене окопа вырыл ступеньку для упора правой ногой, сделал выемки для гранат, замаскировался. Со стороны фронта ситуация практически не менялась, в тылу, в сотне метров от наших траншей спешно разворачивалась батарея противотанковых пушек. Когда я закончил, опять подошёл Вилковский и спросил, умею ли я обращаться с пулеметом? Я соврал, что не обучен — пулеметчик это первейшая цель для противника, по нему будут стрелять все кому не лень — простые пехотинцы, снайпера, танки, а помирать за Польшу мне категорически не хотелось. Однако я со всей прямотой откровенно признался сам себе, что для простого польского пехотинца, коим я в настоящий момент являлся, вероятность выживания в приграничном сражении под Катовице весьма невелика. Здесь первого сентября 1939 года немцы нанесли основной удар, полностью разгромив противостоящие им польские части. И я, получается, нахожусь где-то на правом фланге наступающей на Ченстохов десятой армии вермахта. Шансы уцелеть, честно выполняя воинский долг, нулевые, в лучшем случае можно раненым попасть в плен. Но я же ведь не поляк и не гражданин Польши, присягу ляхам не давал и перспектива погибнуть за их страну меня совсем не привлекает, поэтому надо уходить. Свалить отсюда по тихому до боя не получится — расстреляют как дезертира, а во время боя придется полагаться только на везение. Главное — точно поймать момент, когда оборона будет уже дезорганизована, но возможность дезертировать ещё будет.
Примерно через час после занятия нами позиций, со стороны фронта из дымного марева стали появляться фигуры солдат, бегущих к нашим окопам. Раздалась звонкая команда: «Не стрелять!». Вскоре стало ясна и причина приказа не открывать огонь — к нам бежали польские бойцы, часть из них были без оружия — эти бежали впереди быстрее всех. Но большинство приближающихся поляков были вооружены винтовками, они, останавливаясь, стреляли назад, в дым, наугад. Также в последних рядах было немало раненых, которым помогали идти сослуживцы. Из наших окопов навстречу им поднялись офицеры и унтера, которые стали останавливать приказами, а зачастую и кулаками безоружных беглецов. Прямо перед моим окопом Митькевич одного за другим кулаками отправил