Печать мастера - Тайга Ри
Коста заметался по комнате, натыкаясь на пустые бутылки, которые со звоном весело катились из угла в угол, и вылетел вниз.
Щепки нашлись в углу. Последние, завернутые в промасленный пергамент, припасенные на вечер – праздновать, когда будут дрова и еда.
Ветки, обломки стула, обогреть первый ярус лавки хватит. Есть… нечего, но можно согреть кипятка, натопить ещё снега и согреться.
Коста шмыгнул носом и деловито начал выстраивать в печи пирамидку из щепок, чтобы поджечь сыроватыми надо много сноровки.
Завтра все будут праздновать, завтра особый день – на верфь придут жрецы и весь день от зари до зари будут благословлять команду, петь и воскуривать травяные палочки, прося удачи для новых кораблей.
Завтра будут праздновать все, кроме них.
Коста шмыгнул замерзшим носом ещё раз. Предложение Нейро обретало новый смысл – «придешь домой и будет нечего жрать, вспомнишь меня».
Огонь занялся не сразу, с третьей попытки, зафырчал, зашипел, облизывая сыроватую щепь, и Коста протянул вперед руки – к оранжевым языкам пламени, отогревая пальцы. Сверху громыхнуло – раз-два, бутылки полетели в стену – этот звук он уже выучил за пару зим, сейчас старик найдет новую бутыль и успокоится до утра… потом проспится, будет каяться, будет снова божиться, и они будут думать, как прожить ещё декаду и не сдохнуть с голоду, и искать паршивые заказы, от которых уже отказался наставник Нейро.
– Собирайся!
Коста моргнул и от удивления чуть не подпалил край полушубка. Старик слетел вниз, сдернул с крючка алхимический котел, жадно сделал пару больших глотков и плеснул остатки себе в лицо.
Потом прошагал к окну и просто нырнул в чан с последней талой водой с головой, вынырнул отфыркиваясь, и потряс мокрой бородой.
– Собирайся, щенок! Что неясного?
Старик Хо стоял посреди пустой лавки покачиваясь, в первый раз за эту зиму выпрямившись в полный рост – Коста и забыл, какой старик высокий на самом деле – седые всклокоченные волосы всего на локоть не доставали до верхней балки.
– К-к-к-уда, мастер? – Коста опять начал заикаться. – Ночь на дворе.
– В «неизвестные земли», – рявкнул старик и Коста моргнул – «Их взяли на корабль?» – куда же еще?! Ещё один глупый вопрос и оставлю тебя здесь… собирайся быстро, четыре сокровища, свитки, теплую одежду, тубусы с картами, походные сумки вытащи, еду…
– …у нас нет еды, мастер, только щепоть соли осталась…
– Собирайся! – Рявкнул старик так громко, что Коста подскочил и кинулся в сторону чулана за ширмой.
Притащил сумку, бросил посреди лавки, и буркнул:
– Зачем собирать-то?
– За этим, – Старик рылся в широкой стойке, просто выбрасывая из ящиков на пол всё подряд.
– Что происходит мастер?
– Ничего. Мы переезжаем.
– Что значит переезжаем? Куда? И…зачем вы взяли масло для чистки кистей? – взвыл Коста, – это последнее, у нас больше нет! Не дам!!! – он рванул пузатый бутыль, в котором плескалось меньше трети на себя, но Наставник отмахнулся от него одним движением и Коста шлепнулся на пол.
Старик кружился по лавке, поливая масло… на пол, разбрызгивая по столешницам, прошелся по лестнице, поливая перила, ступени, шторы, когда он плеснул на ширму, Коста очнулся.
– Наставник Хо! – Коста поднырнул под руку старика и резко дернул скользкую бутыль на себя.
– Мы переезжаем, щенок, – большая ладонь обхватила его затылок и притянула к себе, глаза в глаза, на Косту пахнуло привычным запахом перегара, самогона, давно не стиранных ханьфу и туши. – В форте скоро будет жарко, Хэсау подрезали молодого Вонга, да так, что голова отдельно, руки отдельно.
– Что… как отдельно – Коста оторопело моргнул.
– Старина помнит – вернул старый должок, предупредил меня, дальше сами…
Хэсау были совершенно отмороженными, особенно молодняк – их не мог сдержать никто, и когда выходили из себя, все старались держаться подальше. Он помнил что они устроили по осени, когда их заказ отдали Вонгам… сожгли пол улицы, а тут…
– А мы тут причем? – наконец выделил главное Коста.
– Причем, причем, – старик закружился по комнате, дернул кудлатую бороду и забормотал, подняв голову к потолку, – Вчера Великий попутал, вот причем… из-за рисуночка всё…
– Какого рисуночка? – у Косты осип голос. Только не то, о чем он думает, только не опять, только не «искра».
– Такого, – рявкнул мастер так, что задрожал тренькая колокольчик на входе. – Целых два золотых – один рисунок, кто же знал, что зарежут из-за него… бежать надо…
– Не поеду!!!! – взвыл Коста. – С места не двинусь! Это наше единственное место, где мы будем жить? Где спать? Что есть!
– Собирайся, щенок!
– Не поеду! У всех наставники как наставники! Еда, кисти, тушь! Чууууууууни! – топнул ногой Коста, и на полу остался влажный след. – Никто не пьет, все работают!
– Как у твоего дружка Нейро, – со зловещим присвистом закончил мастер.
– Да даже и как у Нейро, – хорохорился Коста. – даже и у него! Он под куполом рисовал! Декаду, на весу, на стропилах! Штрихи в мой рост высотой на морозе! У него тушь не замерзала и краски специальные! И купол! И еда в обед! Горячая!!! А я… а я… – Коста с трудом сглотнул обиду в горле – встала таким комом, что не вздохнуть. – Его все хвалили, надо мной смеялись! Я есть хочу!!! – провыл Коста и упал на пол.
– Вставай, – мастер дернул его за шиворот полушубка, поднимая на ноги, – вставай я сказал, щенок…
Коста отбивался, молотил руками в воздухе, но мастер упрямо волок его к выходу, открыл пинком дверь и вышвырнул на крыльцо. Коста проехался по ледяному насту, плюхнулся прямо в сугроб и захлебнулся снегом.
– Хочешь жить сыто и в тепле? Сам отведу к Нейро.
Черная фигура старика возвышалась над ним в дверном проеме, как тварь Грани. В городе громыхнуло – отдаленные раскаты гремели в стороне верфи, вспышки озаряли небо над крышами белым заревом.
– Решай сейчас, – голос Наставника Хо звучал холодно. – Как ты хочешь жить дальше. Как собака, которая виляет хвостом по приказу за еду, или как свободный человек. Жить на привязи или быть свободным.
Мастер захлопнул дверь с оглушительным грохотом, оставляя его на улице. В животе громко и тоскливо заурчало. Коста с трудом выбрался из сугроба, отряхнулся и вытер снег с лица. Подумал, и напихал полный рот – целую горсть, быстро работая челюстями.
В городе опять громыхнуло, белое зарево поднялось выше крыш и Коста поежился, вспомнив такую же ночь девять зим назад. Только зарево над деревушкой было алым, как тушь для печатей.
Все, что он помнил с той ночи – алый цветок
