Император без трона - Виктор Астахов
— Не шумите, балбесы! Не нужно нам лишнее внимание, — послышался ворчливый голос колдуна. — Ка́рен, что делаем с бумагами?
— Забираем всё с собой, — продолжил вещать бас «инквизитора». — Лошадь под узды. Шкатулка с печатью. Её не открывать.
— Да ладно тебе, шеф! Неужели не интересно из-за чего весь сыр-бор?
— Хочешь присоседиться к ним, Марк? — фыркнул чародей, указав на тела поверженных противников. — Вот и я не очень. Так, что слушай Карена и не вздумай лезть! Подставишь всех.
— Ах, зануда Муфос!
Постепенно, звуки окончательно растворились в глубинах восприятия. Более не было ни боли, ни отчаяния. Лишь непреодолимое чувство прохлады и слабости в руках. Сердце постепенно теряло интенсивность ударов. Стрекочущие в траве цикады и прохладный аромат ночи.
Тишина. Покой. Пустота.
3
— Вот же тебя угораздило! — вновь послышался усталый возмущённый возглас.
На улице стояло ранее утро. Солнце неспешно явило образ из-за границ восточного горизонта, зависнув над бурными водами реки. Пара мужчин двигалась вдоль просёлочной тропы, наблюдая за тем, как могучий Кирк несёт течение на многие мили вперёд, пересекая границы людского государства. Исходя из внешности людей, их относительно ухоженному внешнему виду, наличию гамбезонов, стальных нагрудников, шлемов, копий и характерной символики, то были стражи одной из множества крепостей, разбросанных по лику Империи.
Пожилой краснощёкий солдат, отличавшийся от молодого напарника не только более упитанным сложением, но и солдатской выправкой, и чёрными густыми усами, красующимися под носом-картошкой, закинул древко на плечо и вновь устало выдохнул. Именно из его уст прозвучал недовольный возглас в адрес молодого соратника. Пожилые ноги порядком отвыкли от затяжных патрулей и дежурств за стенами охраняемого форта, но привычка сохранять дисциплину и следовать приказам не позволяла стражу сбавить шаг.
Его молодой протеже, чуть более двадцати лет от роду, отличавшийся сухощавым лицом, небрежной рыжей щетиной и любопытным взглядом ярких зелёных глаз, напротив, испытывал детское чувство радости, несмотря на долгую, проведённую без сна ночью. Он не отличался дисциплиной и как подобает молодому энергичному юнцу, не успевшему сполна почувствовать вкус солдатской муштры, постоянно выбивался из рамок дисциплины. Даже в сей момент открытый шлем, что должен был венчать рыжеволосое чело, оказался зажат в подмышку, как и полотно подшлемника.
— Все камни в меня теперь летят? — хмыкнул молодой. — А про Шу́ру и его советы ты, значит, забыл? Скользкий хорёк! Это то выкрутился.
— А ты не за Шурку думай, а за себя, — пробурчал пожилой. — Никто ведь не заставлял тебя эти яблоки таскать. Да и на кой они вам вообще сдались, эти яблоки?! Да ещё и с фермы Хьюза! Ух, молодёжь! А теперь ходи с вами в дежурство, да ноги мозоль. Чтоб тебе гузно пробило!
— Не нуди ты, Пе́тро. Ноги целы. В деревне всё тихо. Тем более капитан нас в форт отправил. Сдашь рапорт, а там, глядишь, до полудня поспать дадут.
— Сдашь, — фыркнул усатый. — А ты мне на кой? Пора бы уже научиться солдатскому говору. Да и не люблю я такой бардак. Хорошо, когда в одно время ложишься, в одно время просыпаешься. Порядок, ведь, на то и порядок. А вы, как с Шуркой в следующий раз какую хрень затеете, меня не втягивайте. Мне ещё вон, четыре рта кормить.
— Не переживай ты так! Сам знаешь, командор у нас мужик хоть куда. Не выкинет он за пару яблок ворованных.
— Командор, то мужик хоть куда, но и его терпению может конец прийти. Особенно сейчас, с этими миссионерами, мать их за ногу! — Петро сместил подогретый на солнце шлем и расчесал залысину, на которой красовалась единственная прядь редких тёмных волос. Выдохнул.
— Да что, ты маешься? Сними уже это каску и тащи в руке. Ну, или на древко повесь. Будешь как бабка с ведром. Хе-хе.
— Всё бы тебе веселиться, Сопля. Ох! Неуж и я таким бестолковым был в твои годы? Упаси Эльрат! А вот выскочит из кустов тролль, али ещё тварина какая? Что делать будешь? Шлем на свою тыкву тянуть? Эх, Лайм, здоровый лоб, а ума как у хлебушка!
— Ох! Нашёлся здесь! — рыжебородый усмехнулся в демонстративной манере. — Ветеран войны! Забыл, как сам от тролля улепётывал! Вроде старый, сморщенный помидор и сапоги тяжёлые, а как струхнул, побежал так, что пятки засверкали. Хе-хе!
— Не побежал. Предпринял манёвр тактического отступления.
— Ух! Старый пройдоха! — Лайм тряхнул головой и навострил взгляд в направлении вод Кирка, бушующих по его правое плечо. — И как ты только войну с таким настроем прошёл?
— На войне другое нужно, — фыркнул усач. На мгновение, его лицо сковала хмурь, а разум окунулся в воспоминания. — Не дурость, а голова на плечах и рука твёрдая. Думаешь, просто так нас командор муштрует? Это всё… Сопля, ты вообще меня слушаешь?
Лайм молчал. Зелёные глаза, как и всё восприятие юнца, оказались прикованы к едва различимому лоскуту ткани, плещущемуся близ берега реки.
— Ну, чего встал? — покачал головой усач. — Идём, проверим, что там такое.
Подобравшись ближе к каменистой отмели, солдаты спустились к воде. Кожаные сапоги утонули по самое голенище, а копья заняли место в крепких руках. В спешном движении Лайм натянул на голову подшлемник и шлем. Увиденное, изначально походило на некий сине-белый гобелен или флаг, принесённый речным течением, однако по ходу приближения к находке в её силуэте стали проглядываться телесные черты…
— Утопленник, — констатировал Лайм, толкнув находку древком. — Да никак… эльф! Это же… женщина, кажется? Смотри ка, да у неё меч. Девчонка-мечник?
— Это ж эльфы. У них всё не как у людей. Говорят, бабы воюют, а мужики дома с детьми сидят, кашу из капусты варят, — Петро вскинул копьё и поравнялся с Лаймом, сосредоточив на находке оценивающий взгляд. — Эх, жаль девочку. Кирк никого не щадит. Да примет Эльрат её душу.
— Так она… вроде дышит?
— Не. Это её водой качает. Кожу видишь? Фиолетовая вся. Ночью, поди потонула. Зуб даю.
— Зуб не зуб, но нужно её подобрать. Не на берегу же бросать.
— И то верно. Только осторожно. Меч, кажись, не дешёвый, да и покойнику он ни к чему, а девочку прикопать надо. Капитану потом доложим.
— Петро! Она не
