Маркус Сэйки - Огненные письмена
Купер вспомнил мелькание белого носка и задумался.
– Ну хорошо, – сказал Итан. – Но это только теория. Без каких-либо точных данных я не могу быть уверен.
– Ну, рискните.
– Ученые три десятилетия искали генетическую основу сверходаренных. Найти ее они не смогли, потому что ее там – в генетическом коде – не было. Наш прорыв состоял в том, что мы обнаружили эпигенетическую основу. Вот почему ответ так долго не давался – эпигенетика занимается экспрессией не самих генов, а ДНК. ДНК представляет собой сумму исходных составляющих, но из одних и тех же ингредиентов можно приготовить совершенно разные блюда, а в человеческой ДНК двадцать одна тысяча генов. Целая куча составляющих. Трудность состоит в том, чтобы обнаружить конкретную причину. Эйб называл это теорией трех картофелин.
– Да, вы мне рассказывали, – кивнул Купер. – Если причина появления одаренностей состояла в съедании трех картофелин подряд, то обнаружить такую причину нелегко, потому что мир велик. Но когда ты знаешь причину, то съесть три картофелины проще простого.
– Но тут есть одно «но». Природа хаотична. Эволюция представляет собой цепь случайных ошибок – мутаций, – которые позволяют победить в естественном отборе и начинают передаваться по наследству. Но вместе с ними передается и немало всякого мусора, который был когда-то ступенькой, а теперь превратился в балласт. Хотя вы и находите три картофелины, они имеют довольно уродливый вид. У них множество бугорков, неправильная форма. Мы же сделали нечто иное. Мы создали нашу сыворотку методом обратной инженерии, разработали генную теорию со строго определенными целями.
– Вы создали идеальную картофелину, – понял Купер. – Платоновский идеал картофелины.
– Это всего лишь мое предположение, – пожал плечами Итан.
– Но если вы правы, то Эйб не просто одаренный. Он являет собой образец максимальной сверходаренности. Может двигаться, как Шеннон, думать, как Эрик Эпштейн, планировать, как Джон Смит.
– Я… возможно.
Купер сделал глубокий вдох. Выдохнул.
– Что ж, тогда нам нужно поскорее его найти.
Нужный им дом располагался в Адской кухне[7] и представлял собой пятиэтажку без лифта. Улица была застроена домами из красного кирпича и засажена поникшими деревьями.
Когда они подошли к подъезду, Итан сказал:
– Я не знаю, кем этот парень приходится Эйбу. Не пустышку ли тянем?
– Если, кроме пустышки, у вас ничего нет, то тяните пустышку. Пока не придумаете чего-нибудь другого.
– Эйб очень замкнутый, – покачал головой Итан. – Я бы сказал, параноидально замкнутый. Винсент Лус – единственный человек из его личной жизни, о котором он упоминал.
Дверь подъезда оказалась заперта. Купер нашел нужную фамилию в списке жильцов и нажал кнопку вызова. Ответа не последовало.
«Что ж, всегда можно разбить стекло локтем, потом выломать внутреннюю дверь. Правда, шумновато. Или же можно…»
Итан Парк подошел к щитку и одновременно нажал пять кнопок. Через секунду раздался голос:
– Слушаю?
Нажав кнопку обратной связи, Итан сказал:
– Ю-пи-эс[8]. Вам посылка.
– Вы шутите? Неужели так быстро…
Раздался звук зуммера и щелчок отпираемого затвора.
– Какой смысл в замке, если его может открыть любой безликий голос? – удивился Купер.
– Манхэттенский фактор, – ответил Итан. – Вы устанавливаете на дверь квартиры три защелки и цепочку, а потом вас начинает грызть одиночество. Я ведь когда-то жил здесь, помните? Посылка – не совсем чтобы приход друга, но лучше, чем ничего.
Они миновали щит с почтовыми ящиками, вышли к лестнице. На полпути им встретился человек, спешащий вниз, – явно встречать курьера Ю-пи-эс.
На пятом этаже горела тусклая лампочка, на полу лежал обшарпанный коврик. Одна из дверей висела полуоткрытой на разбитом дверном косяке.
– Черт!
Купер жестом показал Итану, чтобы тот встал за его спиной. Распахнув дверь, он увидел типичную манхэттенскую комнату: здесь, если у тебя длинные руки, ты вполне можешь приготовить обед, не вставая с дивана. На стенах приятных оттенков когда-то в аккуратных рамочках висели музыкальные постеры. Когда-то.
Теперь пол был усыпан битым стеклом и щепками. Сквозь порезы в диване торчала набивка. Содержимое полок было скинуто на пол, ящики вывернуты, занавески сорваны. Пианино повалено. Абажур лампы проткнут скрипичным смычком. Под ногами Купера хрустели всевозможные обломки.
– Боже мой, – проговорил Итан. – Вы думаете, это сделал Эйб?
Купер медленно развернулся, оценивая ситуацию. Разбитые тарелки, порванные занавески, расколотое зеркало. Он подошел к дивану и присел на корточки. Ткань воняла мочой. На подушке – кровавое пятно, довольно большое, но сконцентрированное в одном месте, словно человек, истекая кровью, лежал неподвижно.
«Или же его могли держать. Заставляли смотреть».
– Вот ведь идиот, – раздался голос. – Тебе же было сказано не приходить…
В дверях стоял широкогрудый парниша в джемпере с логотипом «Янкиз»[9]. За ним – еще двое: один такой же вкрадчиво-благообразный, другой пониже, но коренастее.
– А вы кто? – спросил «Янкиз».
Купер поднялся, демонстративно обвел взглядом разгромленную комнату и вперился в его лицо. Увидел бегающие глаза, легкий румянец, возрастающую частоту пульса и сразу все понял. Заставил себя улыбнуться.
– Все в порядке. – Он показал свой значок. – Мы ищем Винсента Луса. Вы его знаете?
– Винсента? – нахмурился вошедший. – Думал, знаю. Играл тут все время на пианино. Странная такая музыка, может, даже красивая. Но тут выясняется, что он анормальный. А он никогда и словом об этом не обмолвился. Жил тут и никому ничего не говорил.
– Откуда вы знаете?
– Стены тонкие. Они тут с каким-то стариканом орали друг на друга. Ну, старик ему и сказал, ты, мол, выверт, а Винсент пытался его утихомирить. Типа ему важно, чтобы никто не узнал.
Купер кивнул, вытащил из кармана планшетник, развернул его движением кисти, вызвал на экран фотографию Эйбрахама Каузена.
– Он?
– Да, он.
– Ясно. Слушайте меня. Я здесь не из-за взломанной двери или разбитой посуды. Мы здесь все обычные люди, так?
«Янкиз» кивнул.
– Дальше. Вы – сосед, и стены здесь тонкие. Думаю, вы, вероятно, услышали, что тут происходит.
Человек, взглянув на него, чуть улыбнулся:
– Понял вас. Конечно.
– Расскажите мне о драке, которая тут случилась.
– Я бы не назвал это дракой, – усмехнулся «Янкиз».
– Они, значит, вышибли дверь Винсента, – сказал Купер. – Сломали ему нос. Держали его, пока все тут не переколошматили. Что потом?
– Мы… один из них предупредил его, чтобы он исчез и никогда сюда не возвращался.
– Вы думаете, он ушел?
– Когда закончили, – «Янкиз» почесал в паху, изобразил, будто вытащил шланг, – он все понял.
Внезапно воспоминания нахлынули на Купера. Туалетная комната, белый фарфор, забрызганный алым. Глаза у него подбиты, нос на сторону, два пальца сломаны, селезенка порвана. Ему двенадцать, Калифорния, одна из военных командировок отца. Над ним стоит громила со всей своей шайкой.
Худшая ситуация, в какой только можно оказаться: жертва, распростерт на полу, побит, смотрит снизу вверх на тех, кто смотрит на него сверху вниз и смеется.
Он неторопливо кивнул:
– Вы мне очень помогли.
– Не стоит благодарности. Надеюсь, вы найдете вашего фрика.
Купер дождался, когда они двинутся к двери, и сказал:
– Да, кстати, я соврал.
– Чё?
– Мы не совсем обычные. – Он распрямил плечи, встряхнул руками. – Вы втроем унизили и избили одного одаренного. Посмотрим, получится ли это у вас еще раз.
Купер дал им время осознать услышанное и, улыбаясь, обернулся к Итану:
– Док, окажите услугу, а? Закройте дверь.
– …и мы вернулись, мне не нужно надеяться на то, что вы остались с нами, я и так знаю – остались, потому что здесь вы находите истину. Не либеральные сопли, какие можно услышать во всяких дурацких сетях, а достоверную инфу. Истину в квадрате, неприкрытую и неприкрашенную, мы на всю территорию от побережья до побережья транслируем только достоверную информацию. Готовьтесь сделать большой глоток, потому что сегодня утром зажигает Эль Свифто.
Две недели прошло со времени трагических событий 1 декабря, когда враг проник в самое сердце нашей страны и использовал против нас наше же оружие.
И Америка ответила… да ни хера она не ответила, и это еще мягко говоря, друзья мои, но то выражение, что у меня на языке, не одобряется на радио.
Эта страна была основана людьми действия. Людьми, имевшими представление о будущем и силу, людьми, которые не боялись никаких трудностей. Вот Америка, которую я люблю. И в той Америке мы бы уже обрушили ад на Вайоминг. Мы бы уже шарахнули по Новой Земле Обетованной из всех стволов, а голову Эрика Эпштейна насадили на копье. Мы бы вернули весь этот сброд, всех трусов и извращенцев в Каменный век.
