Сергей Афанасьев - Миниатюры

Сели совершенно спокойно. Так же спокойно, на колесах, вырулили куда-то. Вышли из самолета.

Оказалось, что пока я отсутствовал, полосу закрыли на ремонт, и все самолеты городского аэропорта садятся на запасную — грунтовую, благо их вес позволяет.

Но ощущения от стремительно приближающейся обыкновенной земли, больше похожей на колхозное поле, остались на всю жизнь.

На лето отправили четырехлетнего сынишку к бабушке в Бийск. В сентябре забрали обратно.

И вот идем мы втроем по новосибирской улице Объединения. Тепло, солнце. Я в футболке, жена — в короткой юбке. Нам с ней по 26 лет. Ведем сынишку за руки. День выходной, народу на улице много, особенно в районе местной площади — кинотеатр «Современник» и почта. Возраст у сына — ему все интересно. То и дело вертит головой по сторонам.

И вдруг сын дергает меня за руку и громко так, чуть ли не на всю улицу, спрашивает:

— Деда, а что это такое?

Близнаходящийся народ с легким удивлением посмотрел на нас. Особенно на меня.

Но тут сын их добил, все так же громко обратившись к своей двадцатишестилетней маме.

— Баба, а это что такое?

Депрессия. Он шел по родному Новосибирску и город казался ему серым и грязным. Впрочем, так оно, наверное, и было на самом деле.

Переходил улицу. Навстречу — мама с маленькой девочкой. Девочка с бантиками, с цветами и портфелем. Явно — в школу. Радостная такая. Подумалось, что бессмысленно все это — и учеба в школе, и радость девочки, да и сам переход этой улицы.

22 марта 2007.

Декабрь 2006. Вечер. Иду домой по темной улице.

Впереди — компания из четырех человек — трое парней и девушка. Парни — этакие бугаи, не ниже 190 см, все — в спортивных костюмах, черных вязанных шапочках. В фильмах — именно такие собирают дань на рынках. Их спутница — маленькая худенькая, в короткой норковой шубке.

Они идут медленно и я их обгоняю. И невольно слышу их разговор. Совершенно не удивляюсь тому что девушка говорит исключительно нецензурными словами. Причем, это не речь начальницы и подчиненных, как можно было подумать в первый момент. Это речь друзей. Она о чем-то им рассказывает, постороннем. Именно таким вот образом. Ну, думаю, наверное парни по уровню своему такие — понимают исключительно нецензурную речь. Но каково же было мое удивление, когда я услышал ответную речь парней — фактически ни одного нецензурного слова. Вполне человеческий разговор.

Новосибирск, январь 2007, улица Дуси Ковальчук, 19 часов, вечер.

Гуляю с дочкой (1 год 4 месяца) по автогородку. Это такая огороженная детская площадка с асфальтовыми дорожками, светофорами, знаками, разметкой. Летом здесь детишки катаются на велосипедных и электро- машинках, по мере возможности стараясь соблюдать правила движения. Ну а зимой — это просто очищенное большое пространство, где можно погулять с ребенком.

Итак, вожу дочку на санках — ходить ножками она отказалась. Прохожу мимо компании молодых людей школьного возраста — лет 13–14. Мальчики и девочки, все аккуратно одеты, девочки — без шапок. (зима выдалась теплой, поэтому женская половина города предпочитает ходить без головных уборов).

Длинная девочка в короткой белой шубке берет снежок и, проходя мимо мальчика, радостно кидает снег ему за шиворот. Смеясь, убегает.

— Ах ты сучка! — весело восклицает он, гонясь за девочкой.

Сидящие на лавочках тоже весело смеются.

Мальчик догоняет девочку, слегка забрасывает ее снегом.

— Пид. с! — радостно смеется она.

Веселье у сидящих на лавочках возрастает.

— Да х. ли вы там еб-сь?! — замечает маленькая пигалица. — Оттащи ее за сугроб и трахни там в ж. у!

Все смеются. И те, кто это говорит, и те, к кому это обращается.

Им весело и радостно от общения друг с другом.

30. О Европе и женщинах.

Я работал в Новосибирском филиале одной немецкой фирмы.

Как-то раз, в начале осени, когда дни еще по летнему жаркие, к нам в командировку приехали ее представители.

Они приехали на метро и шли пешком. Их в общем-то совсем короткий путь проходил мимо таких учреждений как Новосибирский ЭлектроТехнический институт (на 20000 студентов), кулинарный техникум и Торговый институт.

К нам немцы пришли совершенно обалдевшие от такого обилия красивых девушек.

Мы. Конечно. Посмеялись над этим. Мол, совсем оскуднела Европа.

Но по-настоящему их ощущения я понял только тогда когда сам приехал в командировку в Германию. Пожив три месяца в Дюссельдорфе, поездив в турпоездках в Париж, Амстердам, Люксембург и т. д. я с огромным удивлением заметил, что мне вообще не попадаются симпатичные женщины. Попались одни. На Монмарте, да и то оказались русскими туристками.

А у нас, в Новосибирске, за те 300 метров ходьбы, глазам немцев предстало наверное несколько сотен.

В конторе есть сотрудница — Голова Наталья.

Слышу разговор по телефону одного из сотрудников.

— А вы запишите это на голову наталье борисовне.

(Специально убрал прописные буквы).

Я сразу и не сообразил. Сначала подумал что это такая шутка. Мол, напротив того, кому говорят по телефону, сидит женщина, и ей следует записать на голову, чтобы не забыть — надпись всегда будет перед глазами.

Этапы человеческой жизни состоят из двух частей: а) Когда он точно знает, что все у него еще впереди. И когда он точно знает, что конкретно ожидает его впереди. б) Когда день рождения — радостный день, и когда он — грустный. в) Когда твои дети поздравляют тебя с днем рождения и когда — уже нет.

27. О поколениях. Проблемы отцов и детей (точнее, матерей и дочерей).

Дочке уже 11 месяцев. Начала ходить. Но еще неуверенно. Правда из зала через длинный коридор в поисках матери она доходит до кухни. Под моим присмотром, естественно, чтобы она не шмякнулась и не ударилась затылком об угол какой-нибудь тумбочки. Особенно, на поворотах.

Итак, август, воскресенье. Накануне, в субботу, я забрал их от тещи с тестем — они жила там две недели, благо, свой дом, баня, фактически, деревня в черте города. Родители жены уже пожилые, сильно устали от внучки. Да и жена со своей матерью часто стали ссориться по разным пустякам.

Итак, дома, вечер. Жена уложила дочку на арсенальный столик, чтобы перед сном надеть ей памперо.

Дочка лежать спокойно не хочет, выгибается, пытается перевернуться на животик. Силой держать ее бесполезно — начинает обижаться и кричать.

Я подошел на помощь, пытаясь отвлечь ребенка игрушками.

— Вот вредна! — не на шутку начинает злиться жена, которой никак не удается надеть памперо. — Вырастит, пошлет нас с тобой за ненадобностью.

— Конечно, — зачем-то говорю я, вспомнив совсем свежие ссоры жены и тещи. — Вырастит и начнет тебе выговаривать, что ж ты, мол, мать, посуду так плохо моешь, совсем ведь грязная остается. Да и в квартире грязь — смотреть уже невмоготу, — не останавливаюсь я, наверное, от того, что ярко вдруг представилось наше с женой будущее и самому стало грустно. — А тебе и возразить будет нечего. Уйдешь в свою комнату, закроешься там в одиночестве, достанешь ее детские фотографии, будешь смотреть и горько плакать.

И тут жена вдруг как разрыдается…

P.S.

Я испугался, кое-как успокоил их обоих (дочка тоже заплакала). Сам же прекрасно понимал — когда мы были детьми, мы не видели, чего мы стоили своим родителям, каких мучений, как они переживали за нас, на какие жертвы шли, воспринимая все это как само собой разумеющеюся. И сейчас, став родителями, глупо, да и нельзя, ждать или требовать какой-то благодарности от детей. На мой взгляд, раз уж тебе дали жизнь, пожертвовав лучшими годами, то и ты, будь добр, дай жизнь другому.

13 ваг 2006

Первая жена. Ее отец. Мой тесть. Окончил Томский универ. Воевал в звании лейтенанта. Артиллерист. После войны преподавал физику в технику в городе Бийске. По старой военной привычке в обед всегда выпивал сто грамм водки. Спокойный. Интеллигентный, честный. 76 лет. К этому возрасту он даже к зубному никогда не ходил. Прекрасное здоровье. И вдруг в один миг — желудок. Раз к врачу, два. И диагноз — рак желудка в последней стадии. И, раз появившись, боли уже не проходили. Он мужественно держался. Своим близким (жене и дочери, моей первой жене) старался не показывать что ему плохо. Их близкая родственница, медсестра по образованию, часто навещала их. Но от обезболивающих уколов отказывался.