Михась Южик - Ледник
По расчетам ученых такая участь не грозила в ближайшие два столетия великолепной Венеции. Впрочем, когда ледник подошел вплотную к Парижу, в Венеции стояли зимы с температурами 20–30 градусов ниже ноля. А в самое теплое лето температура редко когда повышалась до 12 градусов. Иногда метровые толщи льда на каналах Венеции держались до середины июня. Это уже был не водный, а ледовый город, куда с некоторых пор состоятельные люди из Африки летали покататься на коньках, полюбоваться закованными во льды памятниками культуры.
Не стоит, однако, думать, что заклятый ледник наступал неотвратимой волною. Все происходило постепенно и в почти полном соответствии с прогнозами. Просто зимы в Европе становились год от года более снежными и морозными. А лето — все менее теплым и урожайным. Постепенно граница годных для сельского хозяйства территорий опускалась все ниже на юг. А с середины двадцать второго века Правительством было принято решение вообще ничего не сеять на материке, не тратить на это силы и средства — поскольку сельское хозяйство стало убыточным. Благо в то время оно уже процветало на территории бывшей Сахары — злаковые поля, оливковые рощи, виноградники, сады, обширные пастбища щедро кормили жителей ОЕ.
А ледник наступал. Осло, Стокгольм и Лондон находились уже под 300–500 метровым слоем льда, когда на Кипре в самое жаркое лето еще можно было купаться. Но и там вода не прогревалась выше 17 градусов.
Не нужно, думается, объяснять, что интенсивность строительства городских саркофагов и сложной системы тоннелей имела вектор с севера на юг. Например, когда над Лондоном нависал ледник, в Мюнхене еще рылись котлованы, корчились рабы, выли и стонали огромные экскаваторы и самосвалы. Именно эта постепенность, прогнозируемость наступления ледника позволила цивилизации ему противостоять.
Ледник к 2235 году, с которого началось наше повествование, уже имел многолетнюю тенденцию к остановке. Где-то на границе столетий он стал продвигаться вперед черепашьими темпами и почти обездвижел на широте Кишинева — естественно, к тому моменту давно брошенного, непригодного для жилья. Давно уж на сотни километров вокруг него тянулась унылая тундра с вечно промерзшими почвами. В Европе ледник остановили Альпы и Пиренеи. Мадрид и Барселона по прогнозам не только были недостижимы для ледника, но и сохраняли к началу двадцать третьего столетья климат, при котором людям можно было жить и работать.
Впрочем, численность населения обоих городов сократилась относительно нашего времени вдесятеро. И естественно, продукты поставлялись из Африки. Поскольку и в Барселоне, и особенно в Мадриде зимой трещали морозы за тридцать градусов, а летом столбик термометра едва ли поднимался выше, чем теперь в Архангельске. Море близ Барселоны замерзало на месяца три в году. Зимние вьюги, чуть менее свирепые, чем пиренейские, бушевали в Константинополе, в Палермо, на Мальте и Кипре.
Но во всех перечисленных местах, а также в Риме и на самом юге итальянского «сапожка», люди жили и плодотворно работали. Португалия из-за океанического холодного течения и, как следствие, критично сурового климата была решением Правительства целиком оставлена еще в середине двадцать второго века. Прекрасные города с памятниками тысячелетней культуры стояли пустынные. От мародеров их охранял привычный земляной вал с проволокой под электрическим током и сторожевые вышки с бдительными пулеметчиками.
Из-за отсутствия зимней навигации по Средиземному морю основная масса продуктов доставлялась из Африки в южные европейские города и под ледник летом. Груженые корабли вереницей тянулись от Мегаполиса и других портов ОЕ через Гибралтар, а также — из устья Нила. Зимой же действовали две ледовые дороги — западная, у Гибралтара, и восточная — от Константинополя через метровые льды — на север. По ним мчались мощнейшие фургоны, а также специальные пассажирские автобусы, величиной с нынешний самолет.
Авиация достигла в двадцать третьем веке совершенства. Сверхзвуковые аэробусы бороздили мировые пространства, и долететь от Объединенной Европы до Новой Америки можно было часа за два с половиной. Сверхбыстрые же малогабаритные самолеты перелетали Атлантический океан за час с небольшим.
Однако при полетах, не требовавших решения сверхсложных задач, использовались самолеты, не преодолевающие звуковой барьер. Ведь тогда над городами и плантациями ОЕ стоял бы адский душераздирающий шум. Суровым законом карались нарушения воздушного режима. И один летчик, преодолевший звуковой барьер над Мегаполисом, подвергся публичному суду и пожизненному заключению. Этот пример на веки вечные усмирил любителей скоростей.
4
Министр покинул зал через одну из дверей. Внезапно пропал свет. Послышался лязг и звуки шагов. Свет загорелся. Перед Дэвидом Нэшем стояли те же здоровилы охранники в масках. Ему опять завязали глаза и повели по извилистым, плавно поднимающимся и опускающимся коридорам. Где-то на полдороги Дэвид отметил, что они возвращаются не тем маршрутом. А может, его ведут в какое-то другое место? Молчание спутников угнетало, но профессиональный опыт подсказывал, что лучше держать язык за зубами.
Дэвид прокручивал в памяти разговор с генералом. Но план дальнейших действий не складывался у него в голове. Точнее, Дэвид и не старался его сложить, потому как знал — ничего путного все равно сейчас не получится. Надо принять взвод, наладить контакт с офицерами и солдатами. Попасть в конце концов под ледник. А там — Нэш не сомневался — многолетний опыт сам подскажет, как действовать.
Они остановились. Щелкнула и почти без скрипа поехала вправо дверь. Его на некоторое время взяли под руки и повели по ступенькам вверх. Дэвид догадался, что близится выход. Вскоре он переступил какой-то порог, повеяло свежим воздухом. Уверенные руки сдернули с него маску. Дэвид стоял на бетонированном, окруженном высоченной оградой дворе, где было много машин. Именно с этого двора его и ввели в подземелья Дворца.
Полуденное летнее солнце весело сияло почти в зените. Но жары не было — со стороны океана тянуло прохладным ветром. Два облачка с плавными краями двигались мимо солнца. Сразу стало как-то тепло на душе. Расслабляться, однако, не было времени.
Пока глаза привыкали к свету, охранники исчезли. Но прямо к Дэвиду бесшумно подрулил все тот же серый лимузин, везший его сюда. Вышел человек в камуфляжной форме, майор.
— Приветствую вас, полковник Нэш. И прошу садиться, — он показал рукой на отворенную дверь, — времени у нас мало.
— Куда сейчас? — коротко бросил Нэш, заскакивая на просторное заднее сиденье.
— На Полигон Президента, — ловко устраиваясь рядом с водителем, сказал молодой майор. — Будете принимать команду.
Они выехали со двора, взлетели по перемостку на магистраль, где было очень мало машин и почти все — военные, и помчались на восток.
Справа и слева раскинулся пейзаж Мегаполиса. Залитые солнцем довольно пустые бульвары и скверы (ведь была середина рабочего дня), тянущиеся в разные стороны многоярусные дороги. Дома в окрестностях Президентского Дворца были невысокие, деловой центр с небоскребами лежал на западе, ближе к побережью. Дворец — Нэш обернулся — мощной громадой остался позади. И хоть лимузин мчался по пустой полосе со скоростью 150 километров в час, несколько минут Дворец почти не уменьшался в размерах. Настолько он был огромен! И это только его верхняя часть, со шпилем и государственным флагом наверху, видимая с трассы. А несколько этажей, самая широкая его часть, не попадали в поле зрения полковника Нэша.
Майор и водитель деловито молчали. Поэтому у Дэвида было время поглазеть по сторонам, поразмышлять и пофантазировать. Например, о том, какая часть Дворца скрывается под землей, насколько обширны его подземелья. В народе поговаривали, будто глубина их в несколько этажей, а ходы простираются чуть ли не под всем городом. Будто бы из Дворца тянутся подземные трассы с выходами в каждый жилой дом Мегаполиса. Но это, конечно, чушь. Нереально. Хотя многие случаи исчезновения людей, имевших слишком длинные языки, все-таки навевали подобные мысли. Руки у президентской охраны были очень длинны. А уши чрезвычайно чутки. Именно поэтому полковник Нэш привык ни о чем лишнем не спрашивать, а желательно — и не иметь в голове всяких ненужных мыслей.
Он был солдат, до мозга костей преданный Президенту. А свободы воли у него было — хоть отбавляй, когда начиналась очередная операция. Здесь ему обычно предоставляли свободу полнейшую. За что он и платил результатом. Только два случая в его карьере было таких, когда операция не завершилась успехом. Да и те пришлись на годы его офицерской молодости.
Полковник Нэш почти не имел личной жизни. Однокомнатная его квартирка на юге Мегаполиса практически круглый год пустовала. Он даже не знал, попадет ли он теперь в нее хоть на минуточку. Может, отпустят, учитывая то, что он полгода пропадал в затерянном в глубине материка гарнизоне. А скорее всего — не отпустят. И даже сестре вряд ли дадут позвонить. Слишком уж горячее дельце тут заварилось. Посему ограничат его контакты до минимума. Сосало предчувствие, что не пройдет и суток, как он на долгие недели окажется под ледником. Без солнца и натурального кислорода. Из самого пекла Африки — да под лед. Очень хорошая процедура. Весьма взбадривают такие контрасты.
