Александра Гардт - Эпоха лишних смыслов
– Прорыв? – коротко поинтересовался водитель, снова глядя на меня.
– Он самый, – отозвалась я, неуверенная, можно ли ему что-то говорить.
– Первый раз?
Я чуть пожала плечами в ответ. Парень начинал меня утомлять. Я просто не в силах была удержать в руках столько нитей.
– Я вас раньше не возил никогда, – сказал он примирительно.
– Зефир? – спросила я, приподняв брови.
Парень резко рассмеялся:
– Закрытие фантастических реальностей. Зе-фир.
– Когда доедем?
– А мы, собственно, уже. – Он повернул руль вправо и затормозил.
Я в последний раз посмотрела на экран мобильного, с досадой швырнула его на кожаное сиденье и выскочила на улицу, поднимая воротник пальто. Напрасно. В переулке было лето. Или, по крайней мере, ранняя осень, точно не скажешь. Я бросила взгляд на дорогу, по которой мы приехали. Вдалеке еще царила зима, но тут…
– Удачи пожелайте. – Я механически размотала шарф и бросила пальто внутрь.
– Удачи! – Парень даже из окна высунулся. – Меня Миша, кстати, зовут.
Пришлось обернуться, несмотря на то, что взгляд, как магнитом, притягивало к мерцающей полосе около стены дома.
– Оливин, – буркнула я, возвращаясь на бренную землю, и тут же охнула.
Если прорыв затянул меня с такой силой, когда я на него посмотрела, то чего же ждать дальше?! Старательно не поворачиваясь, я сделала три шага по направлению к машине.
– Как камень? – спросил Миша.
– Точно, – сказала я, слегка удивляясь и пытаясь ухватиться хотя бы за это чувство. Впрочем, тщетно. Оно оказалось слишком слабым и недолговечным, прорыв забрал его в одно мгновение.
– Миша, давайте быстро всю информацию о себе, которая есть, а еще выкладывайте, что там происходит с гражданскими, какого черта у вас эти дурацкие номера, военные да черного цвета, и зачем мне стоит возвращаться обратно. Максимально четко и быстро.
Меня била крупная дрожь. Прорыв манил и сиял, вытягивая силу воли и вообще все эмоции; их сметало, будто в воронку, в вакуум открытого космоса, а я должна была каким-то образом удержаться за пульт управления, да еще закрыть шлюз.
Я с силой стукнула кулаками по дверце: даже мысли приняли метафоричность, заложенную в чертовой книге.
– Вы что-то там видите, да, Оливин? – удивленно поинтересовался Миша, и я все-таки запрыгнула на пассажирское сиденье, захлопывая дверь за собой.
Хотелось бредить и пророчить, взять кисть и рисовать широкими мазками реальности, их границы, наложение друг на друга, легкие розовые и фиолетовые оттенки, пастель, мерцание, переход из состояния в состояние. Хотелось жить. Хотелось умереть. Хотелось…
– Я не представляю, почему тебя послали вместо Гамова, но ты же не можешь идти, ты бы видела свои глаза. Гамов тоже такой делается, но на секунду, а потом собирается и идет внутрь. Нет уж, я тебя туда не пущу, а Москва… Ну, поминай как звали. Слышишь?
Я слышала, но слушать не хотела. Мое внимание привлекла какая-то деталь, нудная, цепляющая и портящая все деталь, но она тут же растворилась, уступая место прорыву. Разлому. Та реальность… Она была целиком моя, от начала и до конца, стоило только сделать несколько шагов, переступить границу.
Я даже на месте почти подскочила. А ведь перенос физического объекта в субъективную реальность захлопывает ее, если объект остается внутри! Как я сразу об этом не подумала. Надо лишь дернуть за ручку…
Мотор взревел, и мы вихрем унеслись вперед, а потом так же резко остановились. Теперь снаружи снова шел снег, и рядом стояли какие-то хмурые мужчины в форме аварийщиков, не пропуская туда, откуда мы только что вынырнули, страшенную блондинку на «БМВ».
На заднем сиденье заорал телефон. Я нахмурилась и обернулась, чувствуя странный прилив надежды. Звонил Туров. Я чертыхнулась и выключила звук. Помотала головой, восстанавливаясь и силой изгоняя поток чужих эмоций.
– Аварийка, да? – спросила я, поворачиваясь к Мише.
Тот смотрел на меня, вытаращив глаза.
– Аварийные службы? Так вы народ к прорыву не пускаете?
Миша медленно кивнул.
– Напугала?
Он растерянно пожал плечами:
– Просто… Когда я заступил на службу, возил только Гамова. А он так не делал ни разу. Глаза у него так не светились. Не отражали другую реальность.
Я хмыкнула. Немного болела голова. Рядом с виском снова притаилась непонятная заноза.
– Зефир. Черные номера. Так мы числимся за военными? Какого черта?
– Не совсем за военными. А возвращаться вам стоит только потому, что лично я не переживу, если вы не вернетесь.
Я зачарованно склонила голову, отметив про себя, что дело обстоит еще хуже, чем просто абстрактные вояки, и предпочла не расспрашивать. Мысли вроде бы очистились, но я по-прежнему не знала, зачем возвращаться.
– Да и Гамов меня убьет, – неуверенно добавил Миша, и тут-то я окончательно вернулась с небес на землю.
– Что вы все так его боитесь, – фыркнула я и распахнула дверь.
В машине сразу стало холодно, зато голова мгновенно посветлела. Так, прорыв, заходим, точка напряжения, деконструируем – и обратно. Может быть, даже выпить кофе с симпатичным Мишей. А что, денег хватит, наверное, купить чашку. Хотя, по моим стандартам, беден как церковная мышь.
– С вас что-нибудь горячее, когда вернусь, – бросила я и пошла по направлению к прорыву прямо в майке и джинсах.
Аварийщики и не думали меня останавливать. С каждым шагом я все больше и больше проваливалась в лето и наконец перестала мерзнуть. Завернула за угол – и на мгновение остановилась. Прорыв, кажется, стал больше и даже как-то красивей. Я взяла себя в руки и наконец сумела вспомнить весь набор прописных истин, вызубренный, отлетавший от зубов даже во время идиотского ночного экзамена, но вот теперь каким-то чудом выветрившийся из памяти.
Необычные погодные условия на стыке реальностей, кратковременное опьянение от гипотетической возможности обладать целым миром, эйфория, забытье, желание исчезнуть. Каждый шаг возносил меня все выше, но каждая новая мысль все сильнее пригвождала к земле. Скоро тут будут летать бабочки и петь птицы, а затем… Я сглотнула. Затем из прорыва посыплется то, чем на самом деле напичкана реальность космической станции, о которой я, давясь словами, прочитала всего полчаса назад. И кто знает, чем дело кончится.
Настоящих, состоявшихся прорывов ведь не было, ни одного. По крайней мере, в нашем отделе. Зефир. Я нахмурилась. Интересно, Макс знает?
В сердце даже кольнуло, и я наконец увидела стык без прикрас. Свет был, но был он странный, темно-серый, колеблющийся, неверный. Впрочем, манил и звал по-прежнему. Я сглотнула.
Просто надо помнить, что я отсюда, из этого мира, что жила в Лондоне до семнадцати, потом окончила истфак в Москве, написала книжку, ставшую бестселлером. Что не имею никакого отношения к космосу.
А еще, делая шаг через барьер между мирами, нужно сконцентрироваться на необходимых для работы с реальностью предметах. Если повезет, внутри окажешься вместе с ними.
Я потопталась на месте, сделала вдох – и нырнула.
Главы 3 – 4
Станция
– «Глок» и немножко удачи, «глок» и немножко удачи, – твержу я, как заведенная, глядя на подсвеченные красным стены.
Правая рука действительно сжимает какой-то пистолет. Насчет остального, а тем более – абстрактных концептов, сказать трудно.
Где-то на фоне играет классическая музыка, Muse, и металлический женский голос повторяет: «Пожалуйста, покиньте станцию, пройдя к ближайшей от вас спасательной капсуле. Путь подсвечен указательными огнями».
Я смотрю на пол, и в сознании больно смещается какой-то пласт, встает на место, раздирая меня на куски. Классическая музыка. Muse. Muse. Классическая музыка.
Смешно настолько, что я не выдерживаю и прыскаю, благо вокруг никого. Да и вообще, я – в придуманной реальности, мало ли какое влияние это оказывает на эмоциональное состояние. Мне сразу вспоминаются Лондон, Мадрид, мама и папа, смех, радость, истфак, презентация книжки и отчего-то Макс. Я морщусь, сглатываю, – во рту пересохло – верчу в руках пистолет и со вздохом отправляюсь на поиски кого-нибудь живого. Кого-нибудь, кого можно деконструировать, разобрать на части, потому что стены пока выглядят чересчур правдоподобно. Косноязычие аварийного оповещения так вообще наводит ужас своей реалистичностью. Что до музыки – все верно, какой век на дворе, английское трио давно стало классикой.
На мгновение я замираю и вслушиваюсь. Судя по отрывочным и тающим воспоминаниям, самый кошмар начнется, когда заиграет «Panic Station», потом местный доктор хватит по старенькому музыкальному аппарату, и тот заест. Значит, время еще есть и можно спокойно изучать местность, придираться к мельчайшим деталям. Я засовываю пистолет за пояс, одергиваю кожаную куртку и иду по направлению к столовой, засунув руки в карманы широких армейских штанов. Неплохо бы прояснить арсенал, – правую лодыжку явно тяготит какое-то оружие – но я слишком раздражена и устала, слишком быстро забываю саму себя, чтобы останавливаться хоть на мгновение.
