Олег Синицын - Астровойны
Отец демонстративно кашлянул. Старик захлопал ресницами, словно вышел из забытья.
— Вы не верите, что во тьме Хеля существует Темный Конструктор? — спросил он.
Вместо ответа Зверолов-старший обхватил губами мундштук, всасывая дым. Его неторопливость в очередной раз послужила поводом для того, чтобы неугомонный Даймон озвучил свои неугомонные мысли:
— Вот бы началась война! Тогда союзные войска показали бы нечестивцам, где их место! А уж паладины и вовсе разнесли бы орков в прах и пепел!
Отец резко поднялся с кресла. Его лицо, обычно спокойное, сейчас воспылало гневом.
— Зверолов-младший! Что несет твой поганый язык! Понимаешь ли, о чем говоришь? Война — это зло само по себе. Потому что в первую очередь пострадают не орки, а жители мирных планет, которых затронут битвы. Война не бывает правильной, она неправильна по сути, потому что приносит несчастья. Мы должны уповать на то, чтобы ее не случилось. А желание войны уподобляет тебя грязным оркам.
Даймон пристыженно опустил глаза и отступил от кресла отца.
— Значит, вы не верите в Темного Конструктора? — заключил старик.
— Нет, — скупо ответил отец.
— А я верю, — с некоторым простодушием поведал букинист. — Верю, что существуют высшие силы. Что наш бог — Всевышний Десигнатор, а бог орков — Темный Конструктор. Я верю в баланс звезд божьих.
— Что такое эти звезды? — шепотом спросил из темного угла Даймон.
— Вот и видно, что вы не верите… — усмехнулся старик. — В «Апокрифах» говорится, что каждому богу сопутствует звезда. Звездой Темного Конструктора является лучащая мертвенный свет Таида, сокрытая от посторонних глаз на самом дне Нижних миров, в глубинах Хеля. Звезда Всевышнего нашего находится в огненном ядре Верхних миров, в созвездии Волка. Так вот, главной скорбной новостью для людей является то, что звезда эта погасла.
— Что это значит? — спросил Зверолов-младший. Отец вытащил трубку изо рта и рассеянно глядел в пустой камин.
— Это значит, — ответил старик, — что бог наш Десигнатор мертв. И миллиарды людей Верхнего мира, верующих и неверующих, остались без поддержки и любви Создателя, на свои волю и разумение. Остались одинокими в недобрый час перед лицом Врага.
Ротанг Зверолов с недовольством посмотрел на Суеверного Букиниста, но ничего не сказал.
3
Храм Десигнатора,
Центральный материк, Гея Златобашенная
Серафима осторожно посмотрела вниз с высоты посадочного блина, куда ее доставил аэролимузин. Многотысячная толпа, заполонив улицы, несколькими шевелящимися потоками затекала внутрь храма. С высоты казалось, что люди не по своей воле движутся к помпезной исполинской башне, — это она засасывает их в свои недра, словно ужасный хтонический змей. Золотая скульптура последнего, кстати, располагалась двумя ярусами ниже на широком карнизе. Придавив пятой змеиное тело, героического вида проточеловек с тщанием раздирал чудовищу пасть.
… Аэролимузин епархии встретил их возле перрона межконтинентального экспресса. Через десять минут сиятельная дочь вместе со свитой была доставлена к храму, на одну из высотных площадок для особо важных персон. Здесь они задержались, ожидая представителя Церкви.
Пока разгружался багаж, пресс-секретарь проверял какие-то записи в электронном блокноте, Шахревар задумчиво смотрел на исполинскую башню, уходящую в небеса. Нина Гата поправляла платье с таким строгим видом, словно собиралась отчитать кого-то за помятые складки…
А Серафима не могла оторвать взгляда от колышущегося океана людей, в котором утопали основания башенных зданий. Она чувствовала, как в ней поднимается волнение перед неведомой силой, которая собрала в одном месте столь необъятную толпу. Нет, не могут так много людей прийти на проповедь исключительно «ради поддержания общечеловеческой веры», как выразилась мама. Эти люди всем сердцем верят в покровителя Верхних миров. И девушка испытывала откровенную зависть.
— Сейчас же отойдите от края, — потребовала наставница. — Ваша жизнь представляет исключительную ценность для государства и не следует подвергать ее опасности.
— Сколько же там людей, Нина! — изумленно пробормотала девушка. — Как бы я хотела спуститься к ним. Побродить в толпе, заглянуть в лица, поговорить…
Услышав эти слова, Шахревар встревоженно повернул голову. Он, видимо, с живостью представил сиятельную дочь в толпе и даже успел ужаснуться, что отразилось лишь в его стальных глазах.
— Что за бредни! — возмутилась наставница. В углах ее тонких губ проступили строгие морщины. — Ваше место здесь, а место толпы там, внизу. К тому же через несколько месяцев состоится ваша свадьба, а так называемый выход в люди может инициировать серию провокационных статей в желтой прессе. Если, не дай бог, вы поговорите с симпатичным незнакомцем — и вовсе разразится скандал! Смею напомнить, что фамилия Морталес не попадала в скандальные заголовки вот уже триста двадцать пять лет!
— Я понимаю, — покорно ответила Серафима.
Упоминание о предстоящей свадьбе — важном событии как в личном, так и государственном плане — отвлекло ее от раздумий о верующих. В памяти всколыхнулся светлый образ жениха, и девушка даже взгрустнула по нему. Русоволосый и светлоокий Уильям Харт, классический аристократ с безупречными манерами, являлся одним из тщательно отобранных молодых людей, кто был удостоен чести принять великую фамилию Морталес. Он много учился, в двадцать три года уже имел две ученые степени — по философии и внутренней политике, говорил на нескольких галактических языках. По всем данным Уильям более остальных кандидатов подходил для статуса мужа Великой Семьи, что к тридцати годам автоматически возводило его в ранг законотворца и государственного деятеля Союза…
Недолгой заминке в церемонии прибытия положил конец появившийся из ворот храма архиерей. Он был невысокого роста… в общем, можно сказать, был мелким. Серафима с удивлением обнаружила, что оказалась на целую голову выше почтенного помощника митрополита.
В силу положения, но скорее из-за преклонного возраста, архиерей ступал неспешно, а движения его были размеренными. Лишь похожие на пуговицы глаза живо оглядывали вновь прибывших.
— Сиятельная Серафима! — произнес он высоким, иногда срывающимся на фальцет голосом. — Ваша красота подобна солнцу. Невозможно выразить, какую радость мне приносит знакомство с вами.
— Я много слышала о вас, отец Левий, как о преданном слуге Господа нашего, — ответила Серафима, поклонившись.
— Все мы преданы богу. — Он смущенно кашлянул. — От имени епархии примите глубочайшие извинения за досадную задержку. Почтенных людей сегодня прибывает так много, что мы не успеваем встретить каждого.
— Я никакой задержки не заметила, — улыбнулась девушка.
По длинному прямому коридору они направились в глубь храма. Серафима и архиерей неспешно шли впереди, свита следовала на некотором расстоянии, чтобы не мешать разговору высокопоставленных особ. Сиятельная дочь, правда, предпочла бы иметь рядом опытного пресс-секретаря Антонио, который становился умным и серьезным, когда это было необходимо. Без его поддержки девушка чувствовала дрожь в желудке и сухость во рту, которая мешала вести беседу.
— Вы удивительно похожи на свою мать, — поведал Левий, не глядя на спутницу. — И лицом, и станом, и речью. Надеюсь, что со временем вы станете достойной преемницей Фреи в делах высшего света и высшей политики… Я только что узнал о болезни вашей матери. Как она чувствует себя?
— Кризис миновал, но она еще слишком слаба, — ответила Серафима, изо всех сил сдерживаясь, чтобы на щеках не проступил стыдливый румянец.
— Я буду молиться за нее, — сказал архиерей. — Видит Господь, что не существует в галактике женщины, более чуткой и благонравной, чем Фрея Морталес.
— Ко всем достоинствам, она еще и замечательная мать.
— Иначе и быть не может. — Левий повернулся к Серафиме и назидательно воздел указательный палец. — Душу человека формирует кровь. А кровь Фреи подобна ихору, крови божьей — искрящейся, серебристой, благостной. Таковы и дела вашей матери.
— Красиво сказано, святой отец.
— Сие есть непреложная истина… Кстати, о Господе нашем. Среди людей гуляют дурные слухи, связанные с угасшей звездой. Церкви Единой Веры не нравится ропот толпы. Поэтому на сегодняшней проповеди митрополит выразит наше отношение к данному событию и снимет все вопросы.
— Собирается ли выступить президент? Левий сбился с шага.
— В конфиденциальной беседе с митрополитом Калигула высказал следующее мнение. Что ему, дескать, безразлично, жив сейчас Десигнатор или нет, поскольку это не влияет на мощь Союза и его макроэкономику.
