Леонид Кондратьев - Отыгрывать эльфа не просто
Перекатывая на языке звуки этого имени, я продолжил сидеть на коленях, покачиваясь из стороны в сторону от изумления и закрывая руками глаза.
— S’seshes Ril’lintar.
Ссешес Риллинтар.
Громко захохотав, я поднялся с колен и подставил лицо встающему солнцу, сквозь сомкнутые ресницы ощутив прикосновение нежных утренних лучей, вызывающих у меня одновременно страх, присущий темному эльфу, и наслаждение, понятное каждому человеку…
— Если мастер требовал на игру дроу — он его получит! Он получит даже нечто большее, чем хотел, — он получит настоящего дроу!
Пока не стало очень светло, я решил провести окончательную ревизию изменений в собственном организме. Помимо замеченного ранее окраса кожи обнаружил изменение ее структуры и поверхности — кожа стала плотнее и вместе с тем как-то шелковистее. На руках пропала пара шрамов, заработанных в голоштанном детстве. Перевернув кисти ладонями к свету, я ожидал увидеть розовый цвет, как у негроидной расы, но фокус не удался — кожа была идеально черной.
Расстегнул разгрузку, «лешего» и, сняв тельняшку, осмотрел тело. В принципе почти никаких изменений, кроме окраски и более легкого костяка с парой лишних ребер (по результатам ощупывания), выявлено не было. Все то же знакомое с детства тело, только подвергнутое легкому неуловимому тюнингу, но при взгляде на него сразу становилось понятно, что перед тобой эльф, и хоть об стену разбейся, вывод будет тем же.
Одевшись, плюнул на непонятки, откопал в разгрузке солнечные очки и, нацепив их, сориентировался по солнцу (до этого уже довольно сильно раздражавшему глаза). Глубоко натянул на голову капюшон плаща и медленно двинулся в сторону предполагаемой опушки, с небольшой надеждой все-таки встретить по пути поляну с еще или уже пьяными ролевиками. Примерно через пять километров до меня донеслось слабое потрескивание костра впереди. С каждым шагом оно усиливалось, а еще через двести метров к нему добавился запах разогреваемой на костре тушенки.
Прокравшись через кусты, я снял очки, выглянул и увидел следующую картину: на маленькой полянке горел костерок, на краю которого была установлена банка тушенки с уже обгоревшей этикеткой, рядом валялся какой-то мешок, а по другую сторону находился сидящий на корточках парень деревенского вида. В кирзачах, хэбэшных выцветше-зеленых брюках и с голым торсом.
Судя по всему, парень из ближайшего села. Я раздвинул ветви кустарника, вышел на поляну и произнес:
— Vendui!
Чшортсс!
Я преветсствую тебья!
27.06.1941
Сергей Корчагин
…Сергей пошел на действительную службу в тысяча девятьсот тридцать девятом году, когда ему было двадцать лет. Перед тем, после семилетки, по направлению, закончил в Бобруйске районную колхозную школу. Стал бригадиром полеводческого звена. Ожидая призыва на службу и мечтая попасть в танковые войска, выучился на вечерних курсах водить автомашину. Добился еще одного направления на учебу — в Ковыльскую МТС, чтобы овладеть трактором.
Трактором Корчагин овладел, а в танковую часть не попал. Его направили служить в разведбатальон в Белоруссию. Там Корчагин и встретил войну. Незадолго до ее начала, пятнадцатого мая тысяча девятьсот сорок первого года, их полк ушел в направлении Бреста, в отдаленные белорусские леса, на учебные тактические занятия. Проводили их и двадцать второго, и двадцать третьего июня, не зная, что уже идет война. Когда узнали, выход из леса оказался заблокированным крупным немецким десантом, выброшенным за много километров от советской границы. Сначала пытались вырваться из окружения полком. Но попали под сильный обстрел и бомбежку. И решили расчлениться на группы. На четвертые сутки непрерывных перебежек по лесу из отряда Сергея в живых остался только он один, последнего своего сослуживца с проникающим осколочным ранением кишечника он нес в течение всего вчерашнего дня, а ночью его пришлось похоронить в так кстати подвернувшемся выворотне. Из еды осталась только одна банка тушенки, сберегаемая как НЗ, но живот подхватывало уже не по-детски, и он наконец решил остановиться и поесть. Сняв гимнастерку и отложив в сторону винтовку, собрал мелкого сушняка, запалил небольшой бездымный костерок и пристроил к нему предварительно открытую штыком банку.
Вдруг соседние кусты раздвинулись, из них высунулась фигура, чем-то похожая на вставший на дыбы куст травы, произнесла какую-то белиберду, а потом, чертыхнувшись со странным акцентом, прибавила:
— Я преветсствую тебья!..
Число и год неизвестны
Ссешес Риллинтар
В ответ на приветствие деревенский парнишка выхватил из травы штык-ножи и с совершенно идиотским криком: «Умри, фашист!» — попытался проделать во мне дополнительные вентиляционные отверстия. Резко крутнулся вокруг себя, пропустил его неуклюжий выпад вдоль тела, еле успел остановить свой охотничий тесак, неведомо каким образом оказавшийся зажатым обратным хватом в правой руке. Парень неуклюже перекатился и с утробным рычанием опять рванул ко мне, беспорядочно размахивая штыком. Моментально получив в лоб удар кулака, утяжеленный зажатой в нем рукоятью тесака, как сломанная кукла, упал мне под ноги.
Вдруг появившиеся рефлексы — это, конечно, приятная вещь. Но сесть за превышение необходимой самообороны как-то не входило в мои ближайшие планы. Поэтому, засунув тесак в ножны на предплечье, я покопался в разгрузке и стал связывать буйного незнакомца капроновым шнуром. В процессе упаковки мои же действия вызвали у меня многочисленные вопросы: тело как будто само знало, как кантовать пленника, как скользящими узлами перетянуть запястья, сколько шнура выделить для фиксации ног.
Да я в жизни никого не связывал! Тем более таким изуверским способом, превращающим человека в подобие хорошо перетянутого кулька и препятствующим любому движению тела — при попытке двинуться горло пленника перетягивается от его же действий.
Успокоив таким образом клиента, я с удивлением посмотрел на свои руки и решил, что с этим надо разобраться — мало того что чуть не убил придурка, так еще и связал его на полном автомате, да так, как и в самых крутых боевиках не видел.
Решив, что разборки с подсознанием пока подождут, я надумал осмотреть нового знакомца на предмет проверки на вшивость — кто, откуда, что в карманах.
Новоприобретенные рефлексы радовали меня все сильнее и сильнее — резким рывком я упер пленника головой в грунт и моментально обшмонал. Причем даже сам почти не заметил, как это сделал — руки действовали почти без участия мозга. Сами фиксировали тушку за горло, чуть проткнув кожу когтями, сами стягивали кирзачи и срезали с тела одежду.
Ровно через две минуты на поляне наблюдались кучка бывшей одежды плюс голый, еще не пришедший в себя пленник и я, с удивлением рассматривающий черно-белую фотографию группы молодых людей на фоне старинного трактора с натянутым на шестах полотнищем «Даешь пятилетку за четыре года», судя по штемпелю фотоателье, сделанную двенадцатого марта ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ СОРОК ПЕРВОГО года…
Последняя находка выбила меня из реальности просто моментально, усевшись на пятки, я со страшным скрипом начал шевелить мозгами.
Есть два варианта: первый, самый безопасный вариант заключается в том, что я отловил сошедшего с ума реконструктора. В пользу этого работало наличие в нашем городе целых трех клубов реконструкторов, занимающихся Второй мировой войной. Минусом данного предположения было наличие этой самой фотографии и отсутствие красноармейской книжки. Книжки ввели только в конце лета тысяча девятьсот сорок первого года, по поводу этого из прочитанной когда-то литературы я помнил, что как раз на таких документах попадались немецкие диверсанты в начальный период войны — на поддельных книжках металлические скрепки были нержавеющими, немецкие специалисты по подделке документов имели слишком хорошее мнение о доблестной Красной армии.
Второй вариант вызвал уже ставший привычным истерический смешок и пульсирующий в мозгу возглас: «ДОКОЛЕ!!!»
Предположим! Я сказал только предположим, что для полного комплекта какая-то сволочь — без разницы какая: Бог, случай, планида или просто какая-то гадина — не только превратила меня в дроу, но и провернула вот такую хреновую шутку со временем и я действительно нахожусь сейчас во временном потоке Второй мировой войны. За это предположение говорило слишком много фактов, чтобы просто отмести их, как мусор, — фотография, исторически правильная одежда пленника, его крики при попытке меня убить.
Разобраться в своих предположениях я решил радикальным способом — резко развернул пленника к себе лицом, привел его в чувство довольно увесистыми пощечинами, уверенно, действуя на рефлексах, всадил коготь большого пальца в подключичную ямку и задал вопрос, спотыкаясь в звуках языка, ставшего мне с недавних пор неродным:
