Вадим Панов - Ведьма
Некоторое время Гостюхин сосредоточенно размышляет, после чего кивает и говорит:
– Я ей передам.
Следующей ночью я занимался любовью с Лидочкой Михайловой.
Не во сне, если вы вдруг об этом подумали, – наяву.
А чтобы вам стало совсем все понятно, скажу, что о третьекурснице Лидочке, томной красавице с длинными каштановыми волосами и синими, как небо, глазами, мечтали все мужики института. Но она была умна, расчетлива и умела выбирать поклонников. С кем она дружила раньше, я не знаю, а на момент нашего знакомства – хотя какое это знакомство? Так, были представлены, оказавшись в одной студенческой компании, – в бойфрендах Лидочки числился Коля Сорокин, мальчик из весьма и весьма обеспеченной семьи. По всем статьям получалось, что спать с первокурсником, который лишь робко кивал ей, встречаясь в коридорах, Лидочке было не с руки.
Но все статьи полетели к черту.
В тот вечер все получилось крайне удачно. Сначала Лидочка зашла ко мне за хлебом. Мы немного поболтали. Потом она ушла, и позвонил Валька, предупредил, что не придет ночевать. Шаман смылся еще днем и до утра не ожидался. Я было приготовился к тоскливому вечеру за учебниками, но вновь вернулась Лидочка, у которой закончился сахар. Мы посмеялись над этим и решили выпить чаю вместе. У нас.
В общем, робость моя постепенно прошла, на ум приходили исключительно подходящие моменту слова и удачные шутки, и все дальнейшее получилось как‑то само собой.
На первую лекцию я примчался как на крыльях. Усталости, несмотря на бессонную ночь, не было. Я хотел смеяться и шутить. Мир казался добрым и веселым. Я был счастлив.
До тех пор, пока не встретил Вальку.
Полусонный Гостюхин то и дело зевал, но, увидев меня, собрался и даже подмигнул:
– Понравилось?
И тут я понял, почему Лидочка была со мной столь ласкова.
– Ты?!
Валька махнул рукой:
– Бабушка.
Внутри стало пусто‑пусто.
– Вот ведь дрянь!
Гостюхин удивленно раскрыл рот:
– Не понял? В чем дело, Сергей, тебе ведь нравится Лидочка?
Пустота постепенно заполнялась отвращением.
– Но…
Лидочка лежит рядом со мной… Мы целуемся. Вот она стонет. Вот она улыбается. Вот она проводит рукой по моим волосам.
Не по‑настоящему.
– Как вы можете так обращаться с людьми?
Валька сразу понял, что я имел в виду. Помрачнел, но оправдываться не стал. Пожал плечами и холодно напомнил:
– Ты сам хотел, чтобы с тобой расплатились. Вот так.
А самое ужасное заключалось в том, что мне нечего было ответить. Сам связался с ведьмой. Забыл, что они смотрят на жизнь совсем по‑другому.
– Предупреждать надо.
– Чем ты недоволен?
Орать на Вальку бессмысленно, в конце концов, он виноват лишь в том, что оказался моим соседом по комнате. А до старушки не добраться. Хотя… я посмотрел на мозоли. Если бабка готова платить, следует вытянуть из нее как можно больше.
Я вздохнул.
– Валька, это нечестно. Я горбатился на огороде, а вместо хорошего отдыха или какого‑нибудь морального удовлетворения получаю еще одну бессонную ночь.
– Мне показалось, что с удовлетворением у тебя все в порядке, – заметил Гостюхин.
– Ну, перепихнулся я с этой красоткой, а что толку? Я ведь, получается, просто украл ее на одну ночь.
– Одну ночь украли у тебя, одну ночь украл ты. Все квиты.
– Вот именно: украл, украли… А я, между прочим, собирался в эти ночи готовиться к экзамену. Ты не забыл, что есть шанс сдаться досрочно?
Вальке не понравилось мое заявление. Очень не понравилось. Он отвел взгляд, помолчал некоторое время, после чего негромко бросил:
– Я думал, ты хочешь учиться честно.
– Тогда оставьте меня в покое. Вы нарушили мои планы, а не наоборот.
Теперь он не нашелся, как возразить.
– Я передам бабушке твое пожелание, – сказал он. – Но давай договоримся: мы мухлюем с экзаменами в первый и последний раз. – Валька помолчал. – Я себе этого не позволяю.
Я знал, что Гостюхин не врет – видел, с каким рвением просиживает он за учебниками и сколь внимателен на лекциях. Валька хотел выучиться сам, и на мгновение мне стало немного стыдно.
– Обещаю, что больше не буду просить тебя или твою бабушку помогать мне с учебой. Сегодня в первый и последний раз.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Договорились.
Получив обещание. Валька успокоился настолько, что позволил себе еще одну откровенность:
– Ты наверняка будешь об этом думать, поэтому скажу сразу: с девчонками я тоже не мухлюю. Не поступаю с ними так, как бабушка обошлась с Лидой.
– Но они к тебе липнут, – улыбнулся я.
– Ко мне, – подчеркнул Валька. – Ко мне.
В коридоре появился профессор, мы направились к дверям аудитории, и поэтому последнюю фразу Гостюхин произнес на ходу:
– Кстати, предыдущую плату придется отдать.
– Как ты это себе представляешь?
Валька не ответил.
Прелесть досрочного экзамена заключалась в том, что принимал его не профессор, а доцент той же кафедры, который вел в нашей группе семинары по предмету. Называть его мягким преподавателем я бы не стал – требовал доцент довольно жестко, но до волчары‑профессора ему было расти и расти.
Мы заходили в аудиторию группами по пять человек. Клали зачетки, тянули билеты и усаживались готовиться. Все как во время настоящего экзамена. Стол доцента стоял в дальнем углу, и поэтому никто из однокурсников не слышал нашего с преподавателем разговора.
– Первый вопрос?
Эту тему я знал довольно хорошо и ответил весьма и весьма прилично. Доцент остался доволен.
– Второй вопрос, пожалуйста.
Я честно сознался, что понятия не имею, как на него отвечать. Доцент невозмутимо кивнул и попросил показать задачу. Которую я решил не совсем корректно.
Указав мне на ошибки, преподаватель задумчиво уставился в потолок и пробубнил:
– Что же мне с вами делать?
– Не знаю, – честно ответил я.
– В некоторых разделах вы, безусловно, плаваете.
– Увы.
– Но в целом впечатление благоприятное.
Он взял мою зачетку и вывел: «отлично». Правда, потом строго глянул на меня поверх очков и произнес:
– Но это аванс. В следующий раз при таких ответах сможете рассчитывать только на «хорошо».
– В следующий раз я подготовлюсь лучше.
– Надеюсь.
Вывалившись из аудитории, я подпрыгнул едва не до потолка: бабушка не подкачала!
А Лидочку я встретил чуть позже, в коридоре общежития.
Увидев ее, я сначала растерялся, но потом решил: была ни была! – и поздоровался. Без всяких двусмысленных улыбочек или хитрых взглядов. Просто поздоровался. Вежливо.
И получил пощечину.
– Мерзавец! – Она ударила меня еще раз. – Скотина!
Гордо вскинула голову, повернулась и пошла прочь.
Я же был слишком ошарашен, чтобы как‑то реагировать. Молча вошел в комнату, бросил на пол сумку и удивленно посмотрел на Гостюхина.
– Лидочка дала мне пощечину.
– Бабушка забрала предыдущую плату, – невозмутимо объяснил Валька. – Сейчас Лида думает, что ты напоил ее вином и трахнул, воспользовавшись, так сказать, ситуацией.
– Но мы ничего не пили!
– Не волнуйся, старик, она слишком горда, чтобы рассказать кому‑нибудь о…
Я ударил Вальку в лицо. Он, разумеется, ответил, и мы подрались.
Потом мы три дня не разговаривали, и за эти дни я понял, насколько был глуп. И еще – насколько все серьезно. И еще – что это не для меня.
Но ведь Валька мой друг!
Через неделю его бабушке потребовалось распилить и наколоть пару кубометров дров. На этот раз она поступила честно: спросила, не помогу ли я?
Я помог.
Но плату требовать не стал.
Если вы думаете, что наши с Валькой отношения вернулись в обычное русло сами собой, что в один прекрасный день мы посмотрели в глаза друг другу и поняли, что пора перестать дуться, то вы ошибаетесь.
Была причина.
Серьезная причина.
И очень красивая к тому же.
Крупная и развратная.
С большой грудью, широкими бедрами и узкой талией. С чувственным ртом, длиннющими волосами и манящими зелеными глазами.
Черноволосая.
Как эта «причина» сумела войти в комнату, я не знаю. Сумела, и все. Когда я вернулся из института, женщина сидела на Валькиной кровати и гладила Шамана. На меня она взглянула без интереса:
– Ты его друг?
– Да, – поколебавшись, ответил я.
– Когда он придет?
– Минут через десять.
Я видел, что Валька заканчивает обедать, и знал, что после он обязательно отправится в общагу.
– Хорошо.
Десять минут мы просто молчали, сидя друг напротив друга. Я смотрел на женщину, а она не сводила глаз с урчащего Шамана.
Потом пришел Валька.
Несколько секунд он стоял в дверях, затем попросил меня на «пару слов». Мы вышли в коридор, и он попросил: