Василий Головачев - Война HAАRP
– «Икс» на линии, – отозвался один из операторов.
Под «Иксом» подразумевался орбитальный беспилотник «Х-37В», снабжённый антеннами-ретрансляторами «Зевса», без которого наземные структуры системы были малоэффективны. В наличии у ВВС США было четыре таких беспилотника, и три из них принадлежали системе «Зевс».
Какое-то время в пристройке царила тишина, слышны были только негромкие зуммеры и свисточки работающей радиоаппаратуры.
– Опускаю купол, – сказал оператор слева.
Джонс промолчал, наблюдая на малом экране, как восьмиметровый купол над антеннами собирается в складки.
– Предупреждение.
На судне трижды ударил колокол, заставляя сердца операторов работать быстрее.
– Пуск!
На палубах корабля ничего не изменилось, лишь по всем пультам кабины управления «Зевсом» пробежала волна разноцветных вспышек.
Схематическое изображение антенного комплекса на вспомогательном экране справа налилось багровым свечением.
Изображение в объёме главного экрана передёрнула судорога, от звёздочки на синем фоне океана протянулась трасса голубых штрихов, нашла перемещавшуюся по орбите звёздочку Х-37В, и над расчерченной координатной сеткой гладью Баренцева моря вспыхнула дымчатая клякса, накрывшая крестик объекта, который и был целью «Зевса».
– Вектор-зона открыта, – доложил оператор.
– Пошла накачка, – в унисон ему отозвался второй.
– Диаметр линзы около сорока миль, – добавил третий.
Заговорили остальные операторы, словно соревнуясь между собой:
– Устойчивость линзы девяносто три и три…
– Мощность пять гиг…
– Концентрация ионов на седьмом нуле…
– Температура в зоне одиннадцать на кило…
– Зародыш вихревого ядра на высоте двух…
– Температура на объекте падает…
– Пошла инициация туч…
– Мы на максимуме!
– Прохождение инфра заблокировано…
– Держим час, – скомандовал Джонс.
– Спутник на векторе, – пробормотал Оуэн.
– Картинку.
На вспыхнувшем экране проявилось бескрайнее свинцово-серое поле в белых барашках – поверхность моря – и белое пятно над ним в форме медузы. Пятно росло на глазах, закрывая россыпь островов, ограничивающих Баренцево море, и объект между ними, появление которого взбесило американских бизнесменов, рассматривающих Арктику как свою собственность и не терпящих конкурентов.
– Линзирование закончено, – доложил первый оператор. – Началась автоактивация.
– Зона устойчива, – добавил второй. – Началась концентрация влаги.
– Отбой «Иксу».
– Есть отбой «Иксу»!
– Стандартная процедура, стоим сутки. – Джонс хлопнул дежурного смены по плечу, выбрался из кабины управления и, прищурившись, посмотрел на низкое солнце.
В районе остановки «Night sun» по-прежнему царили тишина и благость, океан был спокоен, ветер стих, температура не опускалась ниже нуля градусов, но в трёх сотнях километров от этого места, у берегов России, зарождался мини-циклон, и «увернуться» от него не мог никто, даже способная ходить своим ходом нефтедобывающая платформа.
Север Баренцева моря. 23 мая, 23 часа 12 минут
Где-то наверху, на верхних уровнях платформы, послышался железный лязг, и Нефёдов с неудовольствием оторвался от чтения, отложил книгу.
Шёл двенадцатый час условной ночи, так как солнце в этих широтах с конца мая не опускалось за горизонт, но нефтяники жили по времени Москвы, работая посменно[1], вахтовым способом, и ложились спать, когда в окна лился поток оранжевого, густого, как сироп, света полярного солнца.
Кто-то постучался в дверь.
– Войдите, – разрешил Нефёдов; он был начальником морского нефтедобывающего комплекса, и входить к нему ночью решались немногие буровики.
Дверь открылась, впуская клуб холодного воздуха, вошёл широкий, могучий, как кузнец, бородатый Савельев, начальник смены.
– Виктор Дорофеич, там что-то непонятное начинается, посмотрел бы.
– Где?
– В атмосфере. Прогноз на трое суток благоприятный, никаких штормов и сильных ветров не предвидится, а холодает.
Нефёдов с сожалением глянул на книгу: это был томик Джека Лондона, изданный ещё в советские времена, – и начал одеваться.
Снаружи действительно похолодало.
Если днём температура воздуха в районе платформы не опускалась ниже нуля градусов, то сейчас термометр на вышке показывал минус три, и температура продолжала падать. К тому же вокруг платформы начала сгущаться странная мгла. Солнце над северо-западной частью горизонта пригасило свой блеск, стало малиновым. В небе образовалось гало в форме кольца.
Нефёдов поёжился под ветерком, застегнул на подбородке клапан меховой куртки.
– Этого в прогнозе не было.
– И я говорю. Штиль, да и море спокойное, – сказал Савельев. – Температура по прогнозу около нуля на три дня вперёд.
– Ветер?
– Только что начался, причём какой-то странный, кружливый.
– Поинтересуйся у метеорологов, что на Большой Земле.
– Хорошо, дождусь спутника и свяжусь.
Большой Землёй буровики называли берег у посёлка Варандей Ненецкого автономного округа, где находилась метеостанция и пограничная застава.
Савельев потоптался рядом, спустился по лесенке в недра платформы. Нефёдов, наоборот, поднялся на вертолётную площадку, где сиротливо разлапился оранжевый «Ми-8». Вертолёт был единственным транспортным средством, связывающим платформу с берегом, до которого по прямой было чуть больше семидесяти километров.
Самоподъёмная буровая платформа «Разлом-2» представляла собой огромное квадратное сооружение длиной сто тридцать метров и высотой сто сорок. Весила она сто с лишним тысяч тонн, но была создана по самым современным технологиям, с применением композитных материалов и модульных конструкций, поэтому штормов не боялась. Её осадка достигала семнадцати метров, и в случае необходимости платформа могла передвигаться самостоятельно со скоростью до четырёх километров в час. Таких платформ не имела ни одна страна мира.
Порыв ветра заледенил лицо.
Нефёдов отвернулся, надвинул капюшон, посмотрел на небо, час назад не предвещавшее резких смен погоды. Точно над вышкой возникло фиолетовое сгущение в форме линзы, темневшее с каждой секундой. Гало исчезло. Создавалось впечатление, что в районе платформы, установленной севернее островов Колгуев и Вайгач, формировался глаз тайфуна.
– Чёрт-те что! – в сердцах проворчал Нефёдов, направляясь вниз, к жилому комплексу сооружения.
В кабине управления сложным электрическим хозяйством платформы было тепло. За шестью пультами перед метрового размера экранами компьютеров сидели дежурные операторы, не обращая внимания на гостей: платформа работала круглосуточно, заполняя нефтью танкеры один за другим.
– Метеорологи утверждают, что атмосфера над морем стабильна, – сказал озабоченный Савельев.
– Пусть посмотрит спутник.
Начальник смены склонился над пультом одного из операторов.
Несколько минут прошло в молчании.
Работа на платформе продолжалась, и в кабину то и дело долетали металлические лязги, стук, звуки моторов и скрип тросов.
Оживились операторы, начальник смены почесал затылок в недоумении, оглянулся на соловеющего Нефёдова, которому зверски хотелось спать.
– Над нами формируется зона низкого давления.
Нефёдов и сам видел изображение, переданное со спутника: оно напоминало серую опухоль, закрывшую ту часть Баренцева моря, которая носила собственное название – море Печорское. Диаметр опухоли был невелик, около семидесяти километров, и до суши её взлохмаченные края не дотягивались, но было видно, что центр атмосферного сгущения висит точно над платформой.
– Я бы доложил, – посоветовал Савельев.
– В ООН? – мрачно пошутил Нефёдов. – Или в «Гринпис»?
– Начальству… в Москву.
– И что я им скажу?
– Что у нас намечается флуктуация… кстати, это уже было с «Приразломной» год назад, если ты помнишь, хотя температура у них не падала, а росла.
Нефёдов провёл ладонью по лицу.
– Подождём. Может, это временное явление.
Однако метаморфозы погоды на этом не закончились.
Через час над платформой сгустилась туча с яркими белыми краями, и пошёл дождь.
Это был не обычный моросящий дождь и не ливень, это был л е д я н о й дождь – при температуре минус семь градусов по Цельсию. Вода одевала в плёнку постройки, металлические конструкции, машины, вышку и одежду буровиков и мгновенно замерзала, превращаясь в ледяную броню.
Но и это было ещё не всё.
Ливень не прекращался ни на минуту, словно выливаясь не из неизвестно откуда взявшейся тучи, а из другого измерения, и слой льда на всех поверхностях бурового комплекса час от часу нарастал, пока не достиг некоей критической толщины – более пяти сантиметров – и массы.
Первыми не выдержали ёмкости с водой; пресная вода на платформу доставлялась в пятисотлитровых пластмассовых бочках. Они начали трещать, а через три часа непрерывного ледяного омывания – трескаться.
