Олег Маркелов - Крыло ангела
Перед лицом что-то двигалось, но Леха никак не мог разобрать, что это. Наконец зрение кое-как удалось сфокусировать: перед лицом двигался пол. Леха с трудом поднял голову и увидел двух милиционеров, тащивших его за руки.
— А, оклемался, дебошир, — заметил один из них, пожилой, почти отеческим тоном. — Здесь посиди.
С этими словами они усадили Леху на лавку у стены. Только теперь Леха понял, что оказался в коридоре, ведущем в танцевальный зал. Там, в зале, все так же играла музыка. Только доносилась она, как и слова милиционеров, сквозь толстые, невидимые подушки из ваты. Да еще этот мешающий «внутренний» гул…
— Что же ты хулиганишь? — спросил, подсаживаясь рядом, второй милиционер. — В своем районе, поди, так не ведешь себя. Ты откуда?
Леха вдруг забыл, как называется его городок, лишь неопределенно шевельнув разбитой рукой.
— Ясно. Я и говорю — неместный. Нет чтобы к себе на танцы, ты к нам за приключениями, — пожурил милиционер, доставая пачку «Дуката». — Сигарету хочешь?
— Не курю, — выдавил Леха, чувствуя, как с трудом шевелятся губы.
— Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, — сострил первый милиционер, окидывая Леху насмешливым взглядом. — Ладно. Забирать мы тебя не будем, хоть по-доброму в отделение бы тебя до утра. Да черт с тобой. Праздник все ж таки. Отдышись и вали домой. Понял намек?
Леха согласно кивнул, желая только одного — чтобы его оставили сейчас в покое. Удовлетворенные такой сговорчивостью, милиционеры побрели в сторону выхода. Леха закрыл глаза и откинулся на стенку, ощущая полное отупение, сродни тому, что испытывает явно перебравший человек.
— Ну наконец-то я тебя нашла! — Маленькая брюнеточка появилась неожиданно, совершенно искренне ужасаясь: — Кошмар. Что эти гады с тобой сделали… Бедненький.
— За что нас? — поинтересовался Леха почти безразлично.
— Да Ленка раньше с одним тут у нас крутила. А сейчас они расстались, а он ей жизни так и не дает, — пояснила брюнетка. — Мы хотели предложить вам свалить с дискотеки, да не успели.
— Ну да. — Леха попытался усмехнуться, но подсохшая губа снова лопнула, брызнув кровью, и он оставил попытки съязвить. — А где Миха с Серегой?
— Они вроде там, в холле, были. — Брюнетка вскочила с лавки. — Я сейчас приведу.
Леха уже начал приходить в себя, как ему показалось. По крайней мере, он не чувствовал ни особой боли, ни каких-либо других серьезных неудобств. Силы возвращались к нему, неся ощущение, что не все так плохо в жизни. Зато эта брюнеточка уже готова и пожалеть, и позаботиться. Похоже, родителям не видать сына сегодня. Леха поднялся и поплелся за упорхнувшей брюнеткой.
— Леха! — окликнул его довольно бодрый голос друга. — Ну ты красавчик! Этого волосатого, с которым ты схлестнулся, первым на «скорой» увезли. Ты ему челюсть сломал, кажется, а то и чего похлеще. Ты, кстати, себя еще не видел? Девчонки, дайте ему зеркало.
Леха обернулся на голос и опешил. Миха действительно выглядел весьма живописно — явно сломанная переносица, справа и слева от которой уже начали набухать отеки, гематомы по всей морде, запекшаяся кровь на губах, разорванная рубашка и разбитые в кровь кулаки. Гладиатор после битвы, да и только.
— Ты на себя посмотри, — выдавив все же улыбку, парировал Леха. — Идущие на смерть приветствуют тебя. А Серега как?
— Он-то легче всех отделался. Его почему-то практически не били, — кивнул на сидящего рядом друга Миха.
— Надо быстрее соображать, — возразил Сергей. — Ты ведь, Леха, тоже прорваться пытался?
— Пытался, — кивнул Леха. — Вы мне лучше не про то, что было, расскажите. Об этом мы завтра поболтаем. Вы мне скажите, что дальше делать будем. Все кончилось или нас отсюда не выпустят? И где твоя Ленка?
— Да никому мы больше не нужны, — набычился Миха. — Ленка где, не знаю, но, как понимаю — нам сейчас ее искать не резон. Убьют, на фиг, вообще. Надо потом с пацанами сюда подъехать, перетереть. А сейчас валить домой.
— Вот так всегда, — завелся Леха, ощущая нездоровое возбуждение, близкое к куражу. — Собрались отдыхать, а чуть что не так пошло, сразу по домам.
— Хорош тебе, Леха, кончай прикалываться, — одернул друга Миха. — Ты действительно на себя посмотри. У тебя глаз-то целый? А то я его вообще не вижу.
— Главное, чтобы я видел, — хорохорился Леха, неожиданно почувствовавший приступ головокружения и тошноты. — Один момент.
Он попытался найти поблизости туалет, но не успел, и его вырвало прямо в коридоре Дома культуры.
— Ну ты, блин, даешь, — потянул его за руку Миха. — Да у тебя сотряс конкретный. Тебе сейчас отлежаться малек надо. Поехали потихоньку домой.
Кураж закончился, и Леха покорно последовал за заботливым другом.
Прощаясь у ближайшей остановки трамвая, брюнеточка поцеловала Леху в щеку:
— Отлежишься — заглядывай в гости. Вот мой телефон, — сказала девушка, засовывая Лехе оторванную от сигаретной пачки фольгу с написанным на бумажной стороне телефоном и именем — Катя.
— На днях позвоню, — заверил Леха, ни на миг не сомневаясь в своих словах.
Дорога до дома была довольно долгой: шум дискотеки, подружки, кураж — все это осталось позади, уступив место появившейся боли. Дома родители испуганно суетились вокруг сына. А утром Леху увезла «скорая».
— Я понимаю, что он физически здоров. Но ведь вы сами должны понимать, что одна только контузия — это уже диагноз еще тот. А у него еще всего прочего на целый лист. Зрение едва восстановили. Нарушение работы нервной системы наверняка последствия даст. И хорошо, если только пониженный порог чувствительности. Я должен передать выписку в поликлинику по месту жительства, — объяснял заведующий отделением родителям одного из недавно выписанных из стационара пациентов. — Сколько ему времени потребуется, чтобы полностью восстановиться? А ведь еще не факт, что последствия некоторых травм можно вообще полностью ликвидировать.
— Мы все это прекрасно понимаем. Но и вы поймите — он собрался в армию идти.
— Куда? — вытаращил глаза завотделением.
Женщина насупилась, бросила злой взгляд на мужа, будто говоря ему: смотри, мол, как умные люди реагируют, — но тот только досадливо поморщился. И она, вздохнув, пояснила:
— В армию. Так уперся, что ни в какую. И что на него нашло!..
Врач удивленно покачал головой. Люди платят бешеные бабки, только бы откосить. У парня самый что ни на есть объективный повод, а он на тебе… Чудной какой-то. Впрочем, это не его дело.
— Может, оно и к лучшему, что диагноз такой? Будет где-нибудь в спокойном месте служить. — Врач пожал плечами, с интересом рассматривая посетителей, которые не искали возможности слепить диагноз, а, напротив, просили помощи в ликвидации истории болезни. И внезапно для себя решил, что денег с них, как первоначально собирался, он брать не будет (а что, и то и другое — должностной, так сказать, подлог, а потому плата «за риск» вполне допустима).
— Он не хочет в спокойном месте. Он хочет в такие войска, куда с вашими диагнозами путь заказан, — хмурясь, пояснил мужчина. — Так и сказал: «Идти туда, только чтобы «отбыть», смысла не вижу». — И хотя на лице его было скорбное выражение, врач почувствовал в голосе собеседника нотку мужской гордости.
— Может быть, мы как-то все же решим этот вопрос? — вторила мужу женщина.
— Ну хорошо, — после непродолжительного раздумья сдался заведующий отделением. — Только идя навстречу Виктору Сергеевичу, который попросил меня с вами встретиться. Давайте сделаем так. Вы сейчас напишете заявление о том, что вы просите выдать вам на руки историю болезни сына для передачи в поликлинику по месту жительства нарочным в связи с необходимостью срочно формировать медицинскую книжку призывника. Я оставлю это заявление у себя, а историю болезни отдам вам. Мы ведь, в конце концов, не в состоянии проверять, передали ли вы документы или они где-то затерялись. Но, надеюсь, запросов из военкомата к нам не будет. И напомню вам еще одно — последствия этой контузии, да и кое-каких других строчек из нашей истории болезни, еще проявятся. И каковы будут эти проявления, я не возьмусь предсказать. Просто не забывайте об этом.
Нахичеванский пограничный отряд встретил молодых бойцов температурой далеко за тридцать и беспощадным солнцем, от которого дорожки превращались в текучие потеки жидкого асфальта. Пыльный «ГАЗ-66» вкатил в ворота отряда, отделившие всю прошлую Лехину жизнь от настоящего и будущего.
Учебка пронеслась как один кошмарный сон — тренировки, усталость, постоянное желание есть и спать… А потом появились «покупатели» и соблазнили Леху, как одного из самых подготовленных курсантов учебки, подготовкой в школе сержантского состава. С предвкушением интересного и неведомого Леха уехал с небольшой командой таких же, как и он сам, в Октемберян. И только оказавшись в школе сержантского состава, понял, что такое настоящие «тяготы и лишения». Учебка вспоминалась как отдых в летнем пионерском лагере. Но помимо трудностей Леха совершенно неожиданно обнаружил, что умеет… говорить с окружающими его людьми. Конечно, говорить умеют все; но Леха говорил так, что к нему прислушивались. Он редко ссорился, но шел при этом до конца. Его уважали даже сержанты учебных застав, призванные прессовать и вызывать всем своим существованием ненависть, которая часто и помогает людям преодолеть трудности. И еще Леха с удивлением чувствовал, будто все, чему его здесь учат, он уже откуда-то знает и умеет. Нет, не стрелять из автомата или навертывать портянки. А… управлять людьми и принимать решения. И брать на себя ответственность за них. То есть он не мог сформулировать этого, но инстинктивно чувствовал, что все это у него получается и что это то, что он умеет, и потому — должен делать.
