Сергей Клочков - Лунь
Я извлёк из рюкзака мешочек и пару контейнеров — добычу за последние сутки — и первым вытряхнул на стол всякую мелочь из мешка. Средненько. Шесть «самоцветов», маленькая «трубка», слабо мерцающая зелёными лучиками, кусок «жуткого янтаря», «чёртова кровь» и больше десятка «русалочьих слёз». «Самоцветами» учёные не интересовались: эти артефакты не обладали никакими особыми свойствами, за исключением, пожалуй, редкой красоты. Собственно, я не был уверен, что «самоцвет» можно считать полноценным артефактом — просто кусочки шлака, кварца или гранита, по воле случая затянутые в «радугу» или «круговерть» и достаточно долго там промариновавшиеся, иногда превращались в «самоцветы». Я уже давно научился отличать ценные камешки от просто красивых, и потому рассчитывал слупить за них не меньше полусотни с Барина, который один по всей Зоне и занимался «ювелиркой». Пять ему продам, а вот шестой… я подобрал крупный, с вишню, «самоцвет» редкой каштановой окраски, с волнами света на гладких гранях и вспыхивающими в глубине яркими золотыми искрами. Этот я подарю. Он хорошо подойдёт к раскосым тёмно-карим глазам. «На память от Луня». А что, звучит…
Теперь контейнеры из углепластика и многослойной свинцово-алюминиевой фольги. Там товар посерьёзнее. «Серебряные соты», одна штука. «Острая плёнка», тоже одна, плоский артефакт с бегающими по глянцевитой поверхности серыми пятнами. Цветом металл, на ощупь полиэтилен, мягкий, даже шелковистый, если конечно, не прикасаться к краям — располосует пальцы до костей, и заживать будет долго. «Звёздный огонь», две штуки. Второй контейнер почти пуст: парочка «стеклянных шаров», с полкулака каждый. Не густо, но за один только «крупняк» минимум восемьсот монет получу. Минус сотня долгов. Ещё столько же за месячный «полный пакет услуг» и неограниченный доступ к местной сети на тот же срок. На информации я никогда не экономил. Остаётся шестьсот и около сотни за «мелочь». Триста на провиант, сигареты и прочее. Четыреста в загашник на чёрный день. Гадство. Тот же «стеклянный шар» по достоверным слухам европейские институты покупали то ли за десять, то ли за пятнадцать тысяч в валюте, тогда как Барин выкладывал на стойку восемьдесят монет. Какую же ораву мы с вами кормим-поим, братцы сталкеры? Пора профсоюз устраивать, и массовые забастовки рабочего класса. В лучших русских традициях позлившись и погундев про себя на жмотов из Института — «душут нашего брата, експлуататоры чёртовы» — я закончил подсчёты и сгрёб хабар в контейнеры. Ворчал я больше для собственного удовольствия: самые большие дяди в стране были уверены, что финансирование НИИ и двух армейских частей идёт сугубо по прямому назначению, «уголовный элемент» жестко преследуется, а успешная работа Института — результат строгого соблюдения всех законов. Если бы самые большие дяди узнали, что в Зоне творится на самом деле, то полетело бы множество голов дядей поменьше. Те дяди, которые поменьше, делились на три типа: дяди умные, коих было меньшинство, дяди жадные, их больше, и дяди тупые, в которых недостатка не ощущалось. Благодаря умным дядям солдаты и учёные оставались живыми, Институт уверенно двигался к нобелевкам, а сталкеры вздохнули свободнее, так как проблем стало существенно меньше. Жадные дяди, получив мзду, рассчитывали получать оную и в будущем, и потому прикрывали существующий порядок, помогая умным дядям защищаться от дядь тупых. Потому и платили нам за «стеклянный шар» не сто пятьдесят, как «вольные барыги», а восемьдесят. Впрочем, грех жаловаться — «ботаники» регулярно доплачивали «чаевыми» в виде так называемых премиальных, и в отличие от барыг, не драли со сталкера три шкуры за консервы, аптечки и, признаться, отменного качества оборудование. Чего стоит ПМК, например, или новейшая «Сайга» двенадцатого калибра из особых сплавов с карбофибровой ложей, за которую спасибо военным. Благодаря ним же, кстати, «правильные сталкеры» получали приборы ночного видения, оружие, боеприпасы, тушёнку. Армейское начальство оказалось неглупым и человечным контингентом: лучше вовремя списать «пострадавшее в аномалиях» оружие и «испорченные локальным выбросом» продукты, чем регулярно отправлять молодых бойцов сначала в Зону, а потом на Большую землю в цинковых гробах. Для комиссий специально демонстрировали несколько калашей, сутки повалявшихся в «киселе», после чего предлагали проводить за блокпосты и показать всё остальное, так сказать, в натуральном виде. Комиссия сразу верила на слово. Система обретала стабильность настолько, насколько это вообще было возможно для Зоны. Короче, и в человецех благоволение, и воздухов благорастворение. Меня, по крайней мере, как и большинство одиночек, всё устраивало, если не считать лёгкого, пресно-сладкого привкуса, что и сам трудишься на благо системы. От которой мы, собственно говоря, в Зону и сбежали, как те же «свободовцы». Успокаивала мысль, что раньше кормили сталкеры разную мразь, а теперь поднимают отечественную науку. Да и свободы у нас никто не отбирал: мы были всё те же «вольные стрелки», не связанные обязательствами, контрактами, восьмичасовым рабочим днём и ненавистной рутиной. Фугас вот, например, время от времени «толкал» хабар налево, в обход Института не столько ради доходов, сколько ради самоутверждения. Но, справедливости ради, на сторону уходили «трубки», «самоцветы», «шипучки» и прочая мелкота для коллекционеров. В НИИ про это знали, но решили «уважить характеру», так как серьёзный хабар Фугас поставлял только учёным.
«Долг» первым почуял изменения и охотно начал сотрудничать с военными в деле истребления ненавистных и тем, и другим монстров Зоны. Усиленный пятью-шестью «долговцами» армейский блокпост гасил волны мутантов с потрясающей эффективностью, срочники, которые раньше гибли десятками после каждого Выброса, быстро перенимали опыт «Долга» по истреблению прущей из Зоны нечисти. «Свобода» ещё доставляла неприятности, но старики, «олды» клана были сильно повыбиты аномалиями, монстрами и регулярными войсковыми частями, а «пионеры» всё чаще присматривались к НИИ и Бару как источнику надёжных комбезов и свежих консервов. «Монолит» развалился, когда выяснилось, что их святыня в четвёртом энергоблоке Станции вовсе не «чудесный кристалл, сверкающий лазурью мудрости и золотом силы», а просто гора слипшегося от жара строительного хлама. Особо упёртые фанатики провозгласили, что Монолит растворился по всей Зоне прежде, чем до него дотянулись грязные лапы неверных, и ныне живёт в сердцах истинных адептов. Польза от них тоже была: многочисленные анекдоты «про монолитовца» здорово скрашивали посиделки в Баре.
Кстати, насчёт Выбросов, раз уж вспомнил. После Третьей Катастрофы в 2007 их стало больше — каждый месяц по два-три, но их сила была столь незначительна, что за Периметром они регистрировались только сейсмодатчиками, пси-фонографами и прочими мудрёными приборами. Прятаться теперь нужно было только в непосредственной близости от «вспышки аномальной активности». Зато в памятном две тысячи седьмом…
Третью Катастрофу я помнил очень хорошо, лучше, чем того хотелось бы. Зона тогда выкинула совсем уж невероятный фортель: она просто исчезла на девять дней. Пропали все до одной аномалии, сталкеры возвращались в Бар без хабара и с очень удивлённым видом, «Долг» на пятый день даже салют устроил в честь такого праздника. Ох, и пьянка ж тогда была… кто с радости, кто с неподдельного горя, а кто и просто от страха глушил спиртное, многие ушли в самые непролазные когда-то участки Зоны в надежде найти что-нибудь этакое…
А потом было семнадцатое ноября две тысячи седьмого. Очень мне повезло, что в тот день я находился в старом Баре, в бомбоубежище заброшенного ПТУ. Утром нас было шестнадцать человек. Вечером осталось девять и четыре трупа. Три человека просто исчезли, но не бесследно — одежда, оружие, и, пардон, содержимое кишечников осталось на полу вкупе с ногтями и волосами. Один из выживших ослеп, ещё один умер через полгода от какой-то скверной заразы. Все остальные получили различные «подарки» на выбор: амнезию, облысение, долго не проходящие ночные кошмары, приступы «чёрной хандры», кожный зуд. Зона за одну ночь расползлась на километры, оставив далеко позади свои прежние границы, и продолжала расти ещё полгода, увеличившись за это время больше, чем в два раза. И «порадовала» учёных сотнями невиданных прежде тварей и артефактов, а сталкеры по достоинству оценили множество свежеиспечённых видов аномалий. Учёные, впрочем, действительно радовались: Зона остановила свой рост всего в полутора километрах от научного городка, и эвакуироваться не пришлось.
После того Выброса меня «контузило». Больше года я промаялся носовыми кровотечениями и провалами в памяти. Из прошлого исчезали большие куски, как из газеты, которую основательно обработали ножницами в поисках интересных публикаций. Выпадали целые «статьи»: как и зачем пришёл в Зону; кем работал до Зоны; в каком городе жил; даже паспортное имя с удивлением прочитал в собственных документах. Зато всё, что осталось, теперь было поразительно ярким и чётким: закрыв глаза, я легко, детально вспоминал события детства, отчасти школьные годы, словно смотрел фильм или высококачественную фотографию. И после «чистки» память никогда не подводила, один раз даже напугала: мельком видел у Сиониста открытую книгу. А потом прочитал две страницы уже здесь, в схроне: «снимок» раскрытой книги был настолько ясным, что я разобрал каждую букву. Сначала это было забавно. Потом, ради эксперимента, я перевернул несколько «страничек» и понял, что могу при желании прочесть всю книжку. Кто не испытывал такого, не поймёт — страшно стало до колик. Брр… хорошо, хоть сейчас таких «приходов» нет.
