Степан Кулик - Операция «Рокировка»
— Добро, — кивнул старшина. — Шагай, стало быть дальше. Не задерживай движение…
— Как думаешь, Кузьмич…
— Перестань, — проворчал в ответ тот, даже не дослушав. Они так давно воевали вместе, что научились понимать друг друга без слов. — Ты, как бабка старая… Ничего с твоим Колей не случится.
— Тревожно мне…
— А в прежние годы, было спокойно?
— Не так, как сейчас.
— Да? Чего же в поиск напросился? Летел бы вместе с ним на Большую землю… Стареешь, Игорь.
— Есть немного, — ефрейтор Семеняк кивнул. — Пожил. От того, вдвойне молодых жаль.
— Согласен. А коли так, то помолчи и смотри лучше. Вон… — старшина показал пальцем, — ветку сбитую пропустил.
— Да я ее и теперь не вижу… — хмыкнул Степаныч. — Ну, и глаз у тебя, Кузьмич… Прям, Дерсу Узала.
— Хороший был охотник, — согласился тот. — Только погиб зря. В своего убийцу не смог выстрелить… А разве ж такую гниду или, положим, фашистов можно за людей считать?
— Пустое говоришь, Кузьмич. Кровью кровь не остановить… Да и обманули их, задурманили головы. В Германии, небось, нет ликбезов и бесплатных школ для всех. А темный народ обмишурить не трудно. Наплетет какой-нибудь краснобай семь коробов лаптей о лучшей жизни, — хоть загробной, хоть тутошней, — и обует всех остальных. Да еще так заморочит, подлец, что и не опомниться, и о справедливости не вспомнить. А как кровью душу замараешь, обратно повернуть трудно… страшно. Ведь понимает человек: что перешел черту, что для всех остальных он стал хуже бешеного пса. Потому и держится до последнего за таких же отщепенцев…
— Ты, прям как политрук… — покрутил головой старшина.
— А я за ним и повторяю… — не стал отрицать Семеняк. — Весной сорок второго, когда под Ржевом землю грызли, наш батальонный комиссар Юркив так говорил. Хорошо сказал, душевно… вот и запомнил. Представляешь: мясорубка такая, что только ошметки летят. И наши, и фрицы раненых и убитых тысячами каждый день считают, а Андрей нам о милосердии толкует. Умный был мужик, башковитый. До войны в университете историю преподавал…
— Был?
— В марте сорок третьего погиб. Один день до своего сорокалетия не дожил.
— Тогда, понятно. Уговорили, — расправил усы Телегин. — Встречу Адольфа, не стану стрелять. На цепь возьму, намордник надену, а дальше пусть народ и партия решает: лечить или казнить.
— Ну, самого Гитлера и прибить не грех… — Степаныч сплюнул. — Хотя — живым взять, конечно, больше толку.
— Аккуратнее, — проворчал старшина. — Расплевался… А убирать мне.
— Извини. От одного имени во рту противно стало, как кизяк пожевал… Мне Коля как-то рассказывал, что в Турции такой закон раньше был. Преступника сажали в бочку с дерьмом, так что только голова торчала и возили весь день по городу. А стражник время от времени саблей над бочкой помахивал. И злодей тот, чтоб голову не потерять, весь день в нечистоты эти и нырял… Вот бы фюрера с его генералами так?.. Да не на один день, а пока жители всех стран, городов и деревень, где они напаскудили, где кровь человеческую пролили, не увидят их изгвазданные в дерьме морды.
— Здорово… — восхитился Телегин. — Ну ты дал, Степаныч. Молоток… Отличная придумка. Да-а, от такого зрелища, наверное, многих отпустило бы… Надо будет нашим командирам сказать, может, выше доложат? Так сказать, инициатива, почин рядового состава…
— Сами сообразят. Не дурнее нас будут… — отмахнулся ефрейтор Семеняк. — Ну, что? Хватит? Вряд ли дальше искать станут. От ищеек наши старания все равно не уберегут, а человеку ни в жизнь не найти.
— Согласен, — кивнул старшина. — Лучше не сделаем. Махоркой притрушу и побежим догонять… Наши-то, небось, уже у ручья отдыхают.
* * *Группу догоняли не таясь, поэтому оставленный в дозоре Гусев увидел их первыми. Иван вышел из-за дерева, метрах в десяти и поднял руку, привлекая внимание.
— Давайте сюда, братья славяне. Наши вон там расположились… — старший лейтенант кивнул направо.
— Регулировщик, выискался… — проворчал старшина. — А то я дыма не чую… Не рейд, а воскресная прогулка.
— Не бухти, Кузьмич, — вступился за давшего послабление командира Семеняк. — Люди вторые сутки без горячего… Да и задание мы уже выполнили. Теперь только своими жизнями рискуем.
— А у тебя, Игорь Степаныч, их несколько?.. — не сдавался Телегин. — Что ты готов расстаться с одной из них за банку разогретой тушенки?
— Не знаю, как насчет дыма, а твое ворчание, старшина, точно за пять верст слыхать… — Малышев махнул рукой, давая понять, что доклад не нужен. — Присаживайтесь. Отдыхаем. Фрицам сейчас не до нас. А если фронт и в самом деле вскоре сдвинется, так и вовсе курорт…
Старшина придирчиво осмотрел место привала, но не нашел к чему придраться.
Костерок разложили грамотно, между корнями ясеня. Вообще-то сухой хворост почти не дает дыма, зато столб горячего воздуха, если уметь смотреть, заметен с расстояния в пару километров. А при таком способе разведения огня, дымок тянется вверх, по стволу дерева и рассеивается листьями. Только запах и остается… Но тут уж ничего не попишешь. Придется надеяться, что с подветренной стороны никто чужой сейчас не лазит.
— И все же, стоило хотя бы еще на парочку километров вглубь отойти…
— Нельзя, Михаил Кузьмич. Лишний крюк получится.
— Вокруг чего?
— А вот когда все соберутся и объясню, — капитан Малышев лег на спину, прикрыл глаза. — Кстати, я дал группе пятнадцать минут на оправку. Так что вы бы тоже зря время не тратили. Я не поп, дважды одно и то же говорить не стану…
— Напугал. Голому собраться, только подпоясаться… — Кузьмич прилег рядом. — Когда смолоду зверя промышлял, бывало на вторые сутки батя спросит: «Коля, ты до ветра когда в последний раз ходил?», а я — как из дому вышли, так и забыл об этом деле.
— Ох и горазд ты заливать, старшина, — не поверил Пивоваренко. — А мочевой пузырь не лопнул? Или ты за все это время ничего не пил.
— Пил, конечно… Да вся жидкость из тела с потом вытекала. Тайга, Олежка, пока по ней правильно ходить не научишься, хуже любой полосы препятствий будет.
— Спасибо, дочка, — ефрейтор Семеняк взял у Лейлы две разрезанные ножом половинки банки разогретой тушенки. Вторую протянул другу. — Держи, зверь таежный, Подкрепись. Может, подобреешь и перестанешь ворчать?..
— Спасибо…
— Ну, что? — капитан Малышев открыл глаза. Мгновенно засыпать и так же мгновенно просыпаться, одно из первых умений, которым обучаются фронтовые разведчики. Поскольку у них «время на отдых» категория условная. — Все уже собрались?
— Кроме Гусева. Он в охранении.
— Тушите огонь и зовите лейтенанта сюда… Думаю, в ближайшие десять минут нас не обнаружат… А разговор предстоит важный.
Капитан пружинисто вскочил, поправил одежду и отступил в сторону, так чтобы видеть всех разом.
— Прежде чем я начну, хочу чтобы все поняли: задача, которую майор Корнеев поставил группе перед отлетом, с руководством не согласована и силы приказа не имеет. Николай, сделал это на всякий случай. Помня о нашем штрафбатовском прошлом… Командир дал нам возможность ссылаться на него, если придется объяснять особистам, почему группа задержалась во вражеском тылу, а не вернулась сразу же, после выполнения задания.
Давая время осознать услышанное, Андрей преувеличенно внимательно осмотрел кострище и что-то там старательно затоптал.
— Я сейчас расскажу все, что мы с ним узнали от эсесовца, а потом, каждый из вас сам за себя решит, что делать дальше.
Девушки переглянулись. Пивоваренко хмыкнул. Хохлов снял и протер очки. И никто не задал ни одного вопроса.
— В общем, у фрицев есть какая-то очень секретная организация, подотчетная только Гиммлеру, а то и самому Адольфу. Называется «Аненербе», что в переводе с немецкого значит «Наследие предков». Чем там занимаются, я лично объяснить затрудняюсь. Из слов оберштурмбанфюрера — какой-то чертовщиной.
— Самое оно, для Гитлера, — кивнул Кузьмич. — С кем бесноватому фюреру еще знаться, как не с Сатаной.
— Как атеист, я не могу согласится с существованием ада, но для Гитлера сделаем исключение. Только духовная сфера для нас не главное. Важно то, что пленный указал место, где сейчас проходят последние испытания образца нового оружия. Кодовое название «Lanze des Hasses».
— К-копье Ненависти, — перевел Хохлов.
— Совершенно точно. И судя по тому, как описывал действие этого копья Штейнглиц, с таким типом вооружения мы еще не стыкались. Кто-то читал книгу Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина»?
— Я… — отозвалась Оля Гордеева. — Вы говорите о тепловом луче?
— Не я… — пожал плечами капитан. — Пленный фриц. Причем, он утверждает, что это не изобретение их ученых, а какая-то древняя штука, найденная при археологических раскопках еще пару лет тому. То ли в Азии, то ли в Африке. Поэтому ее так долго изучали. Да и не торопились, сначала… Были уверены, что смогут нас победить и без «наследия предков». Но теперь, вроде, все секреты наконец-то этим Аненербе раскрыты. И в ближайшее полнолуние, то есть через восемь дней…
