Участковый. Назад в СССР (СИ) - Подус Игорь
— Пятый, что у тебя — спросил он, используя позывной, присвоенный моему автобусу.
— Всё нормально. Народ на месте, согласно спискам. Можем отчаливать.
Последним о своей готовности доложил гаишник Гена, сопровождавший колонну в арьергарде, на своей служебной копейке. После этого автобусы начали по одному выворачивать на дорогу.
Колонна отчалила от проходной точно по расписанию. Восемь автобусов, бортовой грузовик «Зил-130», нагруженный наглядной агитацией, и пара машин ГАИ, занявших позиции спереди и сзади.
Усевшись впереди, я почувствовал чужой взгляд и, оглядевшись по сторонам, заметил директора Егорова, который по-прежнему стоял возле «Волги» и смотрел именно на наш автобус.
Выходит, зёрнышко упало на благодатную почву.
Безусловно, я понимал, что мои слова вызовут бурю эмоций среди цеховиков. И закинул эту наживку не просто так в спонтанном порыве добиться посадки Кошеля в автобус. Пускай советские бизнесмены немного понервничают ближайшие несколько дней, ожидая визита ОБХСС в любую минуту.
Намёк на мою осведомлённость о производстве палёной джинсы, заставят их что-то предпринять, а я посмотрю, на что они готовы пойти. Если бы сейчас были девяностые, то меня бы заказали в этот же день. Те, с кем я затеял игру, тоже не пальцем деланы. Люди серьёзные. Но действовать они будут точно по-другому. Посмотрим, к чему это всё приведёт.
Несмотря на изъятие ящика водки в автобусе было весело. Конечно же, я замечал появлявшиеся в руках граждан чекушки, но упорно делал вид, что ничего не вижу. Поднимать из-за ста грамм водки бучу не стоило. Пускай выпьют по чуть для настроения.
Через час колонна углубилась в центральную часть Москвы и покатила по Садовому кольцу. Насколько я заметил, на дорогах всё было подготовлено идеально. Маршруты для подвоза демонстрантов с периферии определены заранее и действенно чисты. На каждом перекрёстке стоят машины ГАИ.
Сам город вылизан до блеска, а улицы празднично украшены. К тому же погода стояла отличная, так что забытые виды Советской Москвы, начали навевать ностальгические воспоминания. И потворствовать всему этому искусный баянист, который зажигал и заставлял петь одну за одной советские и народные песни, создавая настоящее попурри.
«Мой адрес не дом и не улица», сменяла «Ой цветёт калина» и каким-то образом переходила в «На дальней станции сойду». Аккорды из военных песен тоже иногда мелькали, но баянист их специально придерживал, оставляя на 9 Мая. Ведь сегодня законный Праздник Весны и Труда.
Мне стало жаль, что в будущем его так широко не отмечают. Всё превратилось в банальные выезды на дачу, жарку шашлыков и пьянку, способную растянуться на все праздничные дни. Неужели нашим будущим руководителем стал не так важен честный труд обычных граждан? Не хотелось в это верить, но, если судить по непродуманной миграционной политике двадцатых годов, вполне возможно так и есть.
Конечный пункт нашей поездки находился в пяти километрах от красной площади. Выгрузив контингент, автобусы ушли, а граждане, передовики и ветераны устроили временный лагерь на отведённом им участке аллейки. Мы такие тут были не одни, так что народу хватало.
А в это время мимо проезжали грузовики с наглядной агитацией и проходила головная часть колонны демонстрантов, состоящая из рабочих самых орденоносный и заслуженных Московских фабрик, и заводов. Среди них выделялись большие группы Советских граждан, наряженные в одинаковые костюмы светло-коричневого цвета. Если честно, подобный выбор цветовой гаммы и попытку организаторов шествия поиграть в инкубаторность, я не оценил.
Отец первым делом провёл перекличку и пообщался с сотрудниками милиции, координирующим порядок в этом секторе. Затем расставил нас по периметру, чтобы наши не разбредались и не смешивались с другими группами. Разумеется, обо всех передвижениях сообщалось по рации.
Ожидание продлилось около получаса, а потом наше формирование влилось в просвет, специально оставленный в потоке демонстрантов. А дальше я просто брёл сбоку и присматривал за Кошелем. Тот смотрел на происходящее столпотворение и море красных флагов с раскрытым ртом, и я отлично понимал, что яркие воспоминания об этом останутся с ним, независимо от того как дальше сложится его жизнь.
Я тоже наблюдал за действом, и не без интереса, так как участвовал в подобной массовой демонстрации в первый раз. После начала моей службы в органах, такие демонстрации в Москве не проводились, а самая последняя, кажется, прошла в девяностом году.
Время в пути пролетело быстро. А когда мы, наконец, вышли на красную площадь, шествующих впереди Егоров с сотоварищами развернул бархатное знамя комбината. Я же всю дорогу не мог отвести взгляд от мавзолея.
Посередине стоял Леонид Ильич Брежнев, без головного убора. И хотя он бодрился и активно махал демонстрантам, выглядел уже не очень. С лева от него выстроилась верхушка генералитета Советского Союза. А с права члены политбюро ЦК КПСС.
Практически каждого из них я узнал. Все будущие генсеки стояли вместе, словно выстроившись в очередь. А рядом с претендентами на партийный трон стоял ещё молодой Горбачёв. А вот его увидеть на мавзолее в восьмидесятом году я точно не ожидал.
Конечно, жаль, что в это время партийная номенклатура настолько заросла бархатным мхом, что изменить судьбу СССР уже невозможно. Ведь это только со стороны кажется, что стоит выйти на связь с ключевыми фигурами государства и подробно рассказать им что будет дальше, и сразу всё изменится.
Даже если случится чудо и меня, к примеру, послушают, то, к чему это приведёт? Вместо Горбачёва, назначат генсеком кого-то другого? Проведут в стране глобальную реформу, причём в первую очередь её экономической составляющей? Обойдутся без показных перестроек и провальных сухих законов? Смогут предотвратить Чернобыльскую аварию? А может, они сделают так, что предприятия необъятной страны прекратят гнать один и тот же ширпотреб годами и начнут обеспечивать советских граждан актуальными и нужными товарами народного потребления?
И это всё при условии исправления, сделанные ранее ошибок и недопущении новых. Как-то не верится, что всё это могут сделать те, кто сейчас стоит на мавзолее.
Они ещё не знают, что уже давно заложили мину замедленного действия под СССР и в итоге всё заранее просрали. Возможно, если бы я вернулся, к примеру, в 1971 год, в самое начало Брежневского застоя, можно было попытаться что-то успеть поменять, но и это далеко не факт.
Если честно, меня всю жизнь терзал один вопрос. Как те, кто сейчас стоит на мавзолее, не видели то, к чему катится управляемая ими страна? Ведь простейший сбор реальных статистических данных, и анализ, проведённый неангажированными специалистами всё это мог предвидеть с точностью до года.
Кроме верхушки партийной элиты, я смог увидеть десяток известных дикторов и журналистов, делающих репортаж о демонстрации. Больше всего мне приятно было видеть Озерова. Именно его лукавая улыбка промелькнувшая всего на миг, немного поправила уровень, начавшего падать настроения.
В итоге демонстрация прошла без эксцессов. Лозунги граждане выкрикивали дружно. Да и судя по их лицам, делали это вполне искренне. И именно эти граждане, ровно через десять лет начнут со рвением перечёркивало всё то хорошее, что существовало в СССР. Они будут с готовностью верить всему, что начнут писать в некоторых журналах и газетах и будут с готовностью окунаться с головой, в чуждую им идеологическую среду, поглощая словно губка всё подряд.
После выхода с красной площади эйфория начала всех отпускать, и толпа начала разделяться на несколько потоков. Разумеется, отец координировал продвижения нашей группы по рации и вёл в нужную сторону.
А ровно через час мы забрались в те же самые автобусы, и колонна отправилась на нашу окраину Москвы. В автобусе Кошель старательно делал вид что его не зацепило, но я чувствовал, что он в полном восторге. Через обычную набыченность периодически пробивалась улыбка. И не замечая этого, он даже начинал подпевать, сидевшим рядом с ним молоденьки ткачихам.
