Бездомыш. Предземье - Андрей Олегович Рымин
Да и мало похожи встречающие нас у ворот воины на грязных оборванцев Маскара. Тоже в шкурах, но крой в разы лучше. И шерстяная поддёвка у каждого. Добротная, удобная одёжа и обувь. Шапки же заслуживают отдельного слова — пышные меховые, с острым верхом и длинным, прикрывающим часть спины отворотом. С такими, ни воротников, ни капюшонов не надо.
И оружие доброе. Все мужчины при копьях и луках. На поясах ножи, топоры. В руках круглые небольшие щиты. Не охотники — воины. Сколько мужиков наверху и на лестнице мне неведомо, но встречать нас вышло десятка два.
— Долгих лет, брат! — приветственно вскинул руку Маскар.
Даже у здоровенного снежника подъём к крепи отнял много сил. В голосе вождя ургулов слышалась одышка.
— И тебе не знать старости, брат! — откликнулся предводитель встречающих — невысокий, но крепкий дядька с острым горбатым носом и карими прищуренными глазами.
Вождь оргаров — а Маскар предупреждал, что Лютену доложат о нашем приближении, и тот спустится встретить своего кровного брата лично — щеголял длинным плащом из шкуры снежного барса, толстой золотой цепью, свисающей с шеи до середины груди, золотыми же браслетами, натянутыми поверх рукавов, широким, расшитым снова же золотой нитью поясом, на котором висели сразу двое богато украшенных ярко-красными каменьями ножен, и выкованным в форме орлиной головы стальным шлемом, заменяющим ему шапку.
Ну прямо не снежник, а ярл или знатный имперец. Я себе даже представить не мог, что на материке есть такие богатые кланы. Уж этот точно не водит своих воинов в набеги на тракт. Или, наоборот, водит?
— Дряная весна, — развёл руки Маскар. — Впервые за тридцать лет хорты нашли и разрыли моё гнездо. Вот, привёл к тебе всех, кто тот день пержил. Выручай, брат. Нашествие у вас пережидать будем.
Лютен снисходительно кивнул. Ну точно знать. Гордости на роже на пять Зимородовых хватит.
— Плохая весна, — согласился любитель золотых побрякушек. — Ургулы не первые, кто просят принять их. Хорты лютуют повсюду. Ты третьим пришёл.
— Кто ещё здесь? — нахмурился Маскар. — Только не говори, брат, что пустил к себе шакалов Багона.
— Багон — человек, — пришёл черёд Лютена хмурить тонкие брови. — Клан Харад — тоже люди, и не в нашествие гнать просящих убежище. Мне нет дела до вашей вражды.
— Ты прав, брат, — склонил Маскар голову. — На твоей земле я не стану мстить. Мир в нашествие священен. Прости.
— Мир в нашествие священен на всех землях, — поправил ургула Лютен. — Пока хорты здесь, закон не велит нам поднимать оружие даже на имперских свиней.
При этих словах взгляд вождя оргаров переместился на Негоду. Видно, Лютен, признавший в нас по одежде островитян, принял элца за предводителя нашего отряда. И смотрит не то, чтобы с ненавистью, но презрение в его глазах прочесть легче лёгкого. Не любит нас этот напыщенный местный князёк. Но Маскар обещал…
— Не смотри на этих людей, как на имперцев, брат, — вступился за нас понявший намёк Лютена снежник. — Смотри, как на ургулов. Лишь помощь этого молодого продавшегося, — кивнул на меня Маскар, — позволила нам сдержать хортов на перемычке. Мой клан дошёл до крепи только благодаря ему. Я дал Китару слово, что ты примешь их. Не вынуждай меня нарушать обет, брат. Вспомни, как я тогда тебя выручил.
Вождь оргаров скривился.
— Не поднимать оружие, и давать приют — это разные вещи, — процедил сквозь зубы Лютен. — На мне большой долг перед тобой, кровный брат. Я их впущу. Но отныне мы квиты. И плата будет высокой.
— Будто бы когда-то она была у тебя низкой, брат, — улыбнулся Маскар. — Тому долгу полвека уже. Давно пора про него забыть. Я согласен.
А снежник оказался порядочным мужиком. Признаться, я был уверен, что сейчас он от своего слова откажется.
— Хорошо, брат, — снисходительно похлопал Маскара по плечу вождь оргаров. — Духи наших предков свидетели — мы сочлись. Кстати, ты пришёл очень вовремя. Ещё пара дней — и было бы поздно. Мои разведчики принесли весть — вдоль Ерхата с полуночи катится большая орда. Чую, скоро нас запрут здесь. В этом году хортов слишком уж много. Часть уж точно полезет на крепь.
— Да пусть лезут, — хохотнул Маскар. — Будут жрать свои трупы.
— Обязательно будут, — улыбнулся Лютен. — Твои люди устали. Давай цену обсудим уже — и наверх. Время ужина близится.
— Твоя правда. Успеем ещё поболтать, — закивал Маскар. — Я уже подсчитал всё. От клана же видишь от моего что осталось? Тут пары девок за глаза хватит. Двух выбрал на вырост не сильно малых. Одной девять, другой десять. Устроят?
Так вот, чем тут платят! Не золото, не семена. Людьми плату берут. Так я, получается, теперь буду Маскару обязан даже больше, чем думал. То, может, для него внучки, правнучки… или кем там вождю ургулов эти девчонки приходятся — товар для обмена, а я бы кого-то из своих названных младших сестрёнок ни за что бы этому надутому индюку не отдал. Отныне, что долг самого Маскара перед своим кровным братом погашен, что его собственный передо мной. Такую цену я даже за спасение от хортов платить не готов.
— Ты пришёл третьим, брат.
И таким тоном сказано, что сразу понятно, какие слова последуют дальше.
— Двух девок мало. Шесть надо. Я выберу сам.
Вот вам и кровный брат… Маскара же грабят. Откровенно и нагло.
— Шесть⁈ Ты в своём уме, брат⁈
Но в глазах Лютена холод. Как, впрочем, и в голосе.
— Ты пришёл третьим. И в тех двух кланах куда больше народу. Мне всех вас кормить. Потому и такая цена, что придётся голодать сейчас даже моим собственным людям. Духи предков свидетели — это ещё малая плата за жизнь. Сам же видишь, что нашествие в этом году злее прежних всех.
А куда Маскар денется? Он к стене припёрт. Если Лютен не врёт про ещё одну орду хортов, у ургулов, как и у нас, один шанс на спасение — укрыться в этой неприступной долине.
— Значит, шесть, — обречённо вздохнул Маскар. — Выбирай.
Видно, знает вождь ургулов, что с Лютеном торговаться бессмысленно.
— Потом выберу. Тут смотреть надо — дело долгое, — отмахнулся хозяин крепи. — По твоим мы решили. С островными попроще.
Что⁈ Он с нас, что ли отдельную плату собрался брать? Вот ведь выродок йоков! Сейчас я прикончу эту жадную тварь, и разговаривать будем с каким-нибудь его сыном — или, кто там у них после Лютена главный?
— Вас поменьше, — опять почему-то решил обращаться к Негоде золочёный индюк. — С вас одной бабы хватит. И выбор здесь не стоит. Возьму чернявую.
— Говори со мной.
Голос беса звучал пока без вызова. Я еле удержался, чтобы не изгнать Ло. Да я его… Один взмах незримым клинком, и голова этой обнаглевшей твари покатится по камням.
— Уж больно хороша, — не обратив на слова беса внимания, продолжал Лютен хищным взглядом буравить Лину. — И ждать, пока подрастёт не надо.
— Не бывать этому! Деньгами плату бери!
Выскочивший вперёд Айк закрыл собой побагровевшую от гнева Лину.
— Для мужа слишком молод… Значит сын, — окинул оценивающим взглядом моего друга вождь оргаров. — Можешь при мамке остаться. Возьму тебя в клан.
— Да как ты смеешь…
На большее трясущейся от негодования Лины пока не хватило. Чего Ло ждёт? Сейчас сам всё решу! Бес ловит взгляд Крама и кивает ему.
— Вождь! Не твори греха! — подскочил к Лине порожник. — Мы жён не отдаём, не продаём и не дарим. Моя жена никуда не пойдёт. Выбирай из девчонок! Вон, сколько у нас их.
Ну всё! Бес свой шанс упустил! Изгоняю! Девчонок они отдавать собираются… Да я сейчас, и порожника, и вождя, и всю стражу! Пошли они к йоку!
— Здесь тебе не торг, имперец, — сузились злыми щёлками глаза Лютена. — Я уже всё сказал. Или баба моя, или убирайтесь к йоку. Выбор за вами.
Не к йоку, а к хортам. Забрав тело, я немного остыл. Зарубить-то я его зарублю. Только это и наша смерть. Есть ещё один выход.
— Семена! Возьми семенами, вождь! — шагнул я к Лютену, доставая из-за пазухи кошель. — У меня много есть. Баба пожившая — до старости всего
