Пятое правило дворянина - Александр Герда

Ничего нового он мне не сообщил. Обо всем я уже знал от Верховцева, ну а после того, как нормализовалась финансовая ситуация — Давыдов и вовсе стал олицетворять уверенность и спокойствие.

Проводив его, я позвонил Леониду Александровичу и сообщил, что он может начинать реализацию всех своих запланированных мероприятий и откладывать их не стоит.

Верховцев был понятливым парнем, так что уверен — после нашего разговора он уже размышлял как ему поскорее оказаться в Нижнем, а еще лучше сразу перед лицом Унковского, чтобы задать маркизу пару вопросов о наболевшем.

За бесконечными разговорами, день пролетел как-то незаметно и к вечеру я почувствовал, что устал. Настолько, что даже перестал делать Тосику замечания, когда он в очередной раз проходил мимо меня держа за хвост смирившегося со своей участью ящера.

Я велел Бьянке подавать ужин и в этот момент охрана сообщила, что ко мне очередной гость. Вообще-то я уже никого не ждал и не хотел видеть, но меня ждал сюрприз — ко мне неожиданно приехала Василиса.

За пару дней она заметно изменилась. Темные круги под глазами, уставший взгляд... Оказавшись в моих объятиях, она обмякла и заплакала. Такое ощущение, что все это время она держалась и лишь сейчас позволила себе слабость в виде слез.

Я взял ее на руки, отнес на диван и сел рядом. Все это время мы молчали. Ну а что говорить, если и без слов все понятно. Да и какие я мог найти слова, чтобы утешить ее в такую минуту? Разве они вообще существуют?

Лишь через час она сама взяла меня за руку и тихо сказала:

— Ты знаешь, что возле твоего дома машин, как возле Кремлевского дворца?

— Знаю, — ответил я и погладил ее по голове. — Пару машин моей охраны, плюс наружное наблюдение из тайной канцелярии... Что поделать, становлюсь популярной личностью в Российской империи.

— Ну да, — шмыгнула она носом. — Теперь еще пара машин прибавилась. Моя и охраны из Департамента.

— Соболезную тебе, девочка моя, — сказал я.

Она немного помолчала, а затем начала говорить.

— Ты знаешь, вообще-то они меня не пускали к тебе, но сидеть в доме я не могу. Отца нет, мать вся в трауре, хотя ей на него уже давно плевать...

— Кто не пускал?

— Охрана. Говорят, слишком опасно мне по городу разъезжать...

— Лучше бы они так за отцом твоим следили.

— Ладно, Володя, что уже теперь? Тем более не только ведь отца убили, еще ребята погибли, — она вновь шмыгнула носом. — Я до сих пор толком не знаю, что там случилось.

— Крокодил карамба! — услышал я из соседней комнаты недовольный голос Тосика, а затем что-то упало на пол и со звоном разбилось.

— Вот засранцы, вазу разбили, — констатировал я очевидный факт.

Больше никаких звуков не последовало, видимо оба сбежали.

— Завтра отпевать будут, поедешь? — спросила Василиса. — Или тебе нельзя?

— Не получится, у меня вроде как домашний арест. Ты же знаешь, что происходит или рассказать?

— Да знаю, чего уж. По всей Москве только о том и разговоров, что Соколов против Николая Александровича заговор затеял, — она посмотрела на меня. — Только я в это, разумеется, не верю.

— Правильно делаешь, — сказал я, вытер слезу с ее щеки и чмокнул в лоб. — Скоро все закончится, поверь.

— Верю, — ответила она и положила голову мне на колени. — Ты знаешь, хочется сейчас в своем Василисином Царстве оказаться, как тогда... И чтобы ничего этого не было... Чтобы время назад вернулось, понимаешь? Чтобы отец был жив и у тебя все хорошо...

Да, бывают моменты, когда хочется вернуть время назад, вот только даже с учетом того, что я очень хорошо знаком с магией времени, сделать это невозможно.

Василиса лежала у меня на коленях и молчала. Еще несколько раз шмыгнула носом и вскоре заснула...

Глава 16

Великое княжество Московское.

Москва.

Кремлевский дворец.

То, что ничего хорошего его этим утром не ждет, Бестужев понял сразу же после того, как увидел на экране своего телефона, кто именно ему звонит. Ну а услышав тон звонившего, сомнения по данному поводу у него и вовсе отпали. Романов хотел его видеть немедленно, а на торжественный завтрак с таким настроением не приглашают.

Впрочем, недовольство Николая Александровича было вполне понятно. С момента ареста Соколова прошла уже практически неделя, а никаких результатов расследования у Георгия Васильевича по сути и не было.

Во всяком случае, ничего такого, что могло изменить показания Ворона и Бирюкова по данному поводу. Последний, кстати говоря, ему очень мешал и всячески вредил.

У Бестужева складывалось впечатление, что за последние дни маркиз вовсе не покидал дворец. Он то и дело таскался с одной встречи на другую, приглашал к себе влиятельных персон и частил с визитами к пожилой императрице. Вполне ожидаемо, что вскоре по Москве поползли слухи, которые выставляли Романова не в самом выгодном свете. Мол, излишнюю лояльность проявляет Николай Александрович к персоне Соколова.

По многочисленным донесениям агентуры главы тайной канцелярии, на обедах и ужинах представители самых влиятельных дворянских родов только и говорили, что о Соколове и убийстве отца Соловьевой.

Его беспокоили оба вопроса, но вот ситуация с предполагаемым заговором как-то больше тревожила. Все просто — по Соловьеву основная вина лежала все же на Департаменте Мироходцев, который прохлопал некромантов. Ну а по молодому виконту спрос только с него.

Самое плохое в этом было то, что к ситуации он сам относился со всей серьезностью и присущей ему обстоятельностью. Прекрасно понимал, что именно стоит на кону.

Да и Соколова губить ему не хотелось. Во-первых, от этой истории за версту гнилью тянуло. Во-вторых, он доверял мнению Верховцева — мальчишка не виновен, а если так, значит нужно попытаться его вытащить из этого болота.

Отдать его на плаху и лишить Империю Одаренного стихийника — это просто вредительство. Ну а с учетом того, что виконт последний в своем роду... В общем, хорошего мало.

Георгий Васильевич сидел в императорской приемной уже тридцать минут. За это время в его голове успели пронестись десятки мыслей и все они как на подбор были довольно мрачными.

Наконец дверь императорского кабинета открылась, в приемную вышел хмурый Романов и кивнул ему: