Диана Удовиченко - Эффект искажения
Паоло вышел в большую залу, уселся в высокое кресло, повелительно кивнул. Руджеро ввел священника. Малорослый, жирный фра Этторе вкатился в залу в сопровождении двух рыцарей-стриксов, пристально следивших за каждым движением священника. Его окружало болотно-зеленое облако, пахнущее гнилью.
— Приветствую вас, святой отец, — насмешливо проговорил Паоло, — как идут дела? Хороша ли торговля фальшивыми мощами?
Круглое, безволосое, как у скопца, лицо фра Этторе выразило праведное негодование, однако в голосе явственно угадывалась тревога:
— Ты забываешься, сын мой. Оскорбляешь господа нашего, выказывая неуважение его смиренному служителю.
Скрыв усмешку, граф продолжил, словно не слышал возражения:
— Почтенный фра Этторе, если подсчитать, сколько вы продали костей Амвросия Медиоланского, выйдет, что у святого имелось пять ног, две головы и не менее сорока пальцев на руках. Конечно, если учесть, что плечевых костей продано четыре, все сходится. Но я не уверен, что достойнейший покровитель Милана выглядел подобно пауку.
— Чудеса господни не знают границ, — нерешительно возразил священник. — Пожалуй, у нас не выйдет беседы, сын мой. Я пойду…
— Нет-нет, куда же вы, святой отец! — воскликнул граф, а рыцари, повинуясь его знаку, подхватили фра Этторе подмышки, слегка приподняв над полом. — Я еще не рассказал вам, откуда берутся эти мощи.
— Не нужно! — Священник побледнел, щеки затряслись от ужаса, обволакивавшее его облако потемнело.
— Но ведь вы не брезговали продавать их зажиточным прихожанам, — вкрадчиво произнес Паоло. — Почему же не хотите услышать, как мои тайных дел мастера выкапывают из земли разложившиеся трупы, как очищают кости от гнилой плоти, опускают их в едкие составы для придания древнего вида?
В горле фра Этторе что-то забулькало. Священник с трудом сдерживал позывы к рвоте.
— Полно, святой отец, — граф махнул рукою, — Не стану больше тревожить вашу чувствительную душу неаппетитными рассказами. Кстати, о душе. Она у вас отягощена столькими грехами, что не минует геенны огненной.
— Господь милостив… — пролепетал священник.
— Откуда вы можете это знать, святой отец? Простит ли ваш господь то, что его именем вы брали деньги за отпущение грехов? Простит ли он девицу, соблазненную вами третьего дня прямо в храме? Помнится, вы назвали это действо епитимьей…
Фра Этторе дрожал, словно в лихорадке, по лицу текли слезы.
— Что тебе нужно, сын мой? Зачем твои люди следят за мною? Зачем ты позвал меня?
— Чтобы сделать вам подарок, святой отец, — мягко улыбнулся Паоло. — Много подарков…
По его знаку Руджеро внес два больших кожаных кошеля, протянул священнику. Тот с опаской принял подношение, заглянул внутрь. Несмотря на обуявший фра Этторе ужас, глаза его заблестели: один кошель был полон золота, в другом сверкали драгоценные камни.
— Чего ты хочешь, сын мой? — внезапно охрипнув, спросил толстяк. — За что такая щедрая плата?
— За вашу душу, святой отец.
Издав полный муки стон, фра Этторе разрыдался и обессиленно упал на колени, не забыв, однако, крепко прижать к груди кошели.
— Не нужно бояться, — увещевал граф. — Я не собираюсь вас убивать. Напротив, хочу предложить вам вечную жизнь. Но однако, не стану забегать вперед. Вы любите золото — у вас его будет сколько угодно. Вы будете купаться в нем, святой отец. Вы любите женщин…
Паоло хлопнул в ладоши, и в зал вбежали три юные рабыни-танцовщицы, закружились возле священника, извиваясь и соблазнительно подрагивая бедрами. Несмотря на страх, обуявший фра Этторе, по его дымке пробежали багровые всполохи похоти.
— К вашим ногам, стоит только пожелать, упадет любая красавица, — продолжал граф. — Деньги, власть, женщины, вечная молодость и здоровье — это ли не счастье, это ли не все, что требуется человеку? Нужно всего лишь отречься от одного повелителя и принять в душу другого.
— Стать слугой дьявола?! — взвизгнул фра Этторе.
— Вы и так ему служите, — прошептал Паоло. — Так не страшитесь это признать.
Он поднялся, выпрямился во весь рост и плавно, словно ступал по воздуху, приблизился к онемевшему священнику.
— Ваш повелитель говорит: "Не греши", мой говорит: "Позволено все". Ваш повелитель призывает к умеренности и сдержанности, мой — к наслаждениям. Ваш повелитель пугает карами небесными, мой — дарует вечную жизнь. Так кому выгоднее служить, святой отец?
Паоло поманил одну из танцовщиц, взглянул ей в глаза, и девушка приблизилась, остановилась в шаге от него, покорно склонив голову. Граф схватил красавицу в объятия, рывком приблизил к себе, оскалил клыки. Рабыня затрепетала, тихо вздохнула, подставляя под укус беззащитную белую шею. Паоло припал к трепещущей жилке, прокусил нежную кожу. В то время как стрикс насыщался, две другие девушки продолжали как ни в чем не бывало танцевать вокруг съежившегося жалким комком священника.
Рабыня дернулась и обмякла, граф небрежно выпустил девушку из объятий, словно стряхнув с рук ненужную грязь, перешагнул через распростертое тело и склонился над фра Этторе.
— Человеческая кровь — вот плата за нашу вечную жизнь и молодость. Цена невелика, не правда ли?
От него пахло кровью, алые капли дрожали в уголках губ, скатывались по подбородку, оставляя тонкие, шелково блестящие дорожки. Паоло смотрел в глаза священнику и видел, как в них страх уступает место возбуждению, жадности и… пониманию.
— Я… я хочу подумать… — выдавил фра Этторе, на этот раз не прибавив свое вечное "сын мой".
— Подумай, — кивнул граф.
Обращения нужно пожелать всею душою, лишь тогда оно свершится. Здесь не годится умение стриксов зачаровывать. Соблазн — вот единственный путь к перерождению.
— Подумай, — повторил Паоло. — А чтобы легче думалось, красавицы составят тебе компанию. Они твои.
— Я пойду? — просительно вымолвил священник.
— Проводите святого отца в его покои, — приказал граф. — Я не могу выпустить тебя, Этторе. Но у тебя будет все, что тебе захочется. Мои рыцари будут охранять твою комнату. А я вернусь через три дня и выслушаю твой ответ.
— У меня нет выбора? — задрожал толстяк.
— Выбор есть всегда, — улыбнулся граф. — Знавал я одного священника, который предпочел смерть служению Зверю…
Фра Этторе увели.
— На охоту! — произнес Паоло, утирая кровь с подбородка.
Вечером из Милана выехала длинная кавалькада — граф делла Торре с гостями в сопровождении верных рыцарей отбыл в свои загородные владения. Всадники неслись всю ночь, но остановились в поместье лишь для того, чтобы сменить загнанных лошадей, и поскакали дальше.
Большая охота… Эти два слова способны были взбудоражить любого из детей гиены. На большой графской охоте мечтал оказаться каждый стрикс. Ведь это было совсем не то, что выслеживать на улочках города зазевавшегося прохожего или, опутав чарами, выпить в подворотне смазливую блудницу. Большая охота — это большая кровь, азарт, упоение погоней и собственной силой, звериный инстинкт, выпущенный на свободу и счастье полного насыщения.
К следующему вечеру всадники встали лагерем в поле, дав отдых усталым лошадям. Дождавшись наступления ночи, Паоло отправил двоих рыцарей на разведку в ближайшее селение. Приняв истинный облик, стриксы неслышно растворились во мраке.
Дождь, моросивший уже сутки, прекратился. Стих порывистый ветер, воздух потеплел. Черная мгла, рассеялась, дав Паоло возможность любоваться звездным небом. Он поднял голову, завороженно глядя в бесконечную алмазную россыпь, накануне пиршества смерти особенно остро ощущая ледяную красоту бесконечности. "Все вечное должно быть прекрасно, — размышлял он, — а все прекрасное увековечено. Иначе какой смысл в бессмертии?"
Ночными тенями из темноты вынырнули рыцари:
— Господин, мы нашли большое селение, в нем два десятка домов. Это совсем недалеко.
Паоло улыбнулся, все еще глядя на звезды и ощущая, как удлиняются клыки, рот наполняется слюной, в теле бродит томительная, ищущая выхода сила. Он сладострастно выгнулся и, расхохотавшись, прорычал в небеса:
— Большая графская охота началась!
Стриксы стремительно, как хищные звери, всей стаей понеслись к селению. Впереди мчался Паоло, наслаждаясь уже самим безудержным бегом в ночи. Добравшись до цели, существа бесшумно заскользили между убогими крестьянскими домами, жадно вдыхая запахи человеческого жилья. Вожак выбирал первым. Облюбовав самый большой дом, подобрался к двери, постучал.
— Кто там? — раздался грубоватый мужской голос.
— Открой бедному путнику, хозяин, — в голосе Паоло зазвучали вкрадчивые нотки.
Дверь отворилась. На пороге, сжимая в руке топор и настороженно вглядываясь в темноту, стоял крепкий молодой мужчина. Из мрака на него сверкнули зеленые огни звериных глаз:
