Виктор Косенков - Новый порядок
А потом уехать. В город. К жене, машине, даче. К пирамиде штыков, подпирающей тебя снизу.
Отвечать за других Леонид Сталиевич Рудько, конечно, не стал бы. Но для него эти посиделки были именно терапией. Помогающей лучше всех врачей, психиатров и другой новомодной мути. Обычно он пил, закусывал и очень редко участвовал в болтовне, которая велась другими генералами. Леониду было вполне достаточно атмосферы, водки, шашлычного дыма, одного вида этих толстопузых, раскрасневшихся, пьяных мужиков в гимнастерках. Он даже не знал, что другие считают его за это человеком солидным, имеющим в рукаве несколько дополнительных тузов из другой колоды. К его мнению было принято прислушиваться, хотя сам Леонид Сталиевич никогда не стремился к этому положению и статусу.
Сегодня все проходило как обычно.
Солнышко, лесок, воздух, не испорченный смогом и гарью столицы. Грубый стол из досок. Костерок и суетящаяся около него обслуга.
— Херня, — гудел рядом Зиновьев, оттягивая ворот полосатого тельника. — Херня. Неправильно все.
— Что неправильно? — неожиданно для самого себя поинтересовался Рудько.
— Да политика эта вся… — сморщился Зиновьев. — Выборы, демократы, коммунисты. Сволочи они все. Сволочи.
Леонид Сталиевич издал неопределенный звук. В общем и целом он был вполне согласен со своим коллегой. И демократы, и мало чем отличающиеся от них нынешние коммунисты казались Рудько настоящими сволочами. Но мысль эта была пустой, никчемной. Поддерживать разговор на эту тему было неинтересно. И генерал принялся созерцать ветви березы, плотно укутанные дымом костра.
Однако Зиновьев не утихомирился:
— Нет, Сталиевич, ты мне скажи… Ты человек серьезный, скажи, И ребята твои, видел их на смотре, тоже. Хорошо пуляют. Ты скажи мне, как генерал генералу, вот тебе это все как?!
— Никак, — честно ответил Рудько.
— Не понял. А вот когда в Чечне наших ребят порешили! Это что? Тоже никак?! А когда квартиры не дают?! А когда в чисто поле в палатки с женами и детьми?! Это что? Никак?
— Не, это херня.
— Вот!
— Но только все-таки та херня, что сейчас, она всяко лучше, чем при прежнем…
— Ты про кого?
Рудько указал взглядом куда-то наверх.
— А! — обрадовался Зиновьев. — Ты про этого… Ну, вроде да… Только… Только не верю я ему. Все особисты суки! Я-то знаю.
— Ну, это ты хватил.
— Нет-нет. В самый раз.
«Чего я с ним спорю? — удивился сам себе Рудько. — Сдались мне его особисты».
Зиновьев, словно бы ощутив нежелание собеседника продолжать разговор, вдруг переменил тему:
— Слушай, Сталиевич, я тебя тут видел на днях в Москве. Ты что, свою «волжанку» все держишь? В ремонт, что ли, таскаешь?
— Ну…
— Танк переверну! — рассмеялся Зиновьев. — Ничего приличного, что ли, нет? Вон у Гардина «мерин». Понятно, что на тестя, но все-таки… А я так собираюсь «колеса» прикупить.
Рудько смутно припомнил, что «колесами» на полубандитском сленге называлась «ауди».
— Ну и что?
— Как что?! — Зиновьев чуть водкой не подавился. — Все-таки не «Волга»! Ты чего? Как не родной. Я и дом твой видел. Почему второй этаж не надстроишь?
— А мне он нужен? — Рудько налил водки. — Дочка замуж выйдет, ей отдам. Сам в городе поселюсь… Или наоборот. Да и дорого… Что мне, деньги некуда девать?
— Ой, блин, да ты все на подачки государственные живешь. Старик, — Зиновьев похлопал Леонида Сталиевича по спине, — так можно ноги протянуть. Время другое сейчас. Надо же рубить фишку…
И он покрутил жирными руками перед лицом Леонида, словно показывая, как надо с этой «фишкой» обращаться.
— Ты вон там мой китель видишь? — Зиновьев указал на брошенную кучу одежды. — Вон там. Черный… Ну!
— Вижу…
— Пуговицы как блестят! Видишь!
— Вижу. Денщик у тебя старательный.
— Жопа он, а не старательный. Гнать надо. Это, — Зиновьев приблизился к Рудько и прошептал: — Это золото. Золотишко. Понял? И «краб» на фуражке из того же… И молния на брюках! Прикинь, да!
И он засмеялся, громко, заливисто.
— Не понял, — признался Рудько.
— Чего ты не понял? — Зиновьев налил ему водки в стакан. — Все понятно и так. Всяко уж не президентские щедроты. Потому что суки они там все. Особисты и прочие. И ты их прикрываешь, кстати.
— Ну, положим, не я, а мои ребята…
— Да ладно! Ребята. Чего скажешь, то и сделают. Скажешь пулять, пульнут. Скажешь пропустить, пропустят. Не так, что ли?
— Ну, так.
— Твои ребята, они как и мои. Понимаешь? Я своим вот скажу лететь и прыгать! Полетят и прыгнут. Лишь бы самолет до места добрался. Чуешь?
— Нет, — покачал головой Рудько, но что-то внутри неприятно закопошилось. Самолеты были слишком близки к его епархии, все, что касалось «долететь и прыгнуть», могло существовать только с разрешения Леонида Сталиевича и, конечно, его ребят.
— А! — Зиновьев махнул рукой. — Ты что, так и хочешь в нищете жить?
— Да в какой же нищете? Нормально живу. Все, что надо, есть. И больше даже. Чего мне еще? Запонки алмазные, что ли?
— Хочешь, будут алмазные, хоть какие. Платиновые там!
— Зачем?
— Дурья башка, — плюнул Зиновьев. — Детям своим чего оставишь?
— Деньжата имеются. Не пропадут. У тебя, кстати, и детей нет…
— Нет. И что с того?
— Ничего.
— Ерунда это все. Гады они там все. Вот что я тебе скажу. И ты мне скажи. — Зиновьев обхватил Рудько лапищей, прижался близко-близко. — Мои ребята через твою зону полетят, собьешь?
Леонид Сталиевич вдруг напрягся, глянул в чужие, пристальные глаза.
— Ты что? — Генеральский голос неожиданно дал петуха. — Ты что, сдурел?!
Между ними на миг зависла тишина. Словно пролетел кто-то. Не ангел, нет. Словно пуля свистнула. Мимо.
— Да шучу я! Во дурной! — захохотал Зиновьев. — Шучу!
* * *Этот человек пришел в штаб партии «Содружество Правых Политиков» тихо и незаметно. Просто открыл дверь, вошел и присел в углу. Может быть, он так и просидел бы незамеченным, не выйди из своего кабинета Арина Магомаева. Сегодня ей, женщине активной, особенно хотелось расхаживать по офису. Даже за какой-нибудь ерундой, вроде кружки кофе, она сегодня выходила сама. На ней было новое, исключительно красивое платье с открытыми плечами. Политик-женщина прежде всего все-таки женщина.
— Арина Алтухеевна! — закричал на весь штаб человечек и кинулся к лидеру партии чуть ли не с распростертыми объятьями.
Магомаева досадливо сморщилась: она страшно не любила, когда ее называли по имени-отчеству. В большей степени из-за нелепого имени отца и благодаря глупой особенности русского менталитета к каждому имени лепить эту патриархальную принадлежность. Словно всем не все равно, кто был ее отец, какое имя носил… На просвещенном Западе уже давным-давно, едва ли не при царе Горохе, отказались от этой глупости, а вот тормозящий Восток все цеплялся за условности.
Однако Арина Магомаева нашла в себе силы улыбнуться, поворачиваясь к непрошенному визитеру.
— Чем обязана? — Она коротким жестом усадила вскинувшуюся охрану: «Раз проморгали, то хотя бы не портите имидж, бараны».
— Имею к вам серьезнейший разговор! — засуетился неприметный человечек. — Наисерьезнейший, дорогая Арина Магомаева. Можно сказать, личного свойства, хотя всем известно, что у вас личное и партийное идут рука об руку. Более серьезного политика трудно найти на всем пространстве Российской Федерации. Это, конечно…
— Погодите, погодите! — Арина подняла руку, останавливая поток слов. — Так дело личное или как? Если личное, то, пожалуй, можете записаться у секретаря, я сейчас занята. А если вопрос касается нашей партии, то прошу вас вот сюда. Сейчас подойдут мои секретари…
— Нет, уважаемая Арина Алтухеевна! — воскликнул еще громче посетитель, вызвав у Магомаевой острый приступ немотивированной агрессии. Единственной женщине-политику вдруг захотелось ухватить мужичонку за горло. — Это очень важный вопрос! Очень важный! Он касается действительно серьезных направлений деятельности вашей партии, стратегических моментов…
— Зина… — позвала Магомаева секретаршу, которая, высунув кончик языка от напряжения, выводила последнюю букву на плакате «Сила Правая — сила верная!». На носу был митинг. — Зиночка, помогите товари… господину разобраться…
— Семен Маркович просил что-то вам передать, — неожиданно вкрадчиво и на удивление интимно пробормотал мужичок. Выдержал паузу и во весь голос добавил: — Примите меня, пожалуйста, лично, Арина Алтухеевна!
Магомаева скрипнула зубами и вернула дернувшуюся было секретаршу на место.
— Нет, пожалуй, занимайтесь плакатами, Зина, я разберусь. Все-таки господин сам пришел. Вероятно дело важное. Прошу ко мне в кабинет.
— Да-да! Спасибо вам, Арина Алтухеевна!
— Сука, — пробормотала Магомаева сквозь зубы.
— Что вы говорите, Арина Алтухе…
— В кабинет! — гаркнула лидер Содружества Правых Политиков. — Пожалуйста!
