Денис Бурмистров - Религер. Последний довод

Но зацепился бляшкой ремня за край кресла, словно корабль якорем.

Черт возьми!

Водитель заорал, увидев рядом с собой окровавленного мужика с дырой вместо глаза, который как монстр из фильма ужасов лез к нему, хватаясь за руль.

– К обочине! – заревел Егор, – К обочине! А то завалю!

Водитель послушно принял вправо.

Волков почти влез в кабину, когда за ноги ухватились, потащили назад. Религер попробовал брыкаться, но хватка не ослабла. Он уже видел в свете фар песок на обочине, спасительную черную стену лесополосы. Рванулся в отчаянной попытке высвободиться…

В ногу словно воткнули две раскаленные спицы, и прежде, чем Егор смог сообразить что это, под сухой треск электрического разряда его тело забилось в судорогах.

Второй раз за ночь сознание покинуло Волкова.

Глава 21

«– Как можно утверждать, что вы верите в бога лучше, чем я?»

Хлесткая пощечина заставила голову безвольно мотнуться, приводя Егора в чувство. Он скривился, унимая звон в ушах, открыл глаз, прищурившись от бьющего в лицо света. Обвел окружение настороженным взглядом.

Он находился в подвальном помещении с земляным полом и кирпичными стенами. Под потолком, вдоль которого тянулись трубы с ржавыми кольцами крепежей, виднелись узкие окна, забранные решеткой.

Над головой гудели мерцающие трубки дневного света, но от них было бы мало проку, если бы подвал также не освещали два небольших мощных фонаря на треногах. Их холодный неприятный свет придавал всем присутствующим какой-то бледно-мертвенный оттенок.

Напротив Волкова стоял полноватый мужчина в простой одежде и сдвинутой на бок кепке. На его рыхлом небритом лице блуждала довольная улыбка, словно он разглядывал трофей.

За ним, в шаге, стояла уже знакомая Волкову девушка. Она уже успела уложить волосы обратно в хвост, лицо выражало надменность и даже брезгливость. Когда она двигалась, полы ее куртки расходились, и становилась видна рукоять пистолета, заткнутого за пояс.

Волков опустил взгляд, уставился на свои руки, скованные наручниками и продетые цепью сквозь стальную скобу, располагающуюся спереди, между ног. Сама скоба была частью сваренного из металлических уголков стула, чьи ножки накрепко привинчены к полу толстыми болтами.

А еще отчего-то нестерпимо чесалось плечо.

Сзади и слева кто-то заскулил, всхлипывая и причитая. Егору пришлось до хруста выкрутить шею, чтобы увидеть трясущегося человек с длинными грязными волосами, закрывающими лицо, в заляпанной кровью на груди рваной футболке и без ботинок. Несчастный сидел на точно таком же стуле, ссутулившись и раскачиваясь из стороны в сторону. Скрюченные пальцы, похожие на тощих шевелящихся пауков, беспрестанно шевелились, периодически вцепляясь в кольца браслетов.

– Это Ниволь, – пояснил спокойный, уверенный в себе голос, – Целитель свартов.

Волков повернулся, поднял взгляд.

Девушка и мужичок расступились, пропуская высокого, хорошо сложенного мужчину. Короткие волосы, интеллигентное лицо с прямым тонким носом, умные внимательные глаза за стеклами небольших очков. Одет неброско, в классическую голубую рубашку и джинсы с блестящей бляшкой ремня. На шее, из-под расстегнутого ворота, виднелась витая шелковая нить с простенькой серебряной Г-образной виселицей.

– Я тебя знаю, – сказал Егор и кашлянул, прочищая горло. – Ты тот самый ордалианский священник, отлученный от церкви пару лет назад.

– Зови меня Андрей, – кивнул мужчина, тем самым подтверждая слова религера. – И я все еще ордалианин по вере.

Не отводя глаз от Волкова, Андрей указал себе за спину. Повторил:

– Я – ордалианин. Ксения – исилитка, Володя – тифонит. А еще есть люциане, амонарии, гностициане и другие верующие.

– Отрадно, – хмыкнул Егор. – Ничего, что я не аплодирую?

Андрей никак не отреагировал на едкость мистирианина, прошел мимо него, за спину. Почти сразу вернулся, держа в руке пустой шприц. Продемонстрировал его Егору.

– Сейчас в твоей крови расщепляется «желтый жгут». Это кардиоблокатор, замедляющий сердечный ритм. Введенной тебе дозы хватит на то, чтобы полностью остановить сердце в течение часа. Ты пока не ощущаешь действие препарата, но скоро поймешь, что я не вру.

Андрей передал шприц девушке, вновь повернулся к религеру. Все такой же серьезный, внимательный. Как хороший учитель.

– От тебя требуется за это время вспомнить максимальное количество людей, обладающих особыми способностями, а также агентов и информаторов. С именами, адресами и особенностями. Если ты все сделаешь верно, я прикажу сделать тебе укол адреналина. И ты останешься жить. Если нет…

– Правила игры я понял, – бесцеремонно перебил Егор. – Не трать мое время, ордалианин. Лучше развей мои сомнения – вы подпольный клуб копрофилов?

Девушка побагровела и рванулась к религеру, но толстяк успел схватить ее за локоть. Он ухмылялся, мол, давай, шути пока можешь.

Ордалианский священник лишь склонил голову на бок, изучая пленника.

– Для милых дам поясню, – продолжил Егор. – Зачем вам, в ином случае, тратить время на такое дерьмо, как я. Верно? Я вспомнил, за что тебя отлучили, священник. Ты открыто выступал против Искр, называл их детьми искушений. Еще вы ни разу не назвали способности Даром, потому как не считаете их ниспосланными свыше. Я все верно сказал, да?

– Почти, – не стал юлить Андрей. Он жестом указал все еще гневно зыркающей глазами девушке отступить, гордо поднял подбородок. Заговорил, сдержано жестикулируя. – Вы, так называемые Искры, самим своим существованием опошлили понятие веры. Вы и ваши хозяева-богопреступники превратили наши религии в подобие балагана, в цирк, в фарс. Нам больно видеть, как верующие превращаются в алчущих скотов, идущих в храмы как в казино, где за ставку молитвой можно выиграть суперприз. Как их оболванивают феерическими шоу, как трясут из них последние сбережения, словно из золотоносных кур. Вы превратили наши духовные традиции в «фишку», в рекламный трюк.

Андрей опустил голову, заговорил тише. Но голос сделался четче, злее:

– Считается, что именно Искры – настоящие верующие. Что именно за силу веры этим избранным ниспосланы божественные Дары. Но разве те, кто живет по указанным свыше законам, кто блюдет дух и букву своей религии, трепетно передает ее из поколения в поколение, кто живет и дышит благодаря своему Создателю – эти люди, разве, ненастоящие верующие? Разве Бог любит их меньше, чем вас?

Егор почувствовал, что в руках появилась неприятная мелкая дрожь. В груди разрасталась неприятная прохлада, участилось дыхание.

Не врал, еретик, не врал.

– Я знаю друзей-священников из глухих деревень, которые до сих пор проводят службы в бедных часовеньках. Но это не гнетет их, они рады служить Создателю где угодно. Рады помогать страждущим. Рады нести свет и мир. Для этого им не требуется лазеры, поп-звезды и дорогие машины. Только вот отчего-то люди, под влиянием бесов в церковном облачении, считают их ненастоящими священниками. Говорят, что от них Бог отвернулся, раз они такие бедные и наивные.

– Так дело в зависти? – ехидно осведомился Егор и отметил, что онемели губы.

– Дело во лжи, религер. Мы, такие разные, верующие в разных богов, собрались вместе именно из-за тотальной лжи, потому, что не можем больше видеть, как умирает все то, что нам дорого.

Он наклонился, вытер платком холодный пот со лба Волкова. Сказал:

– Знаешь, почему Лев Толстой заставил Анну Каренину умереть именно под колесами поезда? На тот момент не было более страшной и ужасной смерти, чем под колесами стального, грохочущего чудовища, испускающего вонь и пар. В глазах читателя, который в большинстве своем никогда паровоза не видел, именно такая смерть, а не обыденное утопление или повешение, должна была показать всю степень раскаяния Анны. Девушка, самолично отдавшаяся на заклание чудовищу – что может быть сильнее и драматичнее?

Волков промолчал, исподлобья наблюдая за похитителями.

– Вы и есть этот самый паровоз. Инструмент для усиления эффекта, призма, сквозь которую лжесвященники транслируют свои желания. Если убрать вас, детей искушения, то у них не останется ничего, кроме ярких побрякушек, которые смогут привлечь лишь неразумного. Вы словно паразиты, изменяющие все под себя, ничего не создающие и способные лишь жить за чужой счет.

Самое обидно было то, что Егору совсем не хотелось спорить. Даже из чувства противоречия. Он не разделял мнение этих бунтующих борцов «за правду», но он понимал их куда больше, чем тех же Старших.

– Если убрать из романа поезд, Каренина все равно умрет, – сказал он.

– Возможно, – Андрей поправил очки. – Но я надеюсь, что мы сможем переубедить автора.

Дверь распахнулась, в помещение заглянул русоволосый парень, совсем молодой.

– Андрей, мы нашли его! Нужно спешить!