Андрей Вербицкий - Безжалостный край
— Я не боюсь. — Женщина остановилась в двух шагах от Никифоровых.
— Нам нужно уходить. Сейчас, пока твои гости пьют горькую, тебя не хватятся. — У Вячеслава были к ней вопросы, но он решил, что сейчас не время и не место. — Пойдешь? — Насильно он ее тащить не собирался. Не хватало, чтобы женщина начала кричать и отбиваться. Тогда «спасателей» точно пристрелят.
Однако Люба размышляла недолго.
— Без мамы — не пойду.
Бывший майор закрыл глаза, в голове, как на параде, четко выстроились цепочки из слов, и каждое — нелицеприятное.
— Она старенькая. Я не могу ее бросить, — уперлась женщина. Ежу было понятно, что или придется уходить ни с чем, или тащить еще и бабулю. Возможность уйти по-тихому резко падала.
Женщина, видать, поняла затруднение клановцев и предложила:
— Вы сейчас уходите, а утром я с мамой выйду за забор, и вы нас подберете на машине. У вас же есть машина? Вы не волнуйтесь, мы сможем выйти. Комендант уехал, а с Василием у меня хорошие отношения. Он выпустит меня с мамой прогуляться.
Ну что здесь скажешь? Сама простота. «Как можно было не учесть в расчетах мать, ведь Петрович упоминал, к кому она отправилась? Я — лох! И Бер тоже хорош, не напомнил. Что делать? И вообще, какие еще у нее отношения с неким Василием? Ладно, Петровичу мы не скажем…»
Вариант забрать дамочек «на машине за углом» однозначно не подходил. Уводить немедленно — возможно, придется успокаивать расквартированных в доме боевиков, и не факт, что получится без шума. А если…
— Послушай, Любушка. Скажи, пожалуйста, твоя мать пожилая, и, возможно, у нее гипертония или внутриглазным давлением страдает?
— Э… есть, страдает, — смутилась Люба и уставилась на Вячеслава.
— Тогда скажи, не сохранилась ли в доме аптечка? Меня интересует клофелин, он может еще называться «клонидин». Его часто принимают гипертоники. — Никифоров подумал, что пора закругляться с этой болтовней. Скоро хозяйскую дочку хватятся и пойдут искать.
— Конечно, есть. — Даже в темноте Никифоровы разглядели улыбку женщины. — Я поняла. Накапаю им в самогон, они заснут как убитые, и мы сможем без препятствий уйти.
— Хорошо. Иди, покуда тебя не хватились. Мы подождем.
Люба вернулась к туалету, хлопнула дверью (догадливая), будто только закончила свои дела, и направилась в дом.
«Сообразительная дамочка, все на лету схватывает. Ушлая, как Петрович. Поэтому и сошлись», — промелькнуло в голове у Вячеслава.
— Заждался я тебя, хозяюшка, — услышал майор голос ее ухажера.
— Ой ли? — игриво ответила Люба. — Идемте в дом, Митя. Нехорошо бросать товарищей одних в борьбе с зеленым змием!
— Ох, Любаня, разбиваешь ты мне сердце…
Разговор стал приглушенным, и ответа женщины Никифоровы уже не расслышали. Пара зашла внутрь.
Вячеслав вызвал Александра и в двух словах рассказал о сложившихся обстоятельствах. Быстро, понимая друг друга с полуслова, изменили план отхода.
Зазнобу Петровича ждали долго. Напоенные самогоном с клофелином дробышевцы никак не хотели впадать в бессознательное состояние. Видать, Люба напутала с дозировкой. Ветер в вышине частично разогнал облака, и обе луны достаточно ярко осветили окрестности. Вячеслав нервничал все больше.
— Отрубились, голубчики. — Люба наконец очутилась рядом с клановцами. В бледных лучах, льющихся с неба, ее лицо казалось мертвенно-серым и осунувшимся. — Но у нас проблема.
Вячеслав еле сдержался от стона. Он почти догадался.
— Мама ни в какую не хочет уходить.
«Вот. Так я и думал, что быстро только кошки родятся».
— Пойдем. Будем уговаривать твою маму. Как ее зовут?
— Полина Егоровна…
— Я в этом доме родилась. Я в нем и умереть хочу, — сказала, точно отрезала, восьмидесятилетняя старушка. — Забирайте Любашу в город. Нечего молодой тут делать, с этими алкашами и бандитами шашни разводить. Я отжила срок, хочу в собственном углу остаться доживать. Тут у меня огород, яблоньки растут, за ними уход нужен. Поливать почаще, а то местное солнце ой как деревья сушит, ой как сушит!.. Бима вот оставить не могу, — продолжала бабуля. — Хоть и вредная псина, а все ж душа родная. А вещи? Не могу я трудом нажитое кинуть. Не могу!
Бывший майор военной разведки молча стоял и слушал старческий бред. Он исчерпал себя и мог лишь тупо пялиться на бабулю. Для него проще было вырезать весь охранный отряд Верхней Юзовки, чем продолжать спор с непробиваемой Полиной Егоровной.
Шебуршение позади прекратилось. Эдик закончил мародерствовать и теперь стоял рядом. Разгрузка и карманы топорщились от набитых автоматных магазинов и доставшейся на халяву полезной мелочовки.
Голос Александра в наушнике вывел Никифорова из ступора:
— В чем задержка?
— В старушке, — ответил майор.
— Поторопитесь. Время!
— Принял.
Вячеслав сбросил с себя оцепенение.
— В общем, так, Полина Егоровна. Из-за вас нас поймают и убьют. Раз бросить вас с Любой мы не можем, значит, придется остаться и принять бой с превосходящими силами бандитов. Жаль, конечно, но что поделаешь! Себя мне не жалко, я в жизни многое повидал, вот Эдик… Молодой, еще жить и жить. Любить, детей нарожать. — Никифоров картинно вздохнул и обратился к племяннику. — Рядовой, ты готов к смерти?
— Так точно, товарищ майор! — не подвел Эдуард, раскусив дядину игру.
— Рядовой, занимайте позицию у окна.
— Слушаюсь!
Никифоров посмотрел на старушку и спросил:
— Полина Егоровна, у вас есть бинты, обезболивающее? Бой будет долгим, прежде чем мы дорого продадим наши жизни, нас неоднократно могут ранить. И уберите коврики с пола. А то кровью забрызгаем.
Бабуля наконец опомнилась и всплеснула руками, перепуганно затараторила:
— Как же так?! Какой бой, дитятки? Разве же так можно? Убивать да калечить? Ох!..
— У нас четкий приказ: доставить живыми гражданку… — Вячеслав в затруднении покосился на Любу.
— Давлетшину, — пришла на выручку Люба.
— …гражданку Давлетшину Полину Егоровну с дочерью в город Зареченск или умереть. Времена наступили сложные, вы должны сами понимать. Поэтому приказы не обсуждаются, а выполняются.
Никифоров замолчал, наблюдая реакцию старушки на свою проникновенную, насквозь лживую речь. Похоже, бабуля проглотила наживку. Вон как рот открывает и закрывает. «А не переборщил ли я? Не хватало еще стать виновником инфаркта», — забеспокоился майор.
— Принеси маме водички, — попросил он Любу.
Та сорвалась с места и через минуту уже отпаивала мать, бросая укоризненные взгляды на Вячеслава.
В рации снова ожил голос Бера:
— Время вышло. Слышу шум двигателя. Бросайте все и уходите! Как поняли?
— Сколько у нас времени?
— Три минуты…
— Клиенты созрели. Дашь минут десять? — Вячеслав затаил дыхание в ожидании ответа. В принципе стоило бросить женщин и не подставляться, но когда боевики очнутся, то моментально поймут, что сон, в котором они пребывали, вовсе не сон. Что будет с хозяйками дома в этом случае, Никифоров не представлял. По-любому ничего хорошего.
— Риск не оправдан. — И через секунду: — Ты сможешь вывести клиентов в поле?
— Да, — уверенно ответил Вячеслав.
Эдик вопросительно поднял бровь, мол, дядя, каким же макаром мы будем выбираться?
— Время пошло. Олег вас встретит. Отбой!
— Отбой.
Никифоров развернулся к женщинам:
— Все. Время вышло, одевайтесь! Ничего с собой не брать. Мы уходим немедленно!
Никто из женщин не посмел заговорить, тем более перечить. Понимали, время уговоров закончилось. Через пять минут четверо людей стояли у частокола.
— Как перебираться будем? — Эдик с сомнением посмотрел на Полину Егоровну.
— Как-нибудь. — Вячеслав без колебаний забрался на подставленные плечи племянника, свесился с частокола, протянул вниз руку. — Сначала подсади Любу.
Через минуту зазноба Петровича стояла с другой стороны стены и отряхивала от пыли платье. Она не смогла устоять после приземления на ногах и в итоге поцеловала землю «пятой точкой».
— Ой, батюшки! Господь всемилостивый! — запричитала бабуля. — Что же вы, черти, делаете?! Ой, я старая дура!..
— Лови мать! — прохрипел Никифоров.
— Мама, я держу тебя, отпускай руку. — Люба ухватила мать выше колен.
— Нет! Я упаду! — снова раздался в полутьме испуганный голос Полины Егоровны. Тихо говорить она не умела, отчего у Вячеслава постоянно возникали мысли-пожелания о безвременной кончине старушки. После каждого ее вскрика, казалось, сбегутся все дружинники Дробыша в округе.
— Крепко держишь?
— Держу…
Никифоров насильно высвободился от пальцев бабули. Все-таки дочь не устояла и вместе с матерью повалилась на землю. Никифоров не стал слушать женское квохтанье.
