Олег Дивов - Вундервафля
Шутки шутками, а он и был – ночной кошмар, пипец крылатый, смертоносный и орденоносный, маленький только. Тяпу держал за человека даже особист капитан Ворон. А уж Ворон, извините, существо принципиально бездушное и всеми нелюбимое до такой степени, что в полку завелась традиция подбрасывать ему к землянке дохлую ворону – пускай не расслабляется, тварь, на боевом посту. Ночные бомбардировщики частенько «бросают диверсантов», и пока не будет подтверждения, что выброска прошла удачно, особист из тебя душу вынимает, а ты мечтаешь его пристрелить. Когда особист впервые подкатил к лейтенанту Тяглову с вопросом: уверен ли, мил человек, что не завез людей к немцам, а покажи-ка мне по карте, где ты их бросал, а понимаешь ли, чем это пахнет, – Тяпа принялся капитана утешать. Вы, мол, не переживайте так, все будет хорошо. Ворон потерял дар речи и больше к лейтенанту не цеплялся попусту никогда.
Тяпа вообще был добрый, всех жалел и никому зла не желал. А фашистов давил пачками – ради пользы дела, чтобы война поскорее кончилась. При этом у Тяпы имелся опыт хладнокровного убийства в упор, лицом к лицу: он тогда летал штурманом, его сбили над передовой, кувыркнулся раненый через борт, и пока добежала наша пехота, свалил из автомата штук пять немцев. Не мог уйти от самолета: в передней кабине лежал труп командира. И гранату держал про запас, на крайний случай, это было правило в полку: на вылет клади в карман лимонку…
Невысокий, Жукову по плечо, лейтенант вытянулся перед маршалом и застенчиво улыбнулся.
– Воин пред лицом начальства должен иметь вид лихой и слегка придурковатый, – буркнул Жуков. – Откуда я тебя знаю, воин?
– А я вас уже возил, товарищ маршал!
– Добро. – Жуков раскрыл планшет, Тяпа тут же раскрыл свой. – Маршрут до штаба фронта покажи мне. Так… Так… Верно. Ориентиры знаешь?
– Так точно, все на память, я вас и без карты могу…
– Какие вы тут шустрые, а у самих хвосты отваливаются, – сказал Жуков. – С которым мы сюда упали, тоже был поначалу шустрый, пока мотор не застучал… Слушай, лейтенант. Как взлетим, идем пониже, как можно ниже. И главное, за линию фронта не завези меня. Не дай бог нам через линию перемахнуть – ты понимаешь?
– Понимаю. – Тяпа часто закивал.
– Понимаешь – это хорошо… Быстро довезешь? Надо засветло успеть.
– От ветра зависит, если не переменится – в час уложимся, товарищ маршал. Еще час светлого времени в запасе будет.
– Ну вот и я так прикинул.
– Я могу побыстрее, но у вас сегодня один мотор уже стуканул…
Жуков хмыкнул, обозначив почти свойскую усмешку. Этот маленький ему нравился.
– Рассчитываю на тебя. А чего ты вдруг – Тяпа, лейтенант?
Тяпа замялся, опустил глаза и принялся ковырять сапогом землю.
– Ты им не позволяй себя обзывать собачьей кличкой, понял? – Жуков оглянулся: неподалеку маячил замполит полка. – Недостойно офицера.
И тут же непоследовательно спросил:
– А где твой Клёпа?
– За ремнем для вас побежал, вы же в кителе, – простодушно объяснил Тяпа.
– Я в плаще, – сварливо заметил Жуков.
– А под плащом китель, а ремня нет!
– Теперь понимаю, отчего ты Тяпа, – сказал Жуков.
Тяпа по-собачьи склонил голову набок и уставился на маршала преданными глазами.
– Ага, вот поэтому. Отставить ремень.
– Не имею права, товарищ маршал, – твердо заявил Тяпа.
Жуков, не глядя, поманил к себе замполита.
– Машина готова, товарищ маршал, – доложил тот. – Ждем приказа.
– Добро. Скажите лейтенанту, что мне ремень не нужен. А то лейтенант сегодня без хвоста и поэтому туго соображает.
– Не имеем права, товарищ маршал!
– Почему? – терпеливо спросил Жуков.
Он много летал на «У-2» и прекрасно знал «почему». Будучи не в духе, Жуков мог прикрикнуть на летунов, и дело с концом. А иногда вдруг увлекался – и начинал ругаться с пилотами, оставаясь как бы на равных с ними. Он следил за реакцией: боятся его – или боятся за него?
Он терпеть не мог, когда перечили, легко приходил в ярость, знал это за собой и не считал зазорным: в конце концов, где бы Жуков ни оказался, именно ему отвечать за всех. Здесь и сейчас он держит в руках судьбу этого упрямого майора и этого забавного лейтенанта. Только цена любой его ошибки куда выше, чем их гибель: не будет выполнена задача, на шаг дальше окажется победа, а любой такой шаг – десятки тысяч смертей. И все они на твоей совести. Приказ за приказом Жуков требовал отставить практику лобовых атак и заваливания немцев трупами, и заметно преуспел, но приказы лягут в архив, а трупов навалено до небес – и за каждый с тебя спросят, потому что ты был старшим начальником… Значит, имеешь право рычать на людей, и пускай тебя боятся.
Но ведь и эти парни недаром едят свой хлеб по пятой военной норме; они отчаянно дерутся на самолетиках из фанеры и тряпочек. И юный маленький лейтенант с нелепым прозвищем – опытный пилот-«ночник». Вернулся из опасного дневного полета, а попроси ты его немедленно отправиться к черту на рога – крикнет: «От винта!» с веселой готовностью. Да, имеет наглость требовать от маршала, чтобы тот надел поясной ремень. И прицепит к ремню дурацкую веревку, будто маршал ему вроде мешка картошки. Ну вот такой он непосредственный, Тяпа. И он тебя не боится.
Этот если маршала угробит, а сам уцелеет, то немедленно застрелится не с перепугу, а со стыда. Хороший мальчишка…
– Пассажир должен быть пристегнут страховочным фалом!
– Это я – пассажир?! – возмутился Жуков.
Маршал поддернул рукав плаща и бросил взгляд на запястье: несмотря на досадную задержку, он пока что всюду успевал с запасом, неплохой выдался день. Можно было тут пообедать или хотя бы чаю напиться, а он занимается черт-те чем, препираясь с мальчишками, и ему вдруг хорошо. И мальчишки будут гордиться, что возражали ему. Пускай учатся отстаивать свое мнение, пускай… И он совсем не сердится на них. Похоже, он немного отдохнул душой в этом полку. Пора двигаться дальше.
– А вдруг Тяглов перевернется, товарищ маршал?!
– Зачем?! – натурально опешил Жуков.
Ему как-то раньше не приходило в голову, что «У-2» может на всем ходу взять да перевернуться в воздухе.
– Я не нарочно, – пообещал Тяпа.
– Но вдруг надо будет! – подсказал замполит.
Тут очень вовремя прибежал еще один маленький лейтенант и вытянулся в струнку. В левой руке у него был летный шлем, в правой – широкий кожаный ремень.
– А вот и Клёпа! – обрадовался маршал.
У Клёпы сделалось такое выражение лица, будто его уже расстреляли. Вчера или даже позавчера.
* * *Осенний вечер был пасмурный и серый, ждали дождя, а он все не шел, просто воздух намок почти до капелек. Зато вот-вот – и либо польет, либо облачность совсем низко опустится, либо наконец стемнеет, главное, уже никто никуда не полетит, кроме ночных бомбардировщиков. Замечательно. Нам только этого и надо.
…Тяпа зевнул и про себя выругался.
Тяпа мог «отвезти» маршала не только без карты, а хоть с завязанными глазами. Переученный штурман – лучший пилот для «У-2», а у Тяпы было еще прозвище «дважды пилот Советского Союза». Сначала он получил аэроклубовские «корочки», потом его загнали на штурманские курсы, и полтора года он честно отлетал в задней кабине. За это время Тяпа развил в себе редкую въедливость при изучении местности: зубрил и долбил, вбирал карту в память так глубоко, что к моменту выхода на новый участок она была ему фактически не нужна. А потом в кромешной тьме выводил самолет на цель, исходя всего лишь из трех известных: скорость, время, поправка на ветер. Так умели все штурманы-«ночники», только и разница, что одни получше, другие похуже. Это была их работа, это была их жизнь.
Дальше с родным полком стряслась беда: некому разбить стратегически важную переправу, бомбить надо среди бела дня, потому что к переправе немец прет со страшной силой, а в наличии только «ночники»: вперед, ребята, пан или пропал, иначе всем хана будет! За тот день полк уполовинился, а переправа так и стояла. Тогда командир сказал: «Выносите знамя на старт, и мы с замполитом летим первые…» Всех, кто выжил, наградили щедро, только командир с замполитом как-то малость разлюбили это дело – летать. Но подумать о них плохо никому и в голову не пришло бы.
Тяпу с Клёпой та беда не тронула. Они были уже мастерами ориентировки, хитрецами и ловкачами, способными закинуть бомбу в дымовую трубу, но над той распроклятой переправой это мало стоило – больше значила простая удача. Любой боевой вылет на «У-2» в дневное время – поединок не только с врагом, но и с судьбой еще. Вон как Тяпа сегодня без хвоста остался, а отвались тот хвост на минуту раньше?.. Всем хорош «рус фанер», если уметь им пользоваться, только слишком много желающих засадить в него пулю, а то и снаряд. И убились бы парни над переправой запросто. Только не было их в полку, они вернулись на сутки позже – сбежали из госпиталя, один с заживающим пулевым, другой с осколочным. И Тяпа стал пилотом, что называется, явочным порядком, два дня и три ночи потренировавшись, а Клёпа сел к нему штурманом. Получился отличный экипаж, и нащелкал он с той поры боевых вылетов без счета. Много. Тяпа, правда, не считал, не имел такой привычки, а Клёпе было просто все равно – он не умел играть на баяне, вот что его волновало по-настоящему. Играть Клёпу учил старлей Матвиенко, которому нынче вынесло голову из кабины, совсем не повредив самолет. На этом самолете теперь едет по небу Тяпа – без верного Клёпы и даже без баяна, зато с целым маршалом, пристегнутым за пояс страховочным фалом.
