Денис Бурмистров - Аномалия
– Как он погиб? – требовательно спросил Куликов. Он должен был это знать.
Борхес вздрогнул от голоса друга, стыдливо вытер слезы, окрепшим голосом произнес:
– Прости. Два дня назад мы ушли за артефактом. В районе стадиона напоролись на засаду ветровцев, еле оторвались. Уходили дворами, петляли. Чуть не попали под «рой» в одном из подъездов. Потом, когда остановились, Торпеда сказал, что просто так от артефакта он не откажется, что вернемся на место другим путем, заодно и ветровцам хвост прищемим. Он как обычно просчитал маршрут, сверился с картой, с часами. Но что-то пошло не так. То ли он ошибся с местностью, то ли его система дала сбой, не знаю. В общем, – Борхес сглотнул, возвращаясь в пережитый день. – Я шел первым. И на одном из перекрестков попал во «фриз». Ловушка такая, с областью особо низкой температуры, ну да ты знаешь. Ноги я потерял сразу, заледенели моментом. Я начал падать, но Торпеда успел схватить меня за рюкзак, рванул из аномалии. Но сам не удержался, всем телом рухнул.
Только тут Виктор заметил, что ноги Борхеса под одеялом несоразмерно малы, одеяло опадало где-то в районе коленей.
– В общем, я остался без ног, но живой, а он… А он из-за меня погиб. Его тело взрывал уже Седой, вынести невозможно было, труп в асфальт вмерз.
Борхес замолчал, прикрыл рукой глаза. Виктор молча поднялся, подошел к окну. На душе было противно, горло драло от горечи. Что-то в груди отдавало холодом. Виктор смотрел в окно, но видел лишь темную пропасть, вакуум, заполняющий неотвратимой ночью окружающую вселенную. Но сказал он другое. Сказал то, что не мог не сказать:
– Не вини себя, Борхес, слышишь? Пусть звучит банально, но так поступил бы каждый из нас. Торпеда принял достойную смерть. И он был бы рад знать, что спас тебя.
– Понимаешь, Кот, – Борхес покачал головой. – Для Торпеды наша команда всегда была больше, чем семьей. Все это инсайдерское товарищество, мир Медузы… Весь его мир крутился между нами, между тобой и мной. Он же сирота, родителей видел только на карточках в личном деле. В восемнадцать ушел в армию, потом прошел отбор в спецназ. Служил здесь, в городе, был «псом». А в один из дней не смог убить нарушителя, проходца. Меня. Я не знаю, что его тогда остановило. Да он бы и не сказал, сам не смог бы ответить. И ведь самое главное, его никто бы не осудил. Никто бы даже и не узнал. А если бы и узнал, то командир у них нормальный мужик, он бы понял. Но Торпеда ушел из «псов», нашел Михалыча. И не в деньгах дело, как потом некоторые говорили, нет. Просто он не мог не выполнить приказ, не исполнить долг и при этом делать вид, что ничего не произошло. Это было делом чести. Он не смог быть охотником, сам решил пройти путь за потенциального прокаженного, словно искупал тем самым грехи перед самим собой. Не стал прикрываться властью военной машины. Стал инсайдером, пройдя инициацию. Я не могу дать этому точного определения, я до конца никогда не понимал мотивов его поступков. Я в то время как раз только-только уволился из Института, как дурак бродил по Медузе, надеясь на свои глупые и бесполезные счетчики и тестеры. И погиб бы, это точно, не предложи мне тогда Торпеда присоединиться к его команде. Тогда с нами был еще один, Аспид, он погиб незадолго до твоего приезда. Не скажу о нем плохо, но человек соответствовал своему прозвищу, Торпеда с ним часто ругался, выгнать хотел. А потом появился ты. Торпеда очень к тебе привязался, уважал. Гордился, что в его команде есть легендарный Кот, который мифическим путем вышел из Медузы при инициации. Говорил, что Горгона тебе помогает, что ты приносишь нам удачу. Да что там, сколько раз он меня выручал. А я в душе посмеивался над ним, кичился своим институтским прошлым. Да, привязался, как к товарищу, как к сослуживцу, но не знал, что Торпеда окажется именно другом. Другом, за которого я сам бы шагнул в ловушку, зная, что он останется жив, – Борхес налил себе из графина воды, большими глотками выпил. – А теперь его не стало. А я живой. Пусть калека, но живой, сижу тут, плачу как баба… Просто, Кот, мне его не хватает. Мне его очень не хватает.
Борхес замолчал. В комнате повисла густая, словно сироп, тишина, время от времени прерываемая шумом проезжающих за окном машин. Где-то вдалеке прострекотал вертолет.
– За нашими охотятся, – сказал Борхес.
– Но там же территория ответственности военных? – спросил Виктор. – Почему Комитет и туда полез?
– Перераспределение ответственности. Приказ свыше. Зуб сказал, что из Столицы депеша пришла. За военными остались только Институт да «Псы» для особых операций, все остальное, включая Периметр, передали Комитету. Военные, конечно, не в восторге, но деваться им некуда.
Виктор мрачно слушал друга, закусив губу. Мысли тяжело ворочались в переполненной событиями голове, никак не желая сплетаться в понятный рисунок. Но и эти несвязные пока мысли отдавали таким негативом, что хотелось выть, разбивая в бессильной злобе кулаки о стену. Буквально все, что Куликов привык считать своей жизнью, рушилось на его глазах. Семьи не стало, команды тоже, из друзей остался только Борхес. Медуза опасна, но Город теперь не менее опасен. Загнали его, словно волка во флажки. И бежать некуда. Тупик.
– Кот, мы там тебе подарок приготовили, Торпеда постарался, – Борхес повернул голову в сторону застывшего у окна Куликова. – Хотели тебе что-то приятное сделать, отвлечь от мыслей о семье. Там, на водокачке, в старом схроне, под коробками найдешь. Не знаю только, пригодится ли теперь, – Борхес закрыл глаза, еле слышно произнес: – Боже, как же я устал жить…
Когда друг уснул, Виктор на цыпочках вышел на кухню. Там сидел Седой, который подпер кулаком подбородок, читал книгу в растрепанном переплете с кучей закладок, торчащих то тут, то там. На обложке практически стертым золотым тиснением было написано: «Теория дисперсных полей».
При появлении Виктора Седой отложил книгу, кивнул на табурет, стоящий рядом со столом. Спросил:
– Как сам?
– Хреново, – честно признался Виктор, закуривая. – Словно в дерьме купаюсь уже вторую неделю. Одни потери, одни смерти. Словно кто-то там, наверху, повернулся к нам задницей. Тошнит уже.
– Брат себя винит в смерти Торпеды.
– Знаю. Но зря он так, Торпеда не мог иначе.
– Вот и брат не может иначе, – Седой посмотрел в сторону комнаты. – Торпеда, наверное, и был его первым и последним настоящим другом. В школе брата постоянно били, считали зубрилой и «ботаником», в Институте держали за сумасшедшего. И только Торпеда был с братом на равных, в обиду его не давал.
– А ты как же?
– Я? Да что я, – Седой виновато потупился. – У нас с ним последнее время не получалось, не складывалось. Мать мне его постоянно в пример ставила, а это давило, даже злило. Я противился. Так и привык жить с братом наперекор, так сказать перпендикулярно. Думал не как он, делал не как он. Неважно как, но не как у брата. Жили словно кошка с собакой. Глупо.
– А это тебе зачем? – Виктор глазами указал на лежащий на подоконнике автомат.
– Наших сейчас ищут, – Седой презрительно скривил губы. – Как же, экономику страны подрываем. Но вот только я им брата не отдам. Глотки буду грызть, а не отдам. Он и так намучался, хватит.
– Лучше бы вам уехать. Борхесу нужно полноценное лечение, нужно учиться жить заново. Может, в науку вернется. Глядишь, все и наладится.
– Может, – вяло согласился Седой, поднял глаза на Виктора: – А ты-то теперь как?
Виктор грустно хмыкнул:
– Если бы я знал. В башке сейчас такая чехарда, что хоть в петлю. Мне время нужно, разобраться надо. А там посмотрим, как дальше.
– Хочешь – оставайся. Брату будет приятно, да мне из дома уходить спокойней будет.
– Останусь, – кивнул Виктор. – Мне все равно идти теперь некуда.
Глава 18
Кабинет был просторным, с массивным столом из дорогого дерева в центре. Тяжелые плотные занавески на окнах отгораживали от внешнего мира, подчеркивая весомость хозяина кабинета, демиурга собственной реальности, подвластной только ему.
Виктор сидел на жестком, неудобном стуле, наблюдая за тикающим на столе метрономом. Этот монотонный звук и однообразное, притягивающее движение, путали мысли, заставляя считать время и постоянно чего-то ждать. А когда ждешь, то чувствуешь, что от тебя уже ничего не зависит. Это нервировало, но Виктор старался держать себя в руках.
За столом, в кресле с высокой резной спинкой, сидел хозяин кабинета, одетый в строгий форменный костюм темно-синего цвета. Сам человек был сухощав, с правильными чертами лица, с черными цепкими глазами и тонкими длинными пальцами, в которых сейчас гуляла авторучка, что-то записывая на казенном листе.
Оперативный работник Комитета по контролю за деятельностью объекта «Горгона» Всеславский Сергей Владимирович. Так этот человек представился.
Виктора задержал патруль день назад. По-глупому, на выходе из булочной. Вот только не покидало ощущение, будто только его и ждали. Формальная проверка документов закончилась поездкой в неприметное пятиэтажное здание Комитета. Насколько знал Виктор, раньше в нем располагался районный суд. Теперь же здание служило несколько иным целям, впрочем, клетки в подвале тоже пригодились. Именно из одной такой клетушки Куликова и подняли сюда два конвоира, оставшиеся за дверью.
