Александр Зорич - Полный котелок патронов
Точнее, не «нависал». Он, строго говоря, покоился на могучих железобетонных тумбах. Каждая тумба была высотой в два человеческих роста и имела ширину грузовика.
От реактора исходило тепло и… какое-то очень бытовое, непафосное дребезжание, будто над нами находилось не чудо атомной техники двадцатого века, внутри которого размещается чудо биоинженерной техники века двадцать первого, а кипящая на плите кастрюлька с борщом, чья алюминиевая крышка истерично позвякивает на пару.
Я бросил косой взгляд на приборы — как ни странно, радиационный фон был невысоким.
Монстров тоже не видать…
А химические показатели? Снова же в норме! Хотя нам, обладателям гермокостюмов, это было в общем-то по фиг.
Однако на душе было очень тревожно.
— Это он? — спросил Филиппов.
— Да, — ответил я.
— С виду обычный реактор типа РБМК-1000. Никакой не этот ваш… генный…
— Там, видать, внутри все переоборудовано. Места-то полно. И удобно — укромность полная. Защита от радиации. Экранировка от пси-воздействий. От Выбросов. Куча железа…
— Все равно никогда не понять мне этих психов, — с какой-то не соответствующей моменту горечью сказал Филиппов.
— Обращаю ваше внимание, товарищи однополчане, — это был голос Тополя, — что стрелять мы не можем. Нас отделяет от реактора такая мизерная дистанция, что если мы сейчас пустим в дело наши «Раумшлаги», то провалимся в нелинейное инферно вместе с нашей целью!
— Реакторная, слава богу, большая, — сказал я, красноречиво указывая Косте на дальний, плохо освещенный угол зала. — Поэтому предлагаю: быстрыми перебежками движемся туда, расстреливаем эту дуру к едрене фене и топаем к своим, во вторую насосную. А оттуда — домой. Ну а дома я вам драников напеку, по старинному семейному рецепту. Водки тяпнем, сходим, в конце концов, к девочкам в клуб…
— А Шестопалов что?! Шестопалов? Бросим его? — судя по лихорадочному блеску глаз майора, он и слышать не хотел ни про какие драники, не говоря уже о клубе.
— Поищем его, конечно. Если судьба — найдем… Если нет — будем надеяться, он сам как-нибудь выкрутится. Не дошкольник ведь, а машина убийства.
Филиппов несколько раз рассеянно кивнул — дескать, согласен, а куда деваться?
* * *Итак, мы вышли на финишную прямую.
Реактор РМБК-1000, внутри которого скрывался заветный генный процессор, серебрился перед нами на расстоянии выстрела.
За нашими спинами была дверь в коридор. Вот сейчас распистоним объект — и по этому коридору до лестницы, по лестнице вниз…
— Вы готовы? — спросил Филиппов у нас с Тополем.
— Я — да!
— А я… секундочку, — пробурчал Тополь. — Что-то у меня, похоже, аккумулятор расконтачился от наших заплывов.
— Ладно, некогда разбираться, — раздраженно сказал я. — Давай мне сюда свои гранаты, выпустим все из моего ствола.
Стоило мне сказать это, как где-то на головокружительной высоте, под самым потолком внушительного зала, зажглись яркие белые прожектора.
Реакторная сразу же зрительно увеличилась в несколько раз.
Одновременно с этим малоприметные, сливающиеся с фоном бронешторки, закрывающие ниши на стенах, поползли вверх. За ними открылись небольшие комнаты вроде аппаратных в кинозале.
Только вместо кинопроекторов каждая такая «аппаратная» содержала трехметровые стальные воротца, похожие на рамки металлоискателей в аэропортах.
Было там и еще какое-то вспомогательное оборудование, нечто вроде больших механических лопат, я не рассмотрел толком. Тем более что моим вниманием сразу же завладел человек, появившийся из глубины самой дальней от нас «аппаратной».
На незнакомце был белый халат. Из-под нижнего края халата выглядывали потрепанные джинсы, а из горловины торчал ворот старомодной серой водолазки. Человеку было на вид лет сорок пять, а может, и больше — волосы его были полностью запорошены сединой. Правда, спустя минуту я понял, что это не седина, а просто полная депигментированность — судя по цвету кожи и глаз, человек был альбиносом.
Он не был вооружен и казался расслабленным, чуть ли не рассеянным. При этом он отлично видел нас и, судя по всему, именно ради встречи с нами вышел на свет, так сказать, рампы.
Хоть и был я в тот день задурен, как вокзальная кассирша накануне Нового года, а все же смекнул, что между появлением ученого альбиноса в халате и нашим желанием распистонить реактор из «Раумшлага» имеется непосредственная связь.
Как оказалось, я не ошибся.
Стекло «аппаратной» опустилось. Незнакомец ступил на исполнительный орган устройства, которое я называю механической лопатой. И эта самая лопата аккуратно спустила его с пятиметровой высоты «аппаратной» на бетонный пол реакторного зала.
Альбинос подошел к нам совсем близко и с неискренней улыбкой офисного карьериста произнес:
— Разрешите представиться, меня зовут Бен. Бен — сокращение от Вениамин, как я пишусь в паспорте. Моя фамилия — Тау. Скажу сразу, что это не еврейская, а немецкая фамилия. Поэтому, если хотите, можете называть меня «фашистом». — Альбинос усмехнулся. — Но вот от антисемитизма попрошу воздержаться.
Внимательно слушая хорошо поставленную речь альбиноса, я тем не менее продолжал заряжать «Раумшлаг». И перевел взгляд со своего оружия на говорящего только тогда, когда зеленый светодиод над спусковой скобой просигнализировал о полной готовности гранатомета к стрельбе.
Альбинос тем временем продолжал, мелким профессорским шагом выходя на директрису огня и как бы невзначай становясь прямехонько между нами и реактором:
— Сейчас вы, уважаемые господа, находитесь в лучшей биотехнической лаборатории человечества. Ее создателем, бессменным директором и ведущим научным сотрудником являюсь я, Вениамин Тау, вот уже пять лет. У меня никогда не было врагов. Даже недоброжелателей — и тех не было! Но теперь, когда мои эксперименты как никогда близки к завершению, враги появились. И судя по тому, что они смогли направить сюда вас, людей весьма профессиональных, это могущественные враги из высших эшелонов мирового правительства.
Я пожал плечами. «Монолит» уж точно не относился к «высшим эшелонам мирового правительства». Что за мировое правительство без океанских яхт, глобальных финансовых рычагов и запасного мальтийского гражданства? А как могут полагаться на мальтийское гражданство темные сталкеры, которые — что известно всем заинтересованным лицам — за границами Зоны прекращают свое физическое существование в течение нескольких часов?
Было ясно: альбиноса, что называется, «звездит». Надо сказать, в этом он нисколько не отличался от приснопамятного владельца научно-исследовательского комплекса «Наутилус» доктора Севарена. (И это в очередной раз убедило меня в том, что правильно, правильно я бросил универ! Все стоящие ученые — люди с всеохватной «манькой величкой»!)
Итак, меня упоминание о «могущественных врагах из мирового правительства» только развеселило. А вот майора Филиппова — обеспокоило и даже рассердило.
По крайней мере без всякого предупреждения он взял да и выпустил в альбиноса Тау длинную очередь из своего пулемета!
Завизжали рикошеты.
В ближайшей «аппаратной» со звоном лопнуло стекло.
Одна из многочисленных труб, прилепившихся к стенам реакторной, прыснула свистящей струйкой горячего пара.
А вот альбиносу… Альбиносу не сделалось ничего!
Он лишь улыбнулся еще шире, пригладил белые волосы на темечке и развел руки в стороны. Мол, извините, ничем не могу помочь.
Филиппов протер кулаком глаза — не галлюцинация ли? — потом позеленел от злости и, обернувшись ко мне, спросил:
— Что за фигня? Это не человек, а голограмма?
— Человек. Просто «подсолнух» у него, — отмахнулся я.
В отличие от майора я в Зоне такие чудеса видал. И не раз. Да и сам с артефактом «подсолнух» имел дело — добывал его, оберегал, продавал…
— Ваш товарищ совершенно верно заметил, — оживился альбинос. — При мне имеется артефакт «подсолнух». И не один, а сразу три. Так сказать, целый подсолнечный бронежилет. Что снижает вероятность попадания в меня пули до семнадцати миллионных долей процента… В общем, убить меня из пулемета вам не удастся, — резюмировал ученый.
— Тогда стреляй из «Раумшлага» по реактору, — потребовал от меня Филиппов. Как видно, он решил не вступать в переговоры с подозрительным господином в белом халате.
Понять майора было можно. От меня он знал, что Голос Монолита назвал генный процессор Пятого энергоблока источником атакующих нас мутантов. Также было достаточно легко связать с генным процессором вчерашних двухметровых стрелков, которые лупили по нам из юаровских сверхтяжелых винтовок NTW-20. А поскольку Вениамин Тау сам назвался директором «самой лучшей биотехнической лаборатории человечества», то следовало признать, что этот субъект исключительно опасный злоумышленник.
Так чего слушать гада? Валить его!
Собственно, в главном я разделял точку зрения майора. Другое дело, что сталкерская выдержка не велела мне совершать столь уж резких движений. Ясно же, что тут какой-то подвох!
