Олег Шовкуненко - Оружейник-3
С автоматом наготове я дождался, пока Лиза с Нестеровым спустятся с брони. Помогать им не стал. Правила хорошего тона сейчас претерпели существенные изменения. Девушки и пожилые милиционеры будут куда более благодарны за контроль над прилегающей территорией, чем за галантно протянутую руку.
— Ну, двинули что ли? — Когда компаньоны оказались рядом, я указал в сторону настежь распахнутой двери подъезда и быстрым шагом направился к ней.
На крыльце пришлось остановиться. Внутри здания хватало как теней, так и пятен густого непроглядного мрака. Их порождали ступени, брошенная прямо на лестнице мебель, раскрытые двери квартир. Может в подъезде и не поселилась смерть, даже скорее всего не поселилась, но все же проверить я был просто обязан.
Возле подъезда валялось превеликое множество самых разнообразных предметов. То ли свидетельства спешной эвакуации, то ли следы последовавших за ней грабежей и погромов. Пробежав по ним взглядом, я поискал что-нибудь достаточно крупное, но вместе с тем не очень тяжелое. Выбор пал на погнутое эмалированное ведро, которое приютилось у самых ступеней крыльца. Я попросил Лизу, и та очень осторожно, будто старая емкость была до краев наполнена взрывоопасным нитроглицерином, подала ее мне. В отличие от девушки осторожничать полковник Ветров не стал. Он тут же размахнулся и зашвырнул железяку на площадке первого этажа. Ведро раскатисто загрохотало по бетонному полу и скрылось в одной из непроглядных, можно сказать бездонных теней.
Несколько секунд мы напряженно вглядывались в полумрак дверного проема и пытались понять, разглядеть что там и как. Так ничего и не разглядели. Внутри подъезда по-прежнему все оставалось тихо и недвижимо.
— Теперь, пожалуй, можно и войти, — я сделал шаг вперед и, не оборачиваясь, махнул своим спутникам.
Оказавшись внутри, меня охватил страх. Нет, это был совсем не тот леденящий ужас, который возникает перед встречей с неизвестностью или опасностью. Это была боязнь повстречаться с прошлым. О нем напоминало все вокруг. Выкрашенные в грязно-голубой цвет панели, двери соседских квартир, погнутые перила, сама лестница, по которой мы с женой десятки, если не сотни раз таскали детскую коляску с грудным Олежкой, когда ломался лифт. А вот и тот самый люк мусоропровода, в который мой малолетний сын запихнул прожженную им подушку. Подушка была большая, поэтому она там и застряла. Олежка долго и безрезультатно пытался ее пропихнуть. Помню, вымазался как черт. От него потом дня три разило палеными перьями, тухлой рыбой и гнилыми помидорами. И с этим «ароматом» не могла справиться даже самая душистая шампунь.
Как только мы ступили на площадку четвертого этажа, взгляд сразу прикипел к до боли знакомой двери, обшитой дешевой деревянной вагонкой. Прочно прикипел, так прочно, что я уже не обращал внимание ни на что другое. Сердце больно защемило, а пальцы на руках стали холодными и непослушными.
— Вот и пришли, — слова дались с невероятным трудом.
— Эта твоя, что ли? — милиционер безошибочно ткнул пальцем в дверь моей квартиры, а после того как я пробулькал едва различимое «моя», добавил: — Дверь не очень… Самопал с базара.
— Когда мы ее ставили, и такая была за счастье.
— Угу, — Нестеров с пониманием кивнул и сделал шаг вперед. — Ну, так, пошли. Чего зря время терять? Открыто ведь!
Открыто? Слова майора повергли меня в легкое замешательство. Как открыто? Не может быть! Я рванулся вперед и в два скачка обогнал милиционера. Новый, уже более внимательный взгляд подтвердил, что старый сыскарь прав. Дверь моей квартиры оказалась закрыта неплотно, так что между рамой и срезом деревянной вагонки оставался просвет толщиной примерно пальца в два. Не веря своим глазам, я замер, так и не решившись дотронуться до дверной ручки.
— Что-то случилось? — Анатолий сразу насторожился, а потому придержал Лизу.
— Я запирал. Своими руками запирал, — это были скорее мысли вслух, чем ответ.
— Ах, вот оно в чем дело! — майор расслабился. — Выходит, выпотрошили квартирку. Что ж, не ты первый, не ты последний. — Милиционер стволом своего АКСа указал на распахнутую дверь соседской квартиры, той самой в которой раньше жил Дима Клочко, владелиц небольшого автосервиса. — Здесь таких много. Людям жить-то с чего-то надо.
— Каким, нахрен, людям! — перебил я Нестерова. — Я был тут год назад во время своей последней вылазки. Город уже тогда плотно лежал под «сумраком». Он был пустой, понимаешь, абсолютно пустой!
— Может другие… — Лиза помедлила, подбирая нужное слово, — разведчики, старатели. Максим, не ты ведь один на Проклятые земли ходишь.
— Это верно, не я один, — с доводом пришлось согласиться. — Другие тоже есть. Были, по крайней мере.
— Это каким же надо быть двинутым на всю голову, чтобы тащиться на Проклятые и бомбить здесь квартиры?! — Нестеров хмыкнул и снова покосился на дверь. — Кстати, следов взлома что-то не видать. — Анатолий перевел взгляд на меня и с недоверием в голосе поинтересовался: — А ты ее точно запирал?
— Да уж куда точнее, — пробурчал я и потянул дверь на себя.
Начиная с этого момента, возвращение в родной дом потеряло свой горьковато-сладкий, наполненный ностальгией привкус и превратилось в поединок с тенью неведомого противника, решившего осквернить мое прошлое, завладеть им. Хотя, кто его знает, может эта самая тень вовсе не бестелесное, эфемерное создание, и вот именно в эту самую минуту, облизываясь, поджидает раззяву-хозяина в его собственных апартаментах. Догадка вполне могла оказаться правдой, поэтому первым, кто заглянул внутрь моего некогда теплого и уютного жилища стал ствол 7,62 милиметрового АКМСа.
Прямо от входной двери тянулся длинный узкий коридор. В нем было не на много светлей, чем на лестничной площадке, но все же это был мой дом, а поэтому я безошибочно распознавал каждую деталь, каждую мелочь. Справа длинная прихожая с этажеркой заваленной всякими безделушками и большими зеркальными дверями одежных шкафов. Покрытые пылью зеркала уныло и тускло отсвечивали, довольствуясь лишь крохами света, попадавшими сюда из распахнутых дверей гостиной и кухни. На покрытом ламинатом полу стояла пара дорожных сумок, баул, сделанный из большой ситцевой наволочки, и четыре пачки с книгами, перевязанные тонкой бечевкой. Жена собиралась в эвакуацию по-серьезному. Только вот зря старалась. С собой разрешали брать всего один чемодан. Может мне как полковнику и удалось бы захватить еще кое-что, но, увы… Тогда я был далеко. И Маша уехала сама. Уехала навсегда.
Шквалом накатившие воспоминания больно сдавили грудь, глаза защипало, словно в них угодила едкая «Черемуха». Однако на этом все и оборвалось. Я заметил, нет, скорее почувствовал движение слева и резко обернулся, направляя ствол автомата в кухонную дверь.
На спуск я так и не надавил. Просто не в кого было стрелять. Моим противником и одновременно гостем оказался лишь порыв ветра, который ворвавшись в разбитое окно, поднял, закрутил, грязную тюлевую занавеску.
― Чего там? ― рядом выросла фигура в милицейском бушлате.
― Чисто, ― прошептал я в ответ, и уже совсем было собирался покинуть кухню, когда взгляд зацепился за литровую банку с огурцами стоявшую в центре стола. ― Что за цирк-зоопарк! ― с этими словами разгневанный хозяин дома подошел к припорошенному пылью кухонному столу и тупо уставился на открытую стеклянную тару со сперва заплесневевшими, а затем успешно засохшими огурцами.
― Такой продукт пропал! ― Нестеров последовал за мной.
― Не моя… В смысле, не я ее открывал, ― пожилой милиционер получил от меня быстрый вопросительный взгляд.
― Ну, это ясно. Не тот стиль. Такой жлоб как ты, Ветров, даже рассола не оставит. А тут только пару огурцов сожрали. Гурманы, мать их!
Майор совершенно не разделял моей озабоченности. Хотя оно и понятно. Ведь опустошение покинутых квартир для старого мента являлось обычным делом. Именно этим и промышляли его люди в покинутом Одинцово. Только вот как быть с тем, что дверь не взломали, а по-тихому открыли? К чему сейчас такие церемонии? Этот вопрос я так и не успел задать. На кухню заглянула Лиза.
― Пусто. В квартире никого нет, ― быстро доложила она.
― Молодец! ― Нестеров похвалил свою разведчицу и тут же перевел взгляд на меня: ― Давай, Максим… Хватит изучать пенициллин в банке. Иди, ищи свою карту.
― Атлас, ― уточнил я, направляясь к двери.
― Да хоть энциклопедию. Только быстрее. А то что-то темнеет на улице, подозрительно так темнеет.
Я мимоходом глянул в окно и понял, что Анатолий прав. Света становилось все меньше и это несмотря на то, что сейчас только середина дня. Видать что-то там, в механизме аномалии изменилось, сдвинулось, и вот теперь на улицу Курзенкова наползал настоящий «сумрак».
