Сурен Цормудян - Наследие предков

— Вот оно как… — вздохнул Михеев. — Ну тогда тем более. Нечего там смотреть. Еще головой тронешься, не дай бог…

— Не тронусь. За столько лет уже ничего не тронет. Но это мой город…

— Ладно, Михей, пусть посмотрит, — Тигран хлопнул военного по плечу. — Я с ним буду.

Сержант поморщился. Эта идея ему совсем не нравилась, но спорить с Баграмяном смысла не было. Все-таки он местный добытчик и явно уверен в себе.

— Ну хорошо. Только респираторы наденьте. Здесь, конечно, не такой воздух, как у нас в Красноторовке, но все равно… На всякий, как говорится, случай. И это… Глядите в оба. Чтоб какой веткой или гнутым столбом вас с брони не смахнуло. Ясно?

— Да ясно, братан, — Тигран подмигнул ему и, протягивая Загорскому респиратор, стал открывать один из люков в крыше бронетранспортера, позади башни.

— И это еще, — продолжил Михеев. — Тут у вас твари всякие водятся?

— Немного, — кивнул Тигран. — Мелкие по большей части. В городе для крупных особо поживиться нечем. Твари в основном мигрировали на север, ближе к побережью и к Пионерскому. Там и воздух лучше, и растительность гуще, и зверья всякого для добычи тоже хватает. А тут есть, конечно, неприятные экземпляры, но они сами пугливые. На людей, может, и напали бы, но не броневик. Шума боятся. В городе уже столько лет тишь да благодать могильные. Ваш бэтэр для них — самый настоящий монстр…

Справа проплывали нагромождения руин в окружении поваленных и почерневших массивных плит, некогда бывших оградой. Эти развалины отличались от обрушенных и сметенных ударной волной домов тем, что тянулись по обе стороны от дороги на протяжении пары километров, которые путешественники уже преодолели.

— Погоди, — пробормотал Загорский, впервые созерцавший то, что стало с его городом много лет назад. — Это же… Это ведь строгач тут был? Тюрьма?

Тигран кивнул:

— Именно. На полторы тысячи душ.

— А что с зеками стало? Разбежались? — с тревожной дрожью в голосе спросил Александр.

— Сильно сомневаюсь, — мотнул головой Баграмян. — Этот район, как видишь, причесало взрывом капитально. Я думаю, большинство из заключенных, да и охраны тоже, даже не успели понять, что именно произошло.

— А вон там рыбоконсервный комбинат был! — воскликнул Загорский, приподнимаясь над броней и указывая дрожащей рукой влево. — У Ленки Бергер там мама работала…

Тигран схватил его за локоть и заставил снова присесть.

— Слушай, Саня. Ты уверен, что хочешь видеть все это? Может, вернемся внутрь, а?

Баграмян видел, что Крот на грани нервного срыва, и уже жалел, что потакал его желанию выбраться «на броню» и смотреть на современный Калининград.

— Да-да, все нормально, — часто замотал головой Загорский. — Я в порядке, Тигран. Просто… Это ведь мой город. Я понимаю, что, наверное, во всем мире так. Но… Я должен пройти через это. Обязан просто. Нельзя же всю жизнь прятаться от действительности в сырых казематах форта.

— Да я все понимаю, братан. Но уж как-то ты…

— Нет-нет, не волнуйся! — Александр снова часто замотал головой. — Я в норме. Хотя… Нет, конечно, нормой это назвать нельзя… Но ты должен меня понять…

— Ну ладно, — Тигран с сомнением посмотрел на Загорского.

Впереди открылся командирский люк и показался Михеев.

— Далеко еще до топлива твоего? Мы правильно едем? — спросил он у Баграмяна.

— Правильно. Сейчас будет развилка кольцевая — пересечение Советского, Борзова и Леонова. Едем по левой стороне, по Советскому. Военно-морскую академию помнишь?

— Институт, имеешь в виду? БВМИ?

— Да, он самый.

— Помню, конечно. Он, вроде, где-то скоро?

— Да, — кивнул Тигран. — Слева будет. Доезжаешь до широкого и чистого провала в ограде, и сворачивай налево. Там заезд чистый, не ошибетесь. Только возле него троллейбус перевернутый. Вот сразу за ним и сворачивайте. Потом покажу, куда дальше.

— Добро, — махнул рукой Михеев и скрылся внутри бронемашины.

Все чаще на пути попадались останки автотранспорта, и БТР стал двигаться медленнее.

— А как ты справился? Ну, в самом начале? — тихо спросил Александр. Ему даже показалось, что из-за респиратора собеседник его не услышал. Однако Баграмян молчал не потому, что до его слуха не дошел вопрос. Просто он задумался.

— Даже не знаю, — пожал он плечами после долгой паузы. — Время — как морские волны. Брось осколок стекла с острыми краями в море, и через некоторое время он станет красивым, гладким и мутным камнем. Даже намека на острие, о которое можно было порезаться, не останется. Я уже не помню первых впечатлений. Вроде понимаю, что тяжкие они были. Но как-то все… Человек ко всему привыкает. Со всем мирится. И живет дальше. Хуже, конечно, это способность к депрессии. Наша плата за разум. А так… — он снова пожал плечами. — Впечатления утонули в рутине. Притупились. Так же, как и любые впечатления. Первый раз с женщиной. Первый прыжок с парашютом. Первый увиденный мертвец. Первое осознание того, что все кончено… Все уносит время и шлифует своими волнами. Остается только здесь и сейчас. Сиюминутность. Добыть пожрать. Отоспаться после того, как добыл пожрать. Ну и так далее. Даже обидно как-то: к чему свелась наша эволюция! Творец наверняка не этого ждал от нас.

— И чего же он, по-твоему, от нас ждал?

— Не знаю. Может, он нас самих ждал? Сидел там, где-то на далекой планете, и ждал, когда мы прилетим. То есть — сумеем. Достигнем. Научимся. А мы не сумели. И эту-то, единственную планету, черт знает во что превратили… Ладно, Сань! Меня этот разговор что-то в такую трясину заводит, что ну его на фиг!

— Замяли, — вздохнул Загорский.

Бронетранспортер осторожно обогнул изувеченный корпус перевернутого троллейбуса и въехал на территорию бывшего военно-морского училища.

Бывший майор Самохин стоял в обнаруженном помещении и, скрестив руки на груди, хмуро разглядывал ящики со странными консервными банками. На один из ящиков он поставил масляную лампу, которая и освещала странный тайник.

Позади послышался виноватый кашель и тихий шорох. Староста общины резко обернулся.

В свежем проломе кирпичной кладки, который вел в жилище Баграмяна, стоял, пошатываясь, взъерошенный и бледный больше обычного Борщов.

— Штаны сменил, урод чертов?! — рявкнул Самохин.

— Да. То есть так точно, товарищ майор, — отрывисто сглатывая, промямлил Василий. Похоже, что в его голове водили хоровод дикое похмелье, лютая тошнота, изжога и неописуемый стыд, граничащий с суицидальным фатализмом.

— Так что здесь случилось, кретин, мать твою?!