Андрей Круз - Те, кто выжил

Пока руки шарили по разгрузке, вылавливая оттуда очередную спарку магазинов, глаза перескочили на пулемет на вертлюге, который продолжал медленно покачиваться по другую сторону ветрового стекла, прямо у меня перед глазами. Но хрен там, не дотянуться уже, не успею. И угол оттуда будет…

Сэм с Дрикой бежали к «унимогу», схватившись за руки, Сэм уже не стрелял. Понимая, что я уже ничего не успеваю сделать, я просто опустошал магазин короткими частыми очередями, осознавая, что толку от этого моего огня уже никакого и только везение может нас спасти.

Первой споткнулась Дрика, когда до машины оставалось не больше десяти метров. Она вскрикнула, упала на колено, не отпуская руки Сэма, так, что тот развернулся по инерции. Вторая пуля ударила уже его, слегка толкнув назад. Он отступил, нога подогнулась, но он нашел в себе силы выпрямиться и потащил девушку дальше.

– Вы что, суки, делаете? – заорал я в отчаянии, продолжая стрелять. – Я же порву вас, твари, на фашистский крест порву, мать вашу!

Ощущение бессилия. Ничего невозможно сделать, вообще ничего. Вот они, мои единственные в этом умершем мире друзья, до них всего несколько шагов, рукой подать. Если бы я мог этой рукой подать и их прикрыть… а хрен там – не могу, не получается, невозможно.

Я орал от злости, от такой ярости, которая, казалось, могла разорвать на части меня и весь мир вокруг. Я увидел, как несколько пуль одновременно хлестнули в них обоих. Сэм дернулся и упал на колени, грузно, неуклюже, но на коленях устоял и даже толкнул Дрику дальше, в мою сторону. Она сделала пару быстрых неловких шагов, покачнулась…

Я когда-то успел выскочить из кабины, я так и не понял когда. Я вновь осознал себя в тот момент, когда ощутил в ладони тонкое запястье Дрики, когда понял, что волоку ее к машине и даже стреляю с одной руки из подхваченного в кабине «укорота», даже не целясь, просто в сторону врага. На дороге расплывались клубы белого непрозрачного дыма – я тоже, оказывается, успел бросить дымовые гранаты.

Сэм смотрел на меня, словно силясь что-то сказать, и в тот момент, когда наши взгляды пересеклись, в спину ему ударили пули. Он дернулся и просто упал лицом вниз, а по его спине побежали, встречаясь и пересекаясь, кровавые пятна.

Дрика кашляла, изо рта у нее текла струйка крови, смешанной со слюной. Я просто закинул ее в кабину, на заднее сиденье, забросил, как куклу, одним движением – не знаю даже, откуда столько сил взялось. Влетел в кабину сам, не обращая на барабанящие по машине пули внимания, врубил задний ход. Мощный дизель взвыл, рванул назад тяжелое кабанистое тело грузовика, грузно подпрыгнувшего на канаве. «Лендровер» со скрежетом потащился следом, сдирая боковинами покрышек дерн с жирной земли, но через пару метров оторвался, боком осев в канаву.

Я разворачивался задом, по часовой стрелке, стремясь поставить между собой и противником емкость с двумя тоннами солярки, и это у меня получилось. Мне хватило этого пространства для разворота. Пули барабанили по машине как град, но она, словно бронированная, этого даже не ощущала. Четко врубилась передняя передача, вновь рявкнул дизель, и тяжелый грузовик понесся по дороге, пусть и избиваемый пулями, но все еще не побежденный. За крайним домом деревни удалось принять немного влево, перевалить по маленькой глинистой перемычке через канаву, поставив между собой и врагом дома деревни, и обстрел прекратился. «Унимог» несся по полю, тяжело подпрыгивая на неровностях, а сзади тяжело, с мокрым хрипом, стонала Дрика.

Только бы не остановиться, не упереться в глубокую канаву, через которую «унимогу» не перебраться, не застрять – тогда догонят, найдут по следам, которые мы оставляем за собой – такие четкие, что их, наверное, даже из космоса видно, – и расстреляют. Летят комья грязи из-под мощных колес, шелестит трава.

Есть мостик, точнее, еще одна перемычка, перескочили поля, понеслись вдоль узкого канала, опять свернули… еще канава, но через нее грунтовка идет, преодолели. Дорога, нормальная, асфальтовая, многополосная. Надо бы налево свернуть, подальше от врага, но сразу мысль в голове: «Именно там искать и будут!» – поэтому направо, опять в сторону водохранилища. Нырок в тоннель, над головой не дорога, а канал, затем вперед по асфальту, к скоплению гигантских, как здесь принято, теплиц. Между ними проезды – их много, лабиринт настоящий, поди еще найди нас там. Надо останавливаться, я же слышу, как сзади дышит Дрика, это не царапина, это…

Треск проломленных кустов, поворот налево, направо, еще налево, с обеих сторон стены из полупрозрачного пластика, натянутого на легкий каркас, за каждой такой стеной стена зарослей. Все, стоп!

Машина даже юзом прошла немного, качнулась взад-вперед, гулко скрипнули тормоза. Перепрыгнул на заднее сиденье, уже сплошь залитое кровью, потащил из-за него фельдшерскую сумку – ту самую, которую везу еще из Аризоны, с помощью которой Дрика мне лицо латала.

– Ты как? Куда тебя?

Бледная как смерть, изо рта кровь и пузыри, смотрит на меня, и даже не пойму, видит или нет. Разгрузка вся кровью пропитана, хоть выжимай, кровь откуда-то даже на пол капает. Сжал стопоры застежек, откинул тяжелую переднюю часть карриера с магазинами и не сдержался, охнул вслух. Майка буквально сочилась кровью, и текла она не из одной раны. Рванул из кармана нож, одним махом располосовал ткань от горла донизу, растянул в стороны, чувствуя, как уходит почва из-под ног, как наваливается тяжелое отчаяние. Не спасу. Не смогу. Нечем, не умею, не знаю как.

Кот, собравшись в комок, сидит на сумках, сваленных кучей за спинкой сиденья, испуганно таращится на меня желтыми глазами. Хоть бы ты чем помочь мне мог…

Дрике попали в спину, пули прошли насквозь, почти не заметив такой преграды, как ее тощее тело. Одно выходное отверстие, вздутое, с надорванными краями, пенящееся пузырями, было прямо над правой ее грудью, а еще одно, кровь из которого лилась медленным вязким потоком, темная, было под ребрами. И еще штанина – она тоже в крови, я не знаю даже, за что хвататься.

Рванул застежки сумки, понимая, что не смогу придумать ничего, кроме повязки. Бинт, подушка. Куда сначала? Нижняя рана страшнее, из нее течет неумолимо, непонятно вообще, откуда в этой девочке столько крови, как она еще жива. Прижал к ране тампон, опять замер: как бинтовать? Можно ее переворачивать?

Услышал шепот, обернулся резко. Губы девушки шевелились, она смотрела мне в глаза.

– Что?

– Простите меня, – прошептала она так слабо, что я скорее прочитал по губам.

– Заткнись, молчи! – крикнул я на нее скорее с испугу. – Сейчас все нормально будет, перевяжу – и к людям, в госпиталь. Молчи.

– Не будет, – прошелестела она в ответ так же тихо и так же отчетливо. – Простите меня.