Евгений Щепетнов - Охотник

А эдаких «спецназовцев» он насмотрелся вдоволь – парни, которые лучше владели языком и членом, чем мечом и заклинанием. Любимцы девиц из хороших семейств, болтуны и выпивохи. Часто они были вполне приличными парнями, с которыми приятно провести время за столом в трактире. Вот только в бою Сергар предпочел бы рядом с собой не «спецназовца»-выпивоху, а такого, как он сам, угрюмого убийцу, обожженного десятками сражений, который не побежит, не бросит товарища, а будет стоять насмерть, поливая врага огневками и площадной бранью.

– Не ругайся! – нахмурился он, погрозив девушке пальцем. – Тебе не идет. Ты красивая, желанная, такая славная девушка – зачем тебе мат?

Маша слегка смутилась, отвернулась в сторону, потом снова лукаво посмотрела на парня в постели:

– Правда, желанная? Я красивая? Скажи, на мне можно жениться?

– Запросто! – не покривил душой Сергар. – Такая красотка! Да ты мечта мужчин!

– Мечта-а-а… – непонятно протянула Маша. – Мне двадцать лет, а я все не замужем! Только и норовят на меня залезть, кобели проклятые, а замуж никто не зовет! Да и за кого выходить?! Пацаны тупые, поговорить не о чем! Стоят, курят, харкают да регочут, как лошади! Или бухают! А я хочу красивой любви! Принц какой-нибудь… или на худой конец… крутой спецназовец! – Она покосилась на Сергара и, не увидев усмешки на худом лице, продолжила: – Я бы его ждала из командировки в горячую точку, а когда он приедет – бросалась бы ему на шею! И дочку! Дочку хочу! Мы бы с дочкой его встречали, а потом шли гулять по парку! А все бы завидовали – он такой красивый, в форме, весь в этих… веревочки такие… блестяшки… а! Аксельбанты! Вот! И все девки мне бы завидовали! А потом мы с ним легли бы в постель, и он ка-ак… м-м… в общем – нам было бы хорошо, – смущенно закончила Маша. – Вот!

– А ты не думала над другим вариантом, Маш? – грустно усмехнулся Сергар. – Привезли тебе твоего спецназовца в гробу. В закрытом. Голову ему оторвало. Или вообще на части – мешанина одна. И осталась ты одна с дочкой. А то еще – пришел бы он с войны без ног. И катался в коляске… вот как я. Ни денег, ни работы, одна жалкая пенсия. Даже член не работает. И начала бы ты от него бегать к соседу, потому что молодая, хочется… А он бы все понимал, все видел и ничего не мог сделать. Потому что деваться некуда. И начал бы пить. И тебя бить, когда настроение совсем дерьмовое. А ты назло ему закрутила бы еще с врачом. И с другим соседом. И тоже начала пить. И он сгорел бы от водки, а ты бы постарела, сделалась страшной и злой.

Сергар замолчал, посмотрел на Машу и выругался про себя. Она плакала, и слезы текли по щекам, поблескивая в тусклом свете, падающем из окна.

Девушка отвернулась, молча попыталась встать, но Сергар поймал за руку и тихо попросил:

– Не уходи. Прости за то, что я тебе наговорил. Все у тебя будет хорошо! Встретишь своего спецназовца…

Маша снова всхлипнула, вырвалась, встала, пошла к двери. Уже взявшись за дверную ручку, вдруг остановилась, вытерла слезы и уже спокойным, слегка хрипловатым голосом сказала:

– Это ты про моих папку и мамку рассказал. Он был военным, в Афганистане воевал, еще где-то… рассказывать не любил. Все точно, как ты сказал. Только нас двое – я и Витька, брат. Он щас сидит за грабеж. Они банк хотели взять, дураки. Одному ногу прострелили – теперь безногий в тюряге гниет, отрезали, Витька – ему в грудь угодили из пистолета. Думали – помрет, а он выжил. Ну, пятнадцать лет и влепили. Они инкассаторов постреляли…

– Прости, – виновато бросил Сергар. – Я тебе прямо в больное место… я не буду тебе врать, ладно. Посиди со мной. Мне худо, тоскливо. Кроме мамы, никого в этом мире у меня нет, впереди непонятно что, и что делать – я не знаю.

– Ладно… – Маша вытерла нос платочком, который достала откуда-то из выреза, и снова села на кровать. – Ты же не виноват, что угадал. Так все-таки, кто ты такой? Воевал, да?

– Воевал, – сознался Сергар. – Да, меня учили убивать. И когда полез этот гад, я ему врезал. Теперь судить будут.

– Я вот те че скажу, Олеж, – задумчиво протянула Маша. – Ты не показывай, что ходить умеешь. Понимаешь? На суд поедешь на коляске, чтобы жальче было, суд тебя и не осудит! Ты же не хотел убивать! Тебе условняк и присудят!

– Хм… а откуда ты знаешь? – удивился Сергар. – Откуда такие познания? Это тебе участковый сказал?

– Это тот капитан? Боров наглый? – пренебрежительно фыркнула Маша. – И ничо он не говорил! Я и так знаю! Я же на улице выросла, у нас половина двора сидела! Или сидит… Столько наслушалась про тюрягу, про законы, про адвокатов и суд – юристом можно стать! Хи-хи… Только ведь не поедешь на коляске, или я не знаю мужиков! Вы такие болваны! Все выпендриться хотите! Хи-хи…

– Ага, болваны! – довольно подтвердил Сергар и взял ее руку в свои ладони. – Прости, что я наговорил тебе про спецназовца…

– Да правда все это, – вздохнула Маша. – Не будет у меня прекрасного принца, не будет спецназовца. Выскочу я замуж за какого-нибудь болвана, например, врачишку, типа Васьки-реаниматолога. Потрахаемся, я залечу, заставлю жениться. Будем мы с ним собачиться, ненавидеть друг друга, он – медсестер трахать, а я иногда – с любовником, чтобы отдохнуть от нелюбимого мужа. Нарожаем пару детей, купим по ипотеке квартиру. Машину в кредит. Ну и все такое прочее. Постылое все. Скучное, аж скулы сводит!

– А мать живая?

– Жива-ая! Че ей сделается! В магазе работает, продавщицей. Побухивает, все соседские мужики на ней перебывали. Любо-овнички! На меня все зырят! Прости… вырвалось. У нас все ругаются: и девки, и парни. А ты, видать, из хорошей семьи, да?

– Мама – учительница русского языка и литературы, отец… погиб он давно. Мама меня воспитывала.

– Вон че… сирота тоже! – Маша погладила Сергара по плечу, слегка вздохнула. – Жизнь такая, че поделаешь…

Сергар вдруг потянул девушку к себе, она молча упала ему на грудь. Изо рта девушки пахло мятой, и Сергар усмехнулся – то ли жевательная резинка, то ли зубы почистила перед тем, как идти в «гости». Готовилась?

Девушка смотрела в его глаза спокойно, молча, будто чего-то ждала, и Сергар решился – притянул к себе и поцеловал в пухлые, сладкие губы так, что девушка легонько вскрикнула и отстранилась:

– Тише ты, медведь! Только без засосов! Не хватало мне завтра с эдакими пельменями вместо губешек домой шлепать! Ты уж того… осторожнее! Дай я сама!

Она придвинулась, нежно, ласково чмокнула его в верхнюю губу, потом отсела, быстро расстегнула халат, сбросила его на стул, сняла шапочку, отправив ее туда же, затем, изогнувшись, как кошка, сняла лифчик. Стоя под светом фонарей в одних узких трусиках и чулках, спросила, загадочно улыбаясь: