Сергей Куприянов - Маги нашего города
– Так как бы или живешь?
Сказав это, Павел улыбнулся, показывая, что шутит и вообще не в обиде.
– Чего стоишь? Садись. В ногах, сам знаешь…
– Спасибо.
Парнишка явно не знал, как себя вести с человеком старше его больше чем вдвое.
– Ну, это понятно. А вообще? – Павел спрашивал, помня об импульсе, исходившем от парня, которого, кстати, сейчас не было. – Чем занимаешься?
– Ну… Как сказать? Учусь.
– Здесь?
– Ага. А что?
– Да нет, в общем, ничего, только… Мне показалось, ты шарил.
– Где?
Павел про себя ругнулся. Он знал за собой этот грешок, давать разным явлениям и вещам собственное название. Заклятия он называл заплатками, охранительные заговоры – плащами или зонтиками, экстрасенсорный или магический поиск окрестил словечком «шарить». Собственно, это и грешком нельзя назвать, просто так ему было удобнее, он так видел, да и многие из его знакомых принимали и пользовались его определениями. Но для человека постороннего, тем более пацана, а еще тем более – такого вежливого, как выяснилось, да еще, похоже, академичного или, как говорят, ботаника, ботана, привыкшего к классическим формулировкам и наименованиям, сленговые словечки могли быть непонятны. Да и должны быть. Сленг, он сленг и есть, это язык посвященных. У академиков он один, у искусствоведов другой, у дальнобойщиков третий, у зэков – само собой.
– Извини. Искал кого-то.
Илья как-то неожиданно стал краснеть.
– А вы почувствовали?
– Ну, в общем, да. А что, не должен был?
Парень нравился ему все больше и больше. Кто же он такой и что тут делает?
– Да нет. Только вы…
– Само собой! – решительно пообещал Павел хранить тайну. – Обещаю.
– Бармалея.
– Извини, не понял. В смысле этого, с усами? – он показал на себе длинные усы с подкрученными кончиками, примерно такие, какие носил артист Ролан Быков, играя роль злодея-пирата в киносказке про доктора Айболита.
Абсурд, такого быть не может, но этот вариант Павлу почему-то первым пришел в голову. Хотя мальчишка не такой и маленький, чтобы искать сказочного персонажа реальными магическими способами, но, например, себя в этом возрасте Павел не помнил. Что он читал в двенадцать лет, о чем мечтал, в кого влюблялся – как-то выветрилось это из головы. Лет в семь помнил, в четыре немного, в десять. Но там были переломные моменты, врезавшиеся в память. А в двенадцать – нет. Ничего особенного. Но чтобы парнишка верил в реальность сказочного персонажа? Как-то поздновато, кажется. Это уже времена Фенимора Купера, Майн Рида, Жюля Верна, "Острова сокровищ" и "Ариэля".
И тут Илья рассмеялся:
– Нет. Это кот. Он пропал утром. Вышел погулять и не вернулся. Ему пообедать уже пора.
Павел вспомнил ротвейлеров в вольере и промолчал.
– И что, откликается?
– Всегда! Знаете, какой он чувствительный!
– Ты его всегда одного выпускаешь?
Павел потихоньку нащупывал эманацию, идущую от парня, касающуюся пропавшего кота. Он уже почти представлял его себе. Даже внешне. Пестрый такой, двухцветный кот, с так называемым тигровым рисунком, только не рыжий с черным, а серый в полоску. И действительно усатый. Мальчишка его искренне любил, на руках таскал. А кот спал рядом с ним. Иногда удирал ловить мышей, но потихоньку от молодого хозяина. Хищник…
Вдруг Павел ощутил удар. И растерялся.
Это не было нокаутом, говоря спортивным языком, или сколько-нибудь серьезным нападением. Даже и нападением-то это не было. Это был зов. Отчетливый и однозначный. Перегуда ахнул по нему, привлекая к себе внимание. Не сильно. Вроде как позвал. Или окрикнул заблудившегося в лесу.
Но Павел этого не ожидал и потому отреагировал нервно.
Он расслабился, беседуя с мальчишкой. Открылся. Да еще и выпил перед этим. В общем, что и говорить, потерял контроль над собой. И забыл про маг-код.
Он посмотрел на часы. Тридцать минут прошли.
– Пора идти обедать, – сказал он. – Ты как?
– Нет, спасибо.
– Голодаешь?
– Мне сюда приносят.
– Что так?
– Да не люблю я…
Павел поднялся. И вправду, пора идти. В отместку за свой испуг он отправил маг-директору свой посыл, здорово смахивающий на укол иголкой. Мол, слышу. Тоже, нашелся погоняльщик.
– Понятно. Ну, если увижу твоего Бармалея, пошлю к тебе.
– Спасибо.
– Увидимся. – Павел уже дошел до двери, когда сообразил: – Слушай, может, тебе принести чего? Ну, там, жвачки или я не знаю. Ты не стесняйся.
Илья неожиданно построжал лицом и отрицательно замотал головой:
– Нет, мне нельзя.
По пути к главному – Главному! – дому он пытался понять собственные ощущения. Кто такой Илья и зачем он здесь, среди взрослых и серьезных дядей? Ясно, что это не пацан из подворотни, плюющий под ноги и «балующийся» портвешком и ножичком. Не бомж-недоросток без семьи и крова. В таком случае где его родители? Или что, Перегуда открыл в своем поместье детский дом, пусть даже элитный? На мецената он как-то не похож. Не его это амплуа. И с чего это пацану даже жвачки нельзя?
Завидев его, псы за сеткой напряженно замерли, буравя глубоко утопленными в череп темными глазами. Не из-за того, что Павел не любил собак или страдал садистскими наклонностями, а чтобы просто проверить псов, охраняющих покой мага, он мягко, словно метелкой, провел по их мордам, ведя от кончиков носов к ушам. Одна псина ошеломленно попятилась, другая глухо, утробно гавкнула. Несмотря на внешнее сходство, характер у псов был разный и, что еще более существенно, оба животных поддавались воздействию. И это странно: маг-директор мог бы и заблокировать их от чужих.
Лакей – или охранник? – встретивший его у входа, в костюме и при галстуке, что выглядело на нем как военная форма, а не как одежда офисного работника, кивнул и жестом пригласил внутрь, ради этого расцепив сложенные на причинном месте руки. Так, под конвоем, Павел и прошел в просторную гостиную, где центральную позицию занимал большой обеденный стол, на котором имелось всего два столовых прибора. Перегуда тоже был в наличии, стоял перед камином и глядел на огонь.
– Пришел? – обернулся он на звук шагов.
– Скорее уж привели.
– Не преувеличивай, – поморщился маг-директор. – Я вообще заметил в тебе склонность к преувеличениям. Это что, такая реакция на стресс или черта характера? Что-то раньше я за тобой подобного не замечал.
– Вы преувеличиваете мои преувеличения. Ну что, обедаем?
– Безусловно.
Перегуда взял с каминной полки колокольчик и позвенел. Павел нахально сел, заняв место спиной к окну, не дожидаясь приглашения.
– Вы говорили, что у вас имеются запасы хорошего коньяка, – напомнил он, осматривая комнату. Действительно очень богатую.
– Завязывал бы ты бухать.
– Сами говорили, что сегодня я могу отдыхать.
– Лучше бы выспался.
– Успеется. Так зачем я вам нужен, Роман Георгиевич?
– Мне казалось, что я тебе все уже объяснил, – ответил Перегуда, усаживаясь напротив.
– Вы больше говорили о своем прочтении Нового Завета.
Тут в комнату вошла симпатичная молодуха в белом переднике поверх однотонно-темного платья и с уложенной на макушке косой в крендель, неся перед собой поднос с фарфоровой супницей. При ее появлении хозяин сделал такое лицо, что понятно, говорить о серьезном при ней не стоит.
– Водочки под горячее, – нахально напомнил Павел, обращаясь, впрочем, к молодухе. Та, опуская тяжелый поднос на стол, быстро посмотрела на него. Он в ответ благосклонно кивнул. – Холодненькой.
– Познакомься, Вера, это мой гость, Павел Евгеньевич. Он поживет у нас некоторое время. Возможно, он захочет питаться в своих апартаментах.
– Слушаюсь, – сказала она, сделав что-то вроде книксена, колыхнув при этом тяжелой грудью, распирающей одежду. Это привлекло внимание Павла, вообще неравнодушного к пышным формам. – Можно наливать?
– Давай. Заждались уже, – велел хозяин. – Борщ?
– Как вы велели.
Даже по одному запаху Павел понял, что борщ хорош. Во рту сразу скопилась слюна. Никакой водки ему уже не хотелось, но отступать он не собирался. Есть роль, и ее нужно исполнить до конца.
К борщу еще прилагался теплый хлеб, набор специй, из которых Павел выбрал жгучую горчицу, и – как просил – водка, холодная до того, что зубы ломило. Он едва сдерживал животный порыв хлебать с жадностью, роняя капли и урча от удовольствия. Но борщ от этого не стал хуже, разве что остывал чуть быстрее, чем заканчивался.
Плюнув на приличия, Павел сам наполнил себе вторую тарелку, к концу которой понял, что наелся. А ничего, хорошо тут Перегуда устроился. С такими-то борщами и служанкой жить можно.
Телятину с отварной картошкой – действительно, рассыпчатой, – посыпанной петрушкой, он ел уже через силу, поэтому стал пригоден для разговора. Перегуда, цепко стреляющий в его сторону глазами, эту перемену заметил и не преминул воспользоваться.
– Я полагаю, что ты уже и сам понял, о чем идет речь.
