Павел Шумил - КСАПА ХУЛИГАНКА
- Вот гад ползучий, - устало морщится Ксапа. - Требует - значит, получит.
И что-то царапает на бумаге, что Платон протянул. Тот подносит бумагу поближе к огню и, с трудом разбирая буквы, читает:
- Уважаемая охотница Ом-Ксапа. - Качает головой и складывает лист бумаги. - Детский сад в коротких штанишках!
На следующий день мы никуда не летим. Потому что рано утром прилетает зеленый вертолет, привозит тонну того, что Платон называет электрикой и четыре тонны продовольствия. А знаете, что такое пять тонн? Это не много, это ОЧЕНЬ МНОГО! Особенно, если их таскать на своем горбу от посадочной площадки до самого хыза.
- Что за самодеятельность? Я продукты не заказывала! - первым делом заявляет пилоту Ксапа.
- Я заказал. Сколько можно на халяву питаться? - вмешивается Платон.
Вертолет улетает. Пока Ксапа, повизгивая от восторга, заглядывает во все коробки подряд, мы с охотниками решаем, что никуда сегодня не полетим. Сергей нас поддерживает. Говорит, что не выспался, а от тяжелой работы у него руки дрожат. В таком состоянии нельзя водить вертолет. И он идет досыпать.
- Да ладно тебе! Всего три коробки принес, и уже перетрудился? - обижается на него Ксапа.
- Я перетрудился раньше.
- Когда это?
- Ночью! Когда искоренял пережитки рабского прошлого в чистом сознании невинной души!
- Э-э... Искоренил? - интересуется Вадим.
- Серь'ожа! - из палатки высовывается лохматая головка невинной души.
- Еще не до конца. Но я над этим работаю. Иду, милая!
Я подхожу сзади и обнимаю Ксапу.
- Пока Жамах с Мечталкой завтрак готовят, идем в вам, искореним... Как Сергей это назвал?
- Идем, - покладисто соглашается Ксапа. - Мне что, больше всех надо? Вот уйду в декрет - узнаете!
До полудня мы искореняем и отдыхаем, а после - ставим стеклопакеты. Конечно, ругаемся немного, что оконные проемы в хызе нестандартные. И все разные. Но получается здорово! Это я честно говорю, а не потому, что сам делал. Стеклопакет - это вещь! Болгарка - вещь! Электроперфоратор - тоже вещь! Камни насквозь сверлит!
Потом мы навешиваем большие железные двери. Такие, чтоб разъяренный медведь не пролез. (Чтоб разъяренный Медведев на пролез - переиначивает Толик, за что получает от Ксапы подзатыльник.)
Когда, усталые, растягиваемся на досках, приготовленных для столовой, Платон с Ксапой опять заводят свой нескончаемый спор о неолитической революции.
- С нами или без нас, но она наступит, ты согласна? - напирает Платон.
- Ну да.
- Так какая разница, наступит она сейчас, или тридцать тысяч лет спустя?
- Ты в детский сад ходил? - спрашивает Ксапа.
- Там, где я вырос, не было ни яслей, ни детских садов, - Платон переворачивается на спину, закладывает руки под голову и мечтательно смотрит в голубое небо. - На север была тундра, а на юг - тайга. В школу-интернат нас возили на вертолете. И на нем же - домой, на каникулы. В школьной библиотеке была масса зачитанных до дыр, разваливающихся по страницам книг, оставшихся с лучших времен. А среди них - роман Олега Куваева "Территория". Мы ночами его вслух читали. Можешь не верить, но из-за этой книги я стал геологом.
- Мы в институте им тоже зачитывались... А какая у тебя специализация?
- Хронометраж, датировка, палеоботаника.
- Это как? - удивляется Сергей.
- По отпечаткам окаменевших листочков определяю, что это за растение, и в какой период оно произрастало. Это дает возраст пласта. Не очень точно, зато быстро и дешево. Кстати, об ископаемых. Оксана, ты здесь питекантропов не встречала? Они сейчас живут и здравствуют. Исчезнут только через пять-шесть тысяч лет.
- Ой, и правда!.. И мамонты! Нет, не видела. Эй! не уводи разговор в сторону! Я очень хорошо помню, как после детского сада пошла в школу. Это был шок! Конец свободе! Уроки, домашние задания, обязанности, кружки всякие, куда меня мама записывала, чтоб на улице не болталась. Была свобода, и вдруг вся кончилась. В один день и навсегда. Все по расписанию, все куда-то спешить надо, что-то делать. Может, у кого-то детство в попке до старости играет, а у меня в первом классе закончилось. Слышишь? И я не хочу, чтоб у народа, который меня принял, оно так же внезапно кончилось.
- Через два-три года охотники завалят здесь последнего лося. А за перевалом Айгуры дойдут до реки. А может, и перейдут реку. Что тогда?
- Я же говорю, Айгуров в добровольно-принудительном порядке надо переселить за хребет!
- А по одному из перспективных планов намечалось, что там мы поселимся. Первый поселок, опорная база колонизации и те-де. Но даже не в этом дело. Мы себе и другое место найдем. А если Айгуры захотят вернуться? Кочевые народы бывают очень агрессивны. Оседлые - нет.
- Предлагаешь развернуть сельское хозяйство?
- Угу. Надо же когда-нибудь переходить от культуры присвоения к производящей культуре.
- А знаешь, сколько крестьяне вкалывают? С утра и до ночи!
- Зато голод не страшен. А эта долина впятеро больше народа прокормит.
- Если не считать неурожаев, падежа скота и прочих прелестей.
- Но рано или поздно так все равно случится.
- Но я не хочу, чтоб рано, - всхлипывает Ксапа. - Ты посмотри, как мы живем! Свободно как птицы! Как студенты на каникулах!
- А через два года?
Ксапа ничего не отвечает, только носом шмыгает.
- Что такое флексия? - спрашиваю я Ксапу, чтоб отвлечь от грустных мыслей.
- Не знаю. Что-то лингвистическое. А ты от кого слышал?
- От второго пилота, что утром прилетал.
- Он такой же пилот, как я балерина, - Вадим перетекает из лежачего положения в сидячее и с хрустом потягивается.
- А кто он? - тут же насторожилась Ксапа.
- Восходящее светило лингвистической науки. Я ему записи нашей самой первой встречи отвозил.
- Ну, Медведев, погоди! Клык, родной, что он еще говорил?
Я закрываю глаза и напрягаю память. Чудик тогда говорил в мобилку. (Диктофон, - поправляет меня Вадим.) А я пытался отвязать сеть, которая удерживала коробки с консервами. Каждый был занят своим делом, и друг на друга мы внимания не обращали. Тем более, на мне была одежка чудиков.
- Что-то про корнеизолирующие языки. Что наш нарушает каноны. Что если б он был японцем и не знал славянскую группу языков, решил бы, что мы говорим на каком-то из славянских. Что мы ни с того, ни с сего переходим от флективного к изолирующему языку и назад. Что это нонсенс. Потому что у обоих языков общая основа. Потом подошел Сергей и обрезал узел, который я развязывал. Мы взяли по коробке и ушли. Больше я не слышал.
- Мальчики, вы что-нибудь понимаете?
Я открываю глаза и сажусь.
- Чего тут понимать? Со взрослыми мы говорим на взрослом языке, а с мелкотой - на детском, которому ты их обучила, - Фантазер даже глаз не раскрывает.
- Обалдеть, - только и произносит Ксапа.
- Скоро Мудр тебе бо-бо сделает, - продолжает Фантазер. - Ты обещала нас чему-то обучить. Клык, как это называется?
- Читать и писать.
- Во-во. И бабам что-то обещала.
- Ясли и детский сад, - припоминает Ксапа. - Меня надо уволить за несоответствие.
Поздним вечером, когда Олежек уснул, а мы с Ксапой уже разделись и собрались заняться искоренением рабских пережитков, Лава с Туной приводят плачущую новую степнячку. Буквально, за руки втаскивают.
- Ксапа, помоги... - хором и со стоном. - Серь'ожа обижает...
- Что на этот раз? - недовольно отрывается от меня Ксапа.
- Имя хочет отнять. Скажи ему, что имя отнимать нельзя. Пусть побьет лучше.
- Какое у нас имя?
Степнячки выталкивают вперед новенькую.
- Папа. Моя звать Папа.
Я фыркаю, переворачиваюсь на живот и утыкаюсь носом в постель, чтоб приглушить смех и не заржать во весь голос. Только плечи дрожат. Я-то знаю, что значит "папа" на языке чудиков.
- Клык, перестань издеваться над девочкой!
Дальше на трех языках вперемешку начинают объяснять новенькой, какое неудачное у нее имя. И какая путаница будет, когда у нее подрастет ребенок. Предлагают имена на выбор. Степнячка плачет, но от своего имени отказываться не хочет.
- Ну и оставайся Папой! Но завтра прикажу Сергею отвезти тебя к родителям. Я, охотница, согласилась имя поменять, а тут сопля какая-то!.. - не выдерживает Ксапа. И выгоняет гостей из вама. Мы с Жамах переглядываемся и смеемся до икоты.
Утром мы узнаем, что новенькая согласилась на имя Олененок Бэмби. Но это не настоящее имя, а только для друзей. Настоящее все равно Папа.
А я теперь с Жамах говорю по-чубарски, с Ксапой - по-русски, со степнячками - на их языке. Ксапа хочет, чтоб я стал КОНТАКТЕРОМ. Переговорщиком-полиглотом. Она бы сама стала, но у нее с языками со школы проблемы. Жамах радуется, веселая ходит, улыбается всем. Говорит, наверно, зимой, все-таки, умерла и в мир предков попала. Потому что люди так интересно и счастливо не живут.
После завтрака собираемся лететь к Заречным, а потом - к Степнякам. Жамах лететь наотрез отказывается. Не любит она ни тех, ни других. Зато девок в машину набивается... Из охотников только Сергей, я да Платон. Пять заречных, пять степнячек и, конечно, Ксапа. Платон замечает, что перегруз, но Сергей говорит, что контингент мелкий, перегруза не будет. А на обратном пути, когда топливо выработает, и еще двоих-троих взять сможет.
