Александр Зорич - Полураспад
Комнату, где спала воровка, я вычислил сразу - благо спален в доме было всего две.
И забраться в эту спаленку не составляло большого труда - вначале нужно было вскарабкаться на крышу сарайчика для садовоогородного инвентаря, затем, уже стоя на крыше, запустить руку в открытую по случаю летней жары форточку и отпереть окно изнутри. Ну и наконец, шурша тюлевыми занавесками, в это окно пролезть…
Прямо перед окном стоял старинный письменный стол - освещенные луной, белели девственные листы формата А4, а рядом с ними серебрился принтер с эмблемой всем известной «яблочной» марки… Вначале становишься ногой на этот стол (главное - не на принтер!), затем спрыгиваешь на пол, подкрадываешься на цыпочках к постели и, наконец, наставляешь в лоб воровке, которая мирно сопит на диване, уткнув нос в ковер с изображением трех мишек в сосновом бору, свой пистолет.
И сразу вслед за этим требуешь - не какихнибудь там презренных денег или неземной любви, а того, что принадлежит тебе по праву. А именно - убедительно просишь ее вернуть «кварцевые ножницы».
Левой рукой я нашарил выключатель.
Клац!
В Гайкиной спаленке вспыхнул яркий белый свет.
Правой же рукой ваш Комбат снял с предохранителя свой «Хай Пауэр» и, как обещал, приставил его ствол к белому лбу Гайки, покрытому мелкими бисеринками пота (на кондиционер в своей сельской хибаре Гайка тоже пожадничала).
- Доброе утро! - вкрадчиво, но Достаточно громко произнес я.
На Гайке была трогательная пижама с узором из черепашекнинзя.
На Гайкиной щеке отпечаталась пуговица с наволочки.
Черные кудри Гайки отнюдь не пахли свежестью.
И мне даже показалось, я заметил в них запутавшуюся сухую травинку. Собственно, ничего удивительного тут не было - как видно, Гайка явилась из Зоны в таком изнеможении, что просто не нашла в себе сил принять душ…
- Ддоброе! - кивнула Гайка, разлепляя красные глаза.
Взгляд у нее, конечно, был крайне испуганным. Но она не завизжала, оказалась смелая - а ведь я думал, обязательно завизжит. Да так, что проснется весь Хутор, а в придачу к Хутору - еще и Сельсовет!
- Это я, твой старый друг Комбат. Дня без тебя не могу прожить. Соскучился до чертиков! - В моем голосе звенел убийственный сарказм.
- Я узнала… - с ворчливым презрением сообщила Гайка. - Тебя вообще трудно не узнать.
Я кивнул. Меня действительно трудно не узнать.
Иногда это мешает и в работе, и в жизни. Но что с этим поделать - я ума не приложу!
- Убери волыну! - вмиг осмелев, потребовала Гайка.
Но я не шелохнулся.
- Убери волыну, мать твою! - негромко, но с нажимом повторила Гайка. - Ни к чему это, понимаешь?
Но я не двинулся. Вот же хамка! Любому пацану «с раена» фору даст по части агрессивности и, скажем так, речевой неопрятности! Как и не девочка вовсе! «Недобабок» - вот как называл подобные существа мой ныне покойный наставник Дайвер.
Однако Гайка, похоже, все еще не понимала, что не на того напала. И что со мной надобно поласковее.
Я решил дать ей подсказку.
- Волшебное слово, милочка. Скажи волшебное слово, и я сразу же уберу свой пистолет!
- Пожалуйста… очень тебя прошу, убери пистолет, - горестно выдохнула сломленная Гайка.
Я отступил на два шага и опустил «Хай Пауэр». На самом деле мне было не жалко. Ведь в принципе между стволом, направленным в лоб, и стволом, направленным в пол, разница только психологическая!
Гайка сидела передо мной на кровати и терла заспанные глаза кулачками. Она была полностью в моей власти. И эта мысль не только радовала, но даже и слегка возбуждала. Я вдруг некстати почувствовал себя молодым и неженатым мужчиной.
- Не думаю, что нужно объяснять, зачем я сюда пришел…
Откровенно сказать, я рассчитывал произнести красноречивую обвинительную речь в лучших традициях товарища Вышинского, обрывки которой кружили, как сор в проруби, в моем истощенном Зоной мозгу с того самого момента, как я в сердцах шваркнул о фанерную дверь гостиничного номера кулаком. Там, в этой речи, было и про женское вероломство, и про неслыханную жадность иных женщинсталкерш, и про порок, который должен быть наказан по всей строгости сталкерского закона, больше похожего на «понятия».
Однако произнести эту речь я банально не успел.
Потому что во второй спаленке вдруг раздалось металлическое журчание старинной кроватной сетки, зажегся свет, заскрипели половицы, и некий мужчина в белой майке и черных спортивных трусах, такие обычно носят боксерыфристайлеры, припомнил я, встал в дверном проеме, уперев мускулистую ручищу в косяк.
Рослая плечистая фигура убежденного завсегдатая качальни встала на расстоянии двух метров от меня.
Фигура показалась мне смутно знакомой.
- Что за нахер? - спросила фигура сиплым со сна голосом и окинула комнату с трагически распахнутым в ночь окном взглядом разбуженного среди зимы медведя.
И этот голос тоже показался мне знакомым. Да что хам показался! Я был совершенно уверен, что передо мной… мой лучший друг Костя Уткин, известный в сталкерских кругах как Тополь.
- Костя? Тополь? - спросил я оторопело. - Но ради Бога… что ты… тут делаешь?
- Ты мне лучше расскажи, Вован, что ты тут делаешь. Со стволомто в руках?
«Любовник… Боже мой… Костя - ее любовник.
Сожитель… Гражданский муж», - стучало в моем мозгу.
Вообщето это было предельно странно - ведь я знал: обычно Косте нравились не такие, чтобы не сказать, совсемсовсем не такие женщины. И еще я вдруг непроизвольно отдал себе отчет в достаточно неожиданной эмоции: думая о том, что Гайка и Тополь любовники, я испытал… укол ревности!
Глава 16. Братец и сестрица
I'll take you to a place
Where we shallfind our…
Roots bloody roots.
«Roots Bloody Roots», Sepultura
Мы сидели за длинным столом, накрытым клеенкой, усыпанной фотографическими изображениями фруктов - волосатых киви, витальных апельсинов, фаллосоподобных бананов, наливных яблочек и аппетитных вишенок - и пили какао.
Над нашими головами горела лампочка Ильича, в народе также известная как лампа накаливания. Лампа была забрана в непритязательный жестяной абажур, сделанный из пивных банок.
Поначалу мне показалось, что это современное искусство такое. Ну, концептуализм или чтото вроде.
Когда абажур - он как бы имитирует тот факт, что сделан из жести, которая получена после того, как пивные банки развернуты в прямоугольники и склепаны друг с дружкой. Но потом я присмотрелся и понял: ни фига он не имитирует. Это и есть пивные банки, склепанные сначала друг с другом, а потом в такой себе конус с усеченным чьимито блудными ручонками верхом… В местах лишения свободы такой артбля, в смысле - такой концептуализм, очень в чести…
Прочие предметы интерьера в берлоге нашей вороватой красотки Гаечки тоже, что называется, «не внушали».
Брезгливым взглядом я скользнул по старому продавленному дивану модели «советский двугорбый», на таких еще нас с Тополем зачинали. На диване, судя по смятым простыням с детскими медведиками и валяющемуся на полу у изголовья тюбиком крема для рук, спала обычно сама хозяйка. Я мазнул взглядом по старинной кровати с шишечками, стоящей в соседней комнатке, на которой было постелено Тополю (уж я его манеру громоздить подушку на подушку ни с чьей не спутаю!), затем понимающе глянул в сторону импровизированного гардероба у стены (плечики с вещами висели на гвоздях, вколоченных прямо в обитую старой фанерой стену)… Да, комфортной жизнь Гаечки я никак не назвал бы. Кошмар и тихий ужас. Или, как выражается современная молодежь, «гребаный стыд».
Хоть бы кто ее замуж, что ли, взял?
- Чего вылупился на меня? - в свойственной себе куртуазной манере поинтересовалась Гайка, когда мой взгляд на несколько секунд дольше, чем обычно, задержался на ее припухлом со сна лице.
- Ну вы же говорите, что вы брат и сестра? Вот я и ищу сходства. Фамильного, - буркнул я. - Между тобой и Костей.
Когда они сказали, что являются братом и сестрой, я подумал, что меня дурачат.
Единственное, что удерживало вашего Комбата от того, чтобы потребовать у Тополя и Гайки паспорта и свидетельства о рождении, - так это то, что Тополя я знал как свои пять пальцев. И приколист из него был никудышный. Да и вообще, если он сожитель этой Гайки, почему бы мне, лучшему другу, правду не сказать?
Однако чем дольше я смотрел на моего Костю и негодяйскую Гайку, тем больше черт сходства я различал.
Взять хотя бы высокий аристократический лоб. Или плавную, уютноокруглую линию подбородка. Пожалуй, если бы не Гайкины смоляные кудри (у Тополя кудрей не было и в помине), они и впрямь сошли бы за брата и сестру. А впрочем, что, если кудри у Гайки крашеные? Ведь известно, что бабы все время чтото себе на голове красят. Многим и головато нужна исключительно для этого…
