Сергей Палий - Монохром
Оборвался далекий вороний крик. Исчез булькающий звук за кормой. На полутакте замерло глухое хлопанье передаточного механизма. В стылом полумраке, пробитом светом прожектора и тонким лучом Лёвкино-го фонарика, не стало слышно даже тарахтения поршней, хотя, судя по выхлопу, двигатель не заглох.
Нам словно бы предложили прислушаться к чему-то. И через мгновение мы поняли – к чему.
Из оживших динамиков валяющегося на палубе магнитофона донесся голос, рвущийся через тьму помех. Кто-то ритмично выплевывал смутно знакомые слова песни под плотный гитарный аккомпанемент. Напрямую из призрачного полотна эфира.
Мы слушали надрывную мелодию, которая не должна была звучать здесь. Шнур питания безвольной змеей лежал на палубе: напряжения в нем быть просто-напросто не могло. Казалось, энергия текла в приемник из самого неба, грозно нависшего над крошечным корабликом с горсткой людей. Из пульсирующего сумрака берегов. Из тусклой глубины речных вод.
Я с трудом пересилил чары зова и оторвал взгляд от размытого пятна магнитофона. Моргнул, с шумом втянул через фильтры воздух, встряхнул головой. Остальные стояли столбами, словно могучий контролер провел нокаутирующий пси-удар. Голос, исходящий из динамиков, вводил в транс, делал из нас преданных болванчиков.
Мышцы одеревенели. В голове шумело. Перед глазами плыл багрянец небосвода. Хлопья морока скакали вокруг, завораживая своей безумной пляской. Воздух смешивался с волнами…
Картина чем-то напоминала пепельный мир «миражей», где мне вопреки логике довелось потерять не рожденную дочь. Я хотел заорать, но с губ сорвалось еле слышное: – Прочь…
Если б я не нашел в себе сил сопротивляться и постоял так еще минуту, рассеялись бы остатки воли, и разум перестал бы бороться с внешней угрозой. А в овощном состоянии с любым из нас казус может случиться неимоверный.
Одолев ватную слабость, втекающую в мышцы с каждой репликой поющего, я сделал шаг. Отпустило. Хватка голоса ослабла.
Я разогнулся, окончательно сбрасывая с плеч невидимые оковы, сорвался с места и вслепую саданул ногой по музицирующей дряни. Хрястнуло. Остатки магнитофона полетели за борт, из сознания отступила волна темной желчи.
Гипнотические чары развеялись. Мигом посветлело. Из неба исчез гнетущий багровый оттенок. Вернулись украденные аномалией звуки: затарахтел двигатель, скрипнула попавшая под киль коряга, эхом отразился от леса далекий вой.
Правда, один из звуков исчез: счетчик Гейгера больше не надрывался.
Все стали озираться, мотая головами и приходя в себя. Дрой завертел штурвал, возвращая сместившийся к берегу баркас на прежний курс. Лёвка проводил взглядом тонущие осколки злополучного приемника.
– Уникальный был хабар, – цыкнул зубом Гост. – Хоть и опасный.
– Лихо эта хрень нас заворожила, – согласился Дрой. – Как сирена, блин, мифическая.
– Однозначно пора перекусить. – Зеленый вытащил на палубу рюкзак и достал харчи. – Сначала едят Гост и Минор, потом остальные.
Я подхватил консерву, ложку с кружкой, фляжку, галеты и пошел за Гостом на носовую часть, которая частично освещалась фонарем. Здесь было удобно жрать и параллельно следить за водой. «Федерация» шла на малом ходу, что позволяло ей двигаться против течения со скоростью два-три узла, но все же надо было контролить реку. Не улыбалось сесть на мель или намотать на винт полтонны водорослей. Да и где гарантия, что на пути не попадутся водные аномалии вроде омута? Правильно, нигде.
– Пнул за борт транслятор говнорока, – констатировал Гост, подсаживаясь рядом на моток каната. – Не любишь музыку?
– Долой засилье западных мотивов, – подтвердил я, откладывая автомат и вскрывая ножом банку с сайрой. – Русче надо быть. Русее… По-русски петь, короче.
– Но как проняло, согласись. – Гост стянул дыхательную маску, растер ладонями красные полосы на скулах. – Интересно, кого капитан Зеленый назначит на собаку?
– На какую собаку? Колдовские чары разум повредили? – спросил я, отгибая вспоротый кругляш жести.
– «Собачья вахта» или просто «собака», – пояснил Гост. – С полуночи до четырех утра. Кажется, на флоте ее обычно стоит второй штурман. – С собакой? Сзади гыгыкнул Зеленый.
– Ага, со слепой. В обнимку, – сказал он. – Эту вахту сложнее всего стоять из-за сонливости. Кстати, Минор…
– Стоп-стоп, – тут же перебил я, – На ставку второго штурмана не подписывался.
– Не об этом речь… – Зеленый понизил голос. – Как думаешь, не опасно оставлять Лёвку на часах одного? Я пожал плечами и сунул кусок рыбы в рот.
– Ешли пацан хотел кому-то из наш навредить, у него было много шансов. Раз не вошпользовался, значит, цели такой нет. Но ухо надо держать воштро. Я с ним поогтою, подштрахую.
– Стало быть – «собака» ваша, – решил Зеленый. Пока я разжевывал кусок, чтобы внятно ответить, он свинтил на корму. Прохиндей.
– Изверг! – крикнул я вслед, когда сумел-таки проглотить рыбу. – Притворялся унылым параноиком, а сам – хитрый жучара.
– Приказы капитана не обсуждаются, – прилетело из полумрака. – Дорубаешь и на боковую. Без четверти двенадцать растолкаю.
Перед тем как отойти ко сну, я сбросил балласт из мочевого пузыря прямо в речку. Веером, с кормы. Зеленый неодобрительно покачал головой, но замечания не сделал. Правильно: перед сном меня понукать опасно – могу и по шее дать.
Дрой уболтал замахнуть с ним по полета крепенькой, которую засранец ухитрился протащить на борт вопреки запрету капитана. Мы по очереди приложились к холодному горлышку фляжки, крякнули и довольно засопели от жжения в пищеводе. Похорошело. Я решил не ютиться в тесной каюте. Расстелил пенку перед рубкой и бросил под голову полено, свернулся калачиком, устроил возле себя «калаш», перевел ПДА в ждущий режим. Не идеал комфорта, конечно, но случалось и хуже. Помнится, однажды пришлось заснуть в канавке под дождем – без химзы и надежды на то, что вообще проснусь: в десятке метров торчал железный купол миротворческого дзота, на который меня выгнала целая шайка кровососов. Оборзевших мутантов пулеметчик расстрелял, а меня в суматохе не заметил. Так и пришлось полночи провести под ливнем, боясь нос высунуть под луч прожектора. Но спать хотелось зверски, поэтому я ухитрился даже в таких условиях задремать. К утру дождался смены караула и свалил, стуча зубами на всю округу. Две недели мучался бронхитом и соплями, отпаивался горячительным в «№ 92» и, бравируя, чуть было не усугубил до пневмонии. Ну и пусть, зато живехонек остался.
Рядом уселся Дрой, приложился к пойлу еще разок и смачно захрустел галетой. Видно было, что его вот-вот пропрет на задушевный разговор.
Из темноты донеслось кваканье. И так оно органично вплелось в сонное бормотание двигателя, что в пору было думать, будто на берегу притаилась не безмозглая жаба, а вполне разумная тварь с великолепным музыкальным слухом и чувством ритма. Впрочем, кто ж его знает – может, так оно и есть. В Зоне и не такое случается.
– Сейчас бы яишенки, – вздохнул Дрой. – С лучком, с колбаской, с перчиком душистым. Ну, что я говорил? Началось.
Самой правильной стратегией теперь было не поддерживать беседу, и мне пришлось демонстративно перевернуться на другой бок. От неловкого движения заныла старая рана в плече, но я поправил руку, и сразу отпустило.
– Не дрейфь, про встряску человеческих мозгов больше гундосить не стану, – успокоил Дрой. – Мне совет нужен. – Будь здоров, не кашляй. – Минор, я серьезно… – Спокойной ночи.
– Ты бизнесом занимался до того, как в Зону уйти, я знаю. Можешь порекомендовать… ну-у, с какими партнерами, типа, лучше замутить?
Я медленно перевернулся обратно, поглядел на его веснушчатую рожу. Вроде не смеется. Он что, серьезно? Этому наглому фонящему телу не дают покоя сомнительные лавры Фоллена и Сидоровича?
Губы мои невольно разъехались в улыбке. Дрой махом набычился.
– Еще раз так ощеришься – в рыло дам. – Он отвернул крышку, но, подумав, завернул обратно и сунул фляжку в чехол. – Так можно с тобой поговорить или нет?
Я потянулся, сел на пенке. Решил про себя: пять минут и только потому, что смешно.
– У титана мысли появился бизнес-план? Ладно. Выкладывай коротко.
– Понятия не имею, какие именно дела ты ворочал, но знаю, что в России… -И?
– Можешь дать координаты людей в Москве, которых могли бы заинтересовать аномальные цацки? – напрямки рубанул он. – У тебя ведь наверняка остались связи.
– Не помял. А зачем тебе прямой канал, сбыта? Через торговцев – в разы проще. И причем здесь вообще Москва? Туда везти через таможню… Даже не знаю… – Я внимательно поглядел па Дроя. – У тебя настолько кругом хабар?
– Порядочно всякого накопил, – уклончиво ответил тот. – Только я не собираюсь никакиких каналов налаживать, ни прямых, ни кривых. Я сам поеду.
