Максим Хорсун - Темный дом

В 1998 году он вернулся в свою исктимскую хибару насквозь больным, пропитым, дряхлым и абсолютно чокнутым старикашкой. После нескольких дней возлияний он снова засобирался в Зону, хотя местные мужики его отговаривали, как могли. Все понимали, что следующая ходка будет для Старого последней, но переупрямить однорукого осла оказалось невозможно.

Уходя поздним осенним вечером, Старый подозвал своего юного соседа – начинающего сталкера по прозвищу Шустрый – и сказал пацану горячечным шепотом: «„Трубка“ – есть сосуд истины, наполненный золотом света благодати! Крепко запомни это!»

Шустрый только покрутил пальцем у виска и умчался по своим делишкам. В те годы он быстро бегал и постоянно куда-то торопился.

Старый сгинул. Стал одним из многих без вести пропавших.

Да и Шустрого давно уже нет.

Вот такая вот песня.

Часть третья

Не удается договориться с Ангелиной. Мы окончательно потеряли общий язык.

У всех мутантов какая-то проблема с восприятием высоты. В этом они родственны «зеленке». Лестницы в нашем доме становятся для них непреодолимой преградой.

Но только не для Ангелины. Она карабкается по ступеням. Ночью ей почти удалось подняться на мой третий этаж. Я ткнул ей в глаз лыжной палкой, и Ангелина превратилась в дым. Мутант!..

У меня заканчиваются вода и шоколадки. Пью из крана в джакузи, но вода ржавая и невкусная. Она может быть зараженной. Стать мутантом? Это в мои планы не входит!

Зато я забрал артефакт из Паркетного зала.

Он очень красив и согревает меня золотым теплом, я как будто стал больше знать и понимать.

Скоро мне придется стать сталкером. Или умереть.

Впрочем, сталкеры тоже долго не живут.

Невелик выбор, да?

Глава девятая

7 сентября 2015 г.

Новосибирская Зона Посещения,

особняк сенатора Шимченко

Садовников сидел верхом на сенаторском заборе и изучал особняк.

Трехэтажный домишко с тяжелой мансардной крышей ему не понравился с самого начала. Даже когда здесь еще не было Зоны, жилище миллионера излучало темные флюиды и казалось натуральной Обителью Зла. Теперь же оно стало еще страшнее, и его мрачная аура подавляла.

Пропорции исказились, правильные геометрические формы поплыли, как оплывает догорающая свеча. Теперь на фасаде и на крыше трудно было найти хотя бы одну прямую линию: все изгибалось, бугрилось, сливалось.

Двор изменился тоже. Прямо напротив крыльца просматривался силуэт вдавленного в бетон автомобиля. Это поработала «комариная плешь». Клумбы, окруженные концентрическими кругами «порчи», пестрели необычайно праздничными растениями и изумрудной травой – они походили на свежие могильные холмики, засыпанные неживыми цветами. В чаше фонтана отблескивала, словно ртуть, какая-то жидкость. Вряд ли это была вода. Купидон, из которого должны были изливаться искристые струи, потемнел от жирной копоти. Черты его ангельского лика заострились, теперь гипсовая фигурка походила скорее на обрюзгшего демона с недоразвитыми крыльцами, чем на символ любви.

Садовников пополз по забору, словно паук. Стала видна буйная зелень ботанического сада. В эту ходку сталкер подобрался к особняку с востока – двигаясь параллельно руслу Шадрихи и не рискуя больше проверять удачу в непроходимой аномалии.

Красно-желтое солнце, чей раздутый диск был бы более уместен над дюнами австралийской пустыни, чем над тайгой, клонилось к закату. Следующим утром Садовников планировал выдвинуться в обратную дорогу. Разведает, разнюхает окрестности, чтоб было честь по чести, – и назад. Задачу проникнуть внутрь особняка перед ним никто не ставил – и слава богу! Ведь коню понятно, что хоромы Шимченко – гиблое место. Ни один сталкер не подойдет к ним по доброй воле…

На крыше гаража Садовников внезапно увидел человека в камуфляжном комбезе: тот жевал бутерброд и легкомысленно болтал босыми ногами в воздухе, сидя на самом краю. Рюкзак, берцы и карабин «сайга» были свалены в кучу у него за спиной. Человек тоже заметил сталкера. После небольшой заминки он встал и замахал руками, точно собрался упорхнуть.

– Костыль! Это ты, дружбан, или мне мерещится?

Садовников прищурился: вихрастая голова, суетливые жесты, показная – даже если никто не смотрит – небрежность в движениях. Кучерявый! Еще один завсегдатай «Радианта», честный, насколько это возможно, сталкер, грандиозный жлоб и любитель женщин.

– Какие люди и без охраны, Кучерявый! – откликнулся Садовников. – Чего здесь забыл?

– Я? – Кучерявый ткнул себя бутербродом в грудь. – Известное дело – за хабаром! Кстати, «пустышку» с тобой потянем? А то мне одному – никак. Не восемнадцать лет.

– Легко! – ответил Садовников, подползая поближе к гаражу. – Пятьдесят на пятьдесят?

Кучерявый задумался, а потом кивнул:

– Ну ладно! Все равно в одиночку я «пустышку» не выкачу. Зачем хабару пропадать?

Садовников подобрался к гаражу еще ближе.

– Что ты там на карачках ползаешь? – удивился Кучерявый. – Встань и иди! Этот забор широкий, как проспект!

– Ты же знаешь, у меня нога, – проговорил Садовников.

– А, точно! – Кучерявый умял бутерброд, пропихнув в рот невмещающуюся корочку хлеба пальцем, сказал, жуя: – Как же ты тогда «пустышку» потянешь? Не потянешь ведь. Пусть лучше лежит.

Садовников потянулся и сжал пальцы на узловатой ветви дуба-исполина, чей ствол шершавой колонной выпирал из-за гаража. Перебрался на ветвь, а с нее – спрыгнул на крышу, да так, что металлочерепица громыхнула под ногами.

– Тише, блин! – Кучерявый показал большим пальцем на видеокамеру, которая была установлена на примыкающей к гаражу стене особняка. Объектив камеры уставился рыбьим глазом на Садовникова.

– Чего вылупилась? – Он выхватил из-за спины трость и разбил стеклянное око одним точным ударом.

Кучерявый неодобрительно крякнул. Принялся натягивать на мохнатые, как у хоббита, ступни сушившиеся на прогретой черепице носки.

– Где «пустышка»? – спросил Садовников, присаживаясь.

– В гараже, прямо под нами, – сообщил Кучерявый, он уже надел носки и потянулся к берцам.

Садовников лег на черепицу и, свесив голову, посмотрел во двор. Ворота гаража были приоткрыты, из полутемного пространства за ними веяло запахом горячего железа, бензина и тухлятины.

– Там она, – повторил Кучерявый. – Искушает, гадина.

– Как жена? Родители? – спросил Садовников. Раз-два – и он уже повис на руках. До земли оставалось не больше метра. На сей раз удалось спрыгнуть мягко, и больная нога не подвела.

– Лучше, Костыль, не спрашивай. Жена свихнулась на вегетарианстве, – пожаловался Кучерявый, подходя к краю крыши. – Сама ничего не ест, кроме кашек и травок, и для меня отказывается готовить. Мол, вот овсянка, вот йогурт с лактобактериями, вот пророщенная соя, вот брокколи. Хочешь – ешь, хочешь – смотри. И, мол, не желает она больше видеть «трупы» животных в своем холодильнике и на своей кухне.

– Зря она так, – сказал Садовников, осторожно приоткрывая тростью ворота. Зазор между створками увеличился вдвое, запах тухлятины стал сильнее во сто крат. – Мужик должен хорошо питаться. Ты же все-таки работаешь. – Сталкер закрыл лицо одноразовым противопылевым респиратором.

– Вот и я говорю – свинство, – согласился Кучерявый. – В Зону хожу, хабар добываю, как проклятый. Ремонт в квартире закончил, за дачу взялся. И как же меня так угораздило? У всех бабы, как бабы, а у меня – не понос, так золотуха. Хорошо, в «Радианте» всегда можно заказать сковородку мяса. А у тебя, Костыль, как дела со своей?

– Никак. У нас «холодная война». – Садовников шагнул за ворота. Сразу же в глаза бросился раздутый труп в неброской сталкерской одежонке – он лежал на капоте черного «мерседеса» представительского класса и выглядел так, будто причиной смерти послужили несколько ударов «тупым тяжелым предметом». Скорее всего – кувалдой.

– У всех одни и те же проблемы, – вздохнул Кучерявый и принялся, кряхтя, спускаться с крыши.

– Кто-то из наших? – с сомнением спросил Садовников. И без того разбитое, посиневшее лицо покойника было закрыто слипшимися волосами.

– А черт его… тут без анализа ДНК не обойтись. – Кучерявый спрыгнул и по-обезьяньи присел, уперев кулаки в бетон подъездной дорожки. – Слышишь, Костыль. Пошел вчера в «Стройматериалы» на Крупской, хотел купить душевую кабинку для дачи… – Он встал, отряхнул ладони.

– И что? – полюбопытствовал Садовников, продолжая изучать гараж.

Тут было вдоволь свободного места. В острых лучах солнца кружила вальс пыль, стеллажи ломились от емкостей с маслами и техническими жидкостями. Стояли ровными рядами пластиковые ящики с инструментами. Из темного угла недружелюбно глядел хромированными фарами джип Гопы. Место для еще одного автомобиля пустовало. Странно, но снаружи казалось, что гараж куда меньшего размера.