Роман Злотников - Леннар. Книга Бездн
— Первый Храм внимает вам.
— Мне нужен Верховный предстоятель, — отчетливо произнес Омм-Гаар.
— Кто говорит?
— Говорит Стерегущий Скверну, глава Второго Храма, что в Ланкарнаке. Омм-Гаар.
Глуховатый баритон наполнил уши замерших в зале Молчания храмовников, наблюдающих за священным церемониалом Дальнего Голоса:
— Говори, Омм-Гаар, Стерегущий Скверну. Я слышу тебя…
…В тот же день пленный Караал был приведен к гроту Святой Четы. По его просьбе. Он сказал, что сначала должен войти в грот один, разве что в сопровождении лишь Омм-Гаара, а уже на следующий день выборные от всех сословий Ланкарнака — первые за многие века миряне в гроте! — спустятся в святое место, чтобы присутствовать при… При пробуждении? Пока что Стерегущий Скверну, брат Гаар, предпочел не думать об этом. У самой двери, ведущей в священное место, Стерегущий Скверну оттолкнул стражу, ведущую Караала, и, едва не коснувшись губами уха пленника, выговорил негромко:
— Что, мелькнула мысль — убить меня, как ты убил здесь же прежнего Стерегущего, а?
— Я не убивал его.
Омм-Гаар презрительно скривил рот:
— Если не ты, тогда кто же? Перестань!
— Еще раз повторяю. Я не убивал вашего предшественника, брат Гаар. Он сам убил себя… — Тут бывший старший Толкователь Караал приложил руку ко лбу в клятвенном жесте и договорил: — Он сам убил себя, о Стерегущий. Он сам убил себя… клянусь в этом Святой Четой, стоя на ступенях священного грота!!!
Гаар остановился. Сколь ни был вероломен и коварен Стерегущий, но даже он понимал, что ТАКУЮ клятву никто не посмел бы произнести всуе. Под такой клятвой не лгут, не изворачиваются, не лукавят. А это означает только одно: Караал говорит правду.
— Зачем же… зачем же Стерегущему было, убивать себя?
Караал покачал головой и, толкнув дверь и осенив себя охранным знаком, вошел в грот. Ступень за ступенью он сходил вниз. И у Омм-Гаара почему-то не возникло желания останавливать его и задавать еще какие-то вопросы, добывать ответы на них. Хотя за спиной Омм-Гаара стояла вся мощь Храма, все еще громадная, несмотря на понесенные потери; за спиной же Караала была только дверь в грот, только что отворенная им…
Надо сказать, что после беседы Караала с помощью Дальнего Голоса с самим Сыном Неба состоялся еще один разговор. С глазу на глаз. Говорили Караал и Омм-Гаар, глава ланкарнакского Храма.
— До сих пор удивляюсь, что не отдал приказа уничтожить тебя, — таким замечательным манером тучный Омм-Гаар начал беседу. — Нет, конечно, у тебя всегда был дар убеждения, иначе тебя давно не было бы на свете. Помню, как много лет назад ты появился в Храме и попался на глаза прежнему Стерегущему, а потом с головокружительной быстротой прошел по ступенькам иерархической лестницы… гм… да, от простого послушника до Толкователя. Особы неприкосновенной даже для братьев Ордена.
— Самое смешное во всем этом состоит в том, что я продолжаю верить в пресветлого Аааму, чье истинное Имя неназываемо. И что я в самом деле хочу помочь Храму, — убежденно выговорил Караал.
Омм-Гаар был средоточием множества пороков: он был жесток, алчен, он любил баловать плоть чревоугодием и противоестественным развратом. Он был беспринципен и легко менял убеждения, а его высокомерие и самомнение («О, потомок самого Элль-Гаара, одного из Первоотцов и сподвижника самого Замбоары!») вошли в обиходную храмовую поговорку. Но в чем ему решительно нельзя было отказать, так это в уме и проницательности. Без знания людей, их внутренней сути, нельзя стать Стерегущим. И он с полуслова понял, почувствовал, подхватил тонким и наполовину звериным своим чутьем, что Караал хочет донести до него правду. Но была еще привычка сомневаться во всем, глубоко укоренившаяся в сознании храмовника, и он спросил:
— Позволь, а как же совместить с этими твоими словами то, что тебя взяли в плен… когда ты был среди Обращенных?
— У каждого своя миссия, — сказал Караал. — Быть может, я оказался среди них именно для ТОГО, чтобы вот сейчас стоять перед тобой и говорить все эти слова. Приказав убить меня, не лишишь ли ты себя чего-то большего, Стерегущий?…
Потянулось молчание, длинное, липкое, как слюна загнанного животного.
— Ты умеешь убеждать, — наконец сказал Омм-Гаар. — У тебя дар.
— Позволь убедить тебя еще в некоторых вещах, — отозвался Караал, не поднимая глаз.
«Предав Храм, предает других своих?… — мелькнула под черепом Стерегущего Скверну сбивчивая мысль. — Предав однажды, предаешь всегда и навсегда?… Или он в самом деле… будет полезен? Так или иначе, но убивать его преждевременно. Ведь мы так и не научились воскрешать».
— Я слушаю, — сказал Гаар.
…И вот — настал час ПРОБУЖДАТЬ Аллианн, Ту, для Которой светит солнце.
Итак, Омм-Гаар жестом велел Ревнителям остаться вне священного грота и последовал за Караалом в одиночестве. Под священническим одеянием он прятал кинжал, и пальцы оглаживали его рукоять под тонкой шелковистой тканью. Медленно спустился он в грот вслед за бывшим Толкователем Караалом. Глаза его были устремлены к дальней стене, туда, где на небольшом возвышении из серого с красноватыми вкраплениями камня покоились два саркофага, поставленные под углом, один край выше другого. Крышки саркофагов были совершенно прозрачны. В правом саркофаге сквозь ядовито-желтый туман, заполнявший внутреннее пространство, проглядывали контуры недвижного тела. Женского тела.
Именно к этому саркофагу, не оглядываясь, и направился Караал.
Стерегущий Скверну же остановился в нескольких шагах от гробниц и вынул из-под одеяния кинжал. Сунул его в рукав. Мало ли?… От этого еретика и бунтовщика можно ожидать чего угодно. При всей своей циничности и в общем-то совершенном безбожии Стерегущий Скверну, брат Гаар, вдруг почувствовал приступ мутного, безъязыкого, суеверного ужаса. А что, если во всех этих древних верованиях есть хоть какое-то зерно истины?… Если вправду он решился на страшное святотатство и боги покарают его? К тому же жуткая участь прежнего предстоятеля Храма, умершего здесь же, на ступенях, ведущих к священному саркофагу, при том же свидетеле… вдруг зримо и выпукло встала перед глазами. Омм-Гаар вспомнил, как если бы это было вчера, предсмертные слова покойного главы Храма, его белое, без кровинки лицо: «Ты… ты должен сам дойти… как я… как брат Караал».
Дойти ДО ЧЕГО?
Что открылось его предшественнику здесь, в этом священном гроте? Или еще раньше?… Ведь даже в разговоре один на один Караал не счел возможным приоткрыть тайну. Хотя Омм-Гаар откровенно сказал, что дальнейшая судьба Курра Камня напрямую зависит от того, что он донесет сейчас до слуха Стерегущего. Потом пошли неприкрытые угрозы.
Тщетно.
Смутная, сизая, как предгрозовое облако, тревога заколыхалась перед глазами Омм-Гаара. Почти овеществившись, почти став осязаемой материей.
Брат Караал между тем приблизился к саркофагу, в котором лежала женщина. Саркофаг посвящен богине Аллианн, и по преданию она должна пробудиться в день, когда мир повиснет на одной ниточке над черной бездной гибели… А что, если правда? А что, если это ОНА? Ведь есть же что-то такое в этих преданиях о гневе богов, о разрушении мира и о создании нового, вот этого, в котором находятся сейчас народы стольких земель, Верхних и Нижних?
Бывший жрец Караал встал у саркофага на колени и, просунув руку куда-то под него, принялся шарить в обнаруженной таким образом нише. Движения его были уверенными, не наугад и абы как… Видно было — он знает, ЧТО делает. Волосы Омм-Гаара вдруг встали дыбом. Беспричинно, безо всякого на то повода. Было в движениях Караала что-то завораживающее, маятникообразное, притягательное… нечто такое, что заставляло вспоминать о древних магических обрядах… и не зря Караал был когда-то старшим Толкователем, то есть лицом совершенно неприкосновенным и — сопричастным многим секретам из бездн времен.
— Караал, Толкователи…
Омм-Гаар сам не сразу понял, что последние слова выкрикнул вслух.
Караал повернул к нему лицо, бледное и перепачканное в пепельно-серой пыли, и произнес негромко, очень внятно:
— Поздно. Я вытянул панель…
— Какую панель? — в тон ему откликнулся Стерегущий Скверну, поднимая обе руки в оберегающем жесте.
— Вы все равно не поймете, пресветлый отец, — кротко и печально ответил Караал. — Она проснется, теперь уже точно. Она просыпается, но слишком долго она пролежала обездвиженная, погруженная в иные миры. Мы придем сюда завтра в то же время. И я… я обязательно должен при этом присутствовать, ибо… ибо в противном случае нас могут ожидать беды.
— Зачем ты шарил там? — спросил Стерегущий.
— Выдвигал вот это.
