Юрий Уленгов - Метро 2033. Грань человечности
Результаты стрельбы его порадовали. Глазомер не подвел, и теперь он мог быть уверен, что на не очень большом расстоянии он уверенно сможет поразить цель средних размеров.
Аккуратно спустившись на крышу фургона, он повесил карабин на плечо и, освободив из кобуры обрез, мягко спрыгнул на землю. Неспешными, осторожными шагами он вошел в ворота базы. Обходя углы построек по широкой дуге, он внимательно вглядывался в затененные места.
Наконец он добрался до цели. Большие зеленые бочки лежали все таким же аккуратным штабелем. А за штабелем стояла конструкция, несомненно, предназначенная для их транспортировки.
Между двумя мощными полозьями был приварен лист металла, которому придали форму желоба, чтобы бочка не скатывалась с ровной поверхности. Видимо, этими импровизированными санями рабочие склада пользовались, когда территорию заметало, а заправлять машины нужно было срочно. То, что нужно, в общем.
Он зябко поежился и приступил к погрузке. Подкатив сани к штабелю бочек, он попытался аккуратно скатить на них одну. Скатить – получилось, аккуратно – не очень. Бочка с шумом рухнула в сани, заставив стальной лист прогнуться между полозьев еще сильнее. А вот легла бочка идеально, ни дать, ни взять. Даже корректировать не пришлось. Еще раз оглядевшись по сторонам, Захар поправил карабин за спиной и, впрягшись в постромки саней, попробовал столкнуть их с места. Получилось не сразу, но зато, когда получилось, сани довольно легко и ходко заскользили по снегу.
С задвижкой на воротах склада пришлось повозиться. Прочно прихваченная морозом и ржавчиной, она сопротивлялась до тех пор, пока Захар, психанув, не вынул из-за пояса топорик и несколькими мощными ударами обухом не выбил ее из пазов. Распахнув ворота, Захар выкатил сани с бочкой на улицу, пристально вгляделся в оба конца тупиковой улочки и, не обнаружив ничего подозрительного, двинулся в путь.
Сани делались людьми, явно знающими. Если во дворе заготконторы снега было мало – сносило все порывами ветра к дальним ангарам, то на улице сугробы все-таки были порядочные. Под внушительным весом бочки сани, будь они стандартными, неминуемо бы проваливались. Однако широченные самодельные полозья держали вес и только слегка проминали снег. Во всяком случае, так ему показалось сначала.
Чем дальше он шел – тем тяжелее становилось. Взмок лесник уже через пять минут, не успев даже выйти за поворот. Пришлось устраивать привал.
Перекурив, он снова взялся за веревку и потащил сани вперед.
Через некоторое время стало понятно, что чем чаще останавливается на отдых, тем труднее ему становится. Чтоб сорвать ношу с места, приходилось делать мощный рывок. Дальше сани худо-бедно двигались, используя инерцию и предел возможностей Захара.
Он уже несколько раз пожалел о решении отправиться пешком. Наконец, в очередной раз попытавшись стронуть сани с места и потерпев неудачу, он плюнул, выругался и, швырнув веревку на снег, пошел за снегоходом.
Хрен с ним, с тем звуком мотора! Закроется в мастерской, обложится оружием, и пусть только попробует кто-нибудь завладеть его имуществом! Ага, два раза! Пусть идут, сами себе ищут.
Бурча себе под нос, он с упорством парового локомотива преодолевал сугробы. Вот он уже добрался до первых жилых построек. Крайняя улица была засыпана почти под второй этаж, и он еще раз обругал себя за попытку тащить бочку на себе. А ну-ка, яма где под снегом? И горючку потерять можно, да так, что потом не вытащишь, и самому кувыркнуться.
Еще несколько минут борьбы с сугробами – и Захар подошел к своему временному убежищу. Еще издали он почуял неладное. Чем ближе к мастерской – тем сильнее от волнения билось его сердце.
И вот уже четко различимы следы нескольких человек, лыжня и взрыхленный снег. Он кубарем скатился по собственноручно прокопанному проходу и влетел в мастерскую. Глаза пару мгновений привыкали к темноте, а потом он взревел белугой, изо всех сил впечатав кулак в стену. Хлипкий гипсокартон не выдержал такого издевательства и с треском лопнул, заглотнув руку по самый локоть. Больно резануло пальцы – видимо, поранился о профиль. Но Захар не обратил на это никакого внимания. Он пытался осознать простой факт.
Снегохода не было.
Глава 8. Те, кто выжил
– Оп-па! Ну ниче се, подгон! Ты где урвал его, Шмыга?
Крапленый стоял на морозе с непокрытой головой и откровенно любовался большим снегоходом, с которого только что с молодецкой удалью спрыгнул один из его «заместителей».
– Гы! – осклабился худосочный Шмыга, смачно втянув соплю. – Вор ворует, фраер пашет! Все по понятиям, Крапленый!
– Ты че бредишь, Шмыга? Какой фраер? – Бугор выглядел слегка озадаченным.
– Ну, я ж базарил, Крапленый! Юродивый какой-то по поселку шарится, бесстрашный аж полностью! Ни горгулий, ни звона не боится!
– И че? – пахан, которого разбудили при приближении снегохода, со сна никак не мог увязать фраера, о котором ему базарил Шмыга, с мощным транспортом, пригнанным им же.
– Да ниче! Юродивый магаз какой-то откопал и снегаря подмарафетил. А сам срулил куда-то. Мы в лабаз его луканулись – а там он, стоит, красава! И видно, что фраер рассекал на нем уже. Ворота почищены, и лыжня прокатана малясь. Ну, мы и подломили его. А хер ли добру пропадать? – Шмыга осклабился щербатым ртом в довольной ухмылке.
– И то верно, – Крапленому явно пришлась по нраву обновка, и он благосклонно кивнул Шмыге. – Ладно, загоняй в барак, да греться иди. Да! Твои-то где?
– Мои? – Шмыга снова растянул жабий рот в самодовольной ухмылке. – А мои стволы и патрики тащат. Скоро подтянутся. Им бы тоже погреться. – Он преданно взглянул в глаза пахану. Тот уже не скрывал своего удивления.
– Стволы?
– Ага. – Шмыга ликовал. Теперь-то он займет достойное место при пахане. Теперь его положение однозначно укрепится. А то Волнорез совсем обурел. Скоро вообще, как к шохе голимой относиться начнет. Ох-хотни-чек, мля! Таскает мясо звенящее, а ходит – кум королю! Ничего, сегодня Шмыга точно надолго убрал его! Шутка ли? Снегарь, да еще стволов охапок несколько! А к ним – и припас знатный. – Мы, Крапленый, немного по округе пошарились, и, прикинь – снова нам юродивый подсобил! Магаз охотничий откопал! А там этого добра – закачаешься. Я шнырей нагрузил, наказал сюда тащить, а сам на снегаря – и к тебе, с вестью доброй.
– С доброй, говоришь?
Изменившиеся интонации в голосе Крапленого заставили Шмыгу, упивающегося своим триумфом, снова поднять глаза на пахана. Поднял – и очканул. Ссыкотно ему стало… до усеру. Потому как видел он недавно, как Крапленый таким же взглядом на Витю Шепелявого смотрел, когда тот конкретно набочинил. И ничем хорошим тот бок для Вити не закончился.
– А не тебя ли я, Шмыга, отправлял волыны искать, еще когда пришли сюда только, а? Ты мне тогда чего сказал? Мол, копали, как на кладбище, обморозились все, но стволов так и не нашли. Так, Шмыга?
Худосочный вор сразу поник, пытаясь сделаться, как можно незаметнее.
– Сукой буду, Крапленый… – начал было он, но пахан оборвал его.
– Не базлай, Шмыга! А то вдруг будешь? – Хотя в голосе звучала насмешка, ничего хорошего голос тот провинившемуся не сулил. – Копали-копали, да ни хрена не выкопали, так? Не нашли охотничий. Хотя тебя, Шмыга, как раз здесь и замели в последний раз, да?
Щербатый вжал голову в плечи.
– Был ты, Шмыга, щипачом – щипачом и сдохнешь, – сказал, как выплюнул, Крапленый. – Скажи спасибо, что мало нас осталось. Так бы ответил ты за базар гнилой свой. Вали, Волнорезу технику сдавай и двигай его охотникам помогать.
– Но, Крапленый… – Карманнику совсем не улыбалось унижаться перед конкурентом, да еще и идти потом вместе с простыми мужиками разделывать дичь в промерзшем бараке-холодильнике. Понятно, что из них никто и не вякнет, и работу за него всю сделают, но на холоде торчать придется все равно.
– Ась? – Крапленый придурковато прищурился, а рука его скользнула к поясу.
Шмыга, не раз слышавший подобный тон и видевший, как моментально выпорхнувшая из-за пояса «опаска» рисовала вторую улыбку тому, на кого был этот самый прищур обращен, живо отскочил в сторону и закивал.
– Да-да, Крапленый, понял я тебя. Бегу уже.
– Вот и беги. – Старый вор повернулся и вразвалку двинулся к своему бараку, стараясь не кривиться от боли в опять, так не вовремя, прострелившей пояснице.
* * *Кодла Крапленого обреталась здесь уже как восемь лет. Разморозка зоны, в которой мотал срок пахан, произошедшая, как бы это дико ни звучало, из-за конца света, не принесла ничего хорошего. Шепот, старый, авторитетный вор, поднявший бунт, установил жесткую диктатуру. Вот серьезно, хуже, чем с вертухаями было, ей-богу. И хотя в глубине души Крапленый, чей авторитет если и был ниже, чем у Шепота, то совсем на немного, понимал, что если бы не порядок, установленный Шепотом, они все передохли бы, как мухи, еще в первый год, тем не менее мириться с ним не желал. Со временем скрытая неприязнь стала перерастать в открытое противостояние, и Шепот, пригласивший Крапленого «на побазарить», предложил тому уйти.
