Игорь Негатин - Право вернуться

Стук в дверь…

Тишина…

Фермер так и не открыл. Рядом топтались испуганный хозяин и несколько разбуженных постояльцев из соседних номеров. Пришлось высадить дверь и нагло ворваться в комнату. Увы, мы опоздали. На час, а может, и того меньше… Мужчина лежал на полу в луже из собственной мочи и крови. Кто-то перерезал ему глотку и даже оставил орудие убийства: нож демонстративно загнали в стену, рядом с умывальником и мутным зеркалом. Шериф осмотрелся и выругался.

За окном уже розовел восток. Светало…

Едва мы успели осмотреться, как прибежал какой-то парень из числа ночевавших на площади. Еще два трупа. Работники, которые прибыли в Ривертаун вместе с Семеном и этим фермером. Они были найдены рядом со своим фургоном. Там же нашли и два дробовика.

Что потом? Сами-то как думаете?

Завертелось…

Семена, до окончания ярмарки, спрятали в лачуге старого мистера Роберта. Выдали тому ружье с дюжиной патронов и приказали не спускать с парня глаз. Такая вот программа по защите свидетелей получилась. На здешний лад. Закончится праздник, тогда и будем думать, что делать с парнем. Я бы отправил его куда-нибудь подальше, но куда? В Брикстоун? Тоже не выход.

Мэр просто писал кипятком от злости, проклиная и сдохшего фермера, и гостей города, и даже погоду. Да, что и говорить, ярмарка вышла слегка похоронной. Если точнее — началась с похорон убитого фермера и двух батраков. Смертью здесь никого не удивишь, на ярмарках всегда кого-нибудь резали или убивали, но это уже под конец, ближе к завершению торгов, когда купцы завершали сделки и начинали отдыхать, уходя в продолжительные загулы в борделе мадам Долли. Тогда и морды били, и кровь пускали, но чтобы вот так, за день до начала ярмарки — такого еще не было.

В общем, открытие Осенней ярмарки, которое всегда проводилось с размахом, прошло очень скомканно. По городу поползли слухи, начали появляться мрачные прогнозы. Еще бы им не появиться! Эта старая ведьма — миссис Эшли, так и летала по улицам, стращая всех жителей карами небесными!

Все устали, вымотались. Противно. Еще и разговор с Марком… Не самый приятный. Как только ярмарка закрылась, шерифа вызвали в резиденцию мэра и, видимо, прописали клизму с патефонными иголками. Когда он вернулся, то собрал всех. Меня, Стива Палмера, Семена и даже старика Грина.

— У нас на руках пять трупов, — сказал Брэдли и обвел нас взглядом.

Для убедительности он даже растопырил пятерню, показав нам пальцы. Потом сжал их в кулак и так грохнул по столу, что перевернулась чернильница, залив чернилами какие-то бумаги:

— Пять, мать вашу так!!!

— Почему пять?! — осторожно спросил Стив.

— Потому!!! Фермер, две его дочери и те два парня, которых нашли на площади.

— Но откуда вы знаете, что… — начал было я, но меня оборвали.

— Ты что думаешь, мистер Талицкий, что Уильям Фоули будет так любезен и оставит этих девочек в живых?! Черта с два! Он перережет им горло и подвесит на воротах фермы, чтобы тем, кто имеет с ним дело, это послужило хорошим уроком! Эти девки уже мертвы!

— Так не убитый же фермер рассказал мне про убежище Фоули, а Сэм…

— Что вы говорите, мистер?! Неужели? — со злой ухмылкой спросил Марк и даже руками всплеснул. — Как же так? Это, значит, фермер ошибся, не так ли? Взял на ярмарку языкастого парня, которого всегда считали простым дурнем?! Какая досада!!! Так?!

— Получается, что не так…

— Так получается потому, что ты полез, куда тебе не следовало! Ты облажался, приятель! И эта кровь, черт бы тебя побрал, на руках дебила Сэма Покровского и на твоих, мистер Талицкий, между прочим, тоже!

— Надо было сделать вид, что ничего не случилось?

— Надо было прийти и сказать, что какой-то идиот, с торчащей из башки соломой, ходит по площади и притворяется самым умным! Тогда не пришлось бы изображать агента из детективного бюро Брикмана, ползая по старой пристани! На такие встречи не ходят в одиночку! Будь ты чуточку поумнее, мистер Талицкий, мы со Стивом прикрывали бы твою задницу и взяли неизвестных стрелков раньше, чем они перестали мочиться в реку и расчехлили свои ружья!

— Облажался…

— Ты не просто облажался, мистер Алекс! — рявкнул он и ткнул в меня пальцем.

— Согласен… — сказал я, но меня никто не слушал.

— Будь у нас на руках эти придурки, мы бы успели перехватить ныне дохлого фермера до того момента, как он обмочился и вывалил язык прямо на пол! Тогда бы у нас был выход на поставщиков Фоули и запас времени, чтобы взять его в этой берлоге. Глядишь, не только бы фермер выжил, но и его дочери!

— Да, сэр…

— Что? — взвился шериф. — Это единственное, что ты можешь сказать?

— Я виноват…

— Ах, виноват…

— Да, сэр…

— Знаете, мистер Талицкий, берите своего раненного в задницу приятеля и валите домой! Приводите перышки в порядок и чтобы я вас… три дня… Какие, в задницу, три дня?! Неделю! Чтобы я не видел тебя целую неделю, а иначе вышибу из тебя все то дерьмо, которым забита твоя тупая башка!

— Марк…

— Пошел вон!

25

Семена я забрал из дома старика Грина и поселил у миссис Грегори — у нее как раз была свободная комната во флигеле. Там давно никто не жил, и помещение было забито разным тяжелым хламом, который не под силу разобрать женщине, несмотря на ее фанатичную любовь к чистоте и порядку. Договорились, что мы с Покровским разберем этот бардак, и она сдаст комнату за пять марок в месяц. Разумеется, с завтраком.

Миссис Грегори обвела парня взглядом и даже вздохнула, оценив худобу и впалые щеки. Потом поджала губы и добавила, что если мистер Сэм — как звали здесь Семена — будет так любезен и поможет ей по хозяйству, то она с радостью обеспечит его не только сытным обедом, но и легким ужином. Покровский с радостью кивнул и сказал, что готов к труду, а когда заживет рана в… бедре, то и к обороне. Насчет обороны не знаю, а вот хозяйственные работы ему как раз по плечу. Он что, даром здесь пять лет околачивался?

Пока мы осматривали флигель, хозяйка нашла и подарила Семену трость, оставшуюся, по всей видимости, от ее мужа. Дело здесь не в каких-нибудь понтах, а в том, что после таких ранений, как правило, долго хромают. Кроме трости она принесла довольно приличный костюм. Правда, его придется ушивать — штаны на Семене болтались как на вешалке.

Пока она вручала подарки, я сходил к себе в комнату, чтобы тряхнуть мошной. Выдал парню тридцать марок, чтобы он не чувствовал себя нахлебником и даже поморщился, когда Семен взял и пустил слезу. Понять его можно — пять лет живет в чужом мире и ничего хорошего здесь не видел. По сравнению с ним я просто баловень судьбы.