Роман Злотников - Последняя крепость. Том 2

Очень страшно стало на Базарной площади великого Дарбиона.

Тот торговец репой, первым бежавший с площади, успел достигнуть уже трактира, где остановился. Быстро покидал с тележки в мешок свой товар, оглядываясь на бегущих к площади, откуда неслись пронзительные вопли безумца и собравшейся вокруг него толпы. Взбираясь по крутой лестнице на второй этаж трактира, запирая дверь своей комнаты, подпирая ее массивным шкафом, который в другое время самолично и с места-то не сдвинул бы, все бормотал:

— Оборони, Нэла Милостивая, защити меня, несчастного… Сейчас опять громить все начнут… Сейчас опять кровь польется… Оборони, Нэла Милостивая…

— Все умрете! Все умрете! — надсаживался безумец. — Бобы! Бобы! Бей! Бей! Репа! Репа! Дай! Дай… Умрете!..

Люди размахивали над головой руками, и толпа шумела все громче, становясь похожей на единое черное чудовище, кровожадно потрясающее щупальцами. Было ясно — еще немного, и криков сумасшедшего не станет слышно. Впитавшая в себя безумие толпа заглушит беснующегося у фонтана голого…

И вдруг дикие вопли смолкли — как отрезало. Сумасшедший слабо крякнул и сковырнулся с возвышения прямо в скованную ледком темную жижу. Мгновением раньше прилетевший невесть откуда камень угодил ему точно в лоб.

Расталкивая ополоумевших, медленно приходящих в себя горожан, к фонтану приблизился здоровенный парень в легкой, явно не по погоде, одежде и босой. Коротко стриженная голова его была повязана белым платком. Детина двигался уверенно и бесстрашно, а следом за ним семенил, заметно хромая, низкорослый молодой мужичок, одетый точно так же — и в таком же платке на голове.

— Белоголовые… — в несколько голосов ахнула толпа.

Не обращая внимания на глядящих на них во все глаза людей, те, кого называли белоголовыми, быстро вытащили безумца из слоистой смерзшейся вонючей жижи. Поставили его, уже начавшего слабо стонать и откашливаться, на ноги. Детина ловко вывернул грязные и окровавленные руки голого и кивнул своему товарищу:

— Подержи-ка, — и, пока тот держал, стащил с себя кожаный узкий пояс и скрутил сумасшедшему руки за спиной.

Люди наблюдали за происходящим молча. Очевидно, этих белоголовых тут очень хорошо знали, и по этой причине никто не решался с ними связываться. Но, когда детина, связав сумасшедшего, толкнул его в спину, собираясь увести с собой, толпа коротко колыхнулась и извергла из себя пятерых рослых мужиков, трое из которых были вооружены утыканными гвоздями дубинами, а двое — подобиями кистеней: попросту толстыми веревками с привязанными на концах массивными булыжниками.

— А ну, не трог убогого! — рявкнул один из мужиков и угрожающе взмахнул дубиной.

Остальные четверо принялись сторожко обходить белоголовых: вкруговую по обе стороны фонтана. Действовали мужики слаженно, и видно было по ним, что с нехитрым своим оружием они обращаться умеют.

Толпа стала откатываться. Передние пятились, давя ноги задним. Те, которые находились в последних рядах, поспешили отбежать в ближайшие переулки. Но все же несколько угрожающих (правда, не слишком уверенных) восклицаний полетели, будто пущенные неумелой рукой камни, в белоголовых:

— Чего приперлись сюда, оглоеды?!

— Звал вас кто?

— А ну, уматывайте, пока кости целы…

— Хватит измываться над людями-то!

— Того достаточно, что народ травите!..

На последний крик хромоногий мужичок отреагировал живо:

— А вот это ты врешь… — и в то же мгновение резко мотнул головой. Свистнувший мимо его уха нож ударился в потемневший мрамор фонтана и с треском разломился.

— Кому сказано, не трог убогого! — гаркнул снова мужик с дубиной. — А ну, ребята, давай заставим их потанцевать!

Последняя фраза являлась условным сигналом — судя по тому, как дружно мужики бросились на безоружных белоголовых.

Детина швырнул связанного безумца себе под ноги. Метнулся на мужика, прыгнувшего к нему, — казалось бы, метнулся прямо под удар оскаленной гвоздями дубинки. Мужик уже разинул рот, готовясь издать победный крик, когда его орудие размозжит повязанную белым платком голову, но детина перехватил его руку еще в замахе, одним движением выкрутил ее (дубинка отлетела в сторону) и рванул на себя, точно хотел вовсе оторвать. Страшно заревел мужик, грохнувшись на колени, правая рука его торчала из плеча косо и неестественно, словно палка, воткнутая в снежную кучу. И тут же взвыл второй нападавший, подбиравшийся к детине сбоку с веревочным кистенем, дубинка, должно быть, по нелепой случайности врезалась ему в лицо, прошив гвоздями щеку и выколов глаз. Не теряя времени, детина в белом платке скакнул на бортик фонтана, а оттуда взвился высоко — словно ярмарочный акробат, перекувыркнулся в воздухе — и приземлился точно за спиной у еще одного своего противника. Тот не то что не успел размахнуться кистенем, он, скорее всего, ничего и сообразить не смог. Детина врезал ему локтем в основание шеи, и мужик рухнул на камни площади лицом вниз.

Хромой действовал иначе. Движения его были не размашисты, как у его товарища, а — коротки, почти неуловимы, но так же убийственно точны. Два противника, вооруженных дубинками с гвоздями, бросились на него с разных сторон одновременно. Он стоял прямо, не выказывая ни малейшего намерения хоть как-то отразить удары или уйти от них. А потом… просто оказался на расстоянии шага от того места, где только что находился. Мужики сшиблись друг с другом, но на ногах удержались. Хромой скользнул к ним и нанес каждому два практически незаметных глазу удара в корпус — и не кулаком, а полусогнутым указательным пальцем. Результат этих молниеносных тычков оказался сокрушительным. Мужики попадали на землю и завыли, корчась, точно от невыносимой боли.

Детина тем временем подобрал один из кистеней и метнул его, совершенно не целясь, в сильно поредевшую толпу. Раздался смачный удар, и на камни площади без чувств шлепнулся шестой человек. Из разжавшейся руки и из обоих рукавов его куртки выкатились короткие ножи.

Детина за волосы вздернул на ноги уже вполне очухавшегося сумасшедшего. Безумец молчал и крупно трясся, озираясь по сторонам. Во взгляде его не было ничего безумного, а был — животный страх.

— Берем этих, брат Аж? — кивнув на валявшихся на земле мужиков, обратился детина к хромому, как к старшему.

— Ни к чему, брат Гором, — отозвался хромой. — Сам знаешь, они работают от крикуна. Кроме того, что он им платит за охрану, они ничего не знают и знать не могут. А вон тех гавриков придется захватить…

Он указал на трех стражников, которые толклись поодаль, видимо, никак не могли решить, что им предпринять: подойти ли к белоголовым или улизнуть прочь, пока их не заметили. Впрочем, иллюзий по поводу того, что брат Аж или брат Гором их не заметили, они не питали — из этого-то и проистекала их нерешительность.