Василий Головачёв - Запрещенная реальность. Том 1

— Когда вы в последний раз виделись с Ивакиным, Матвей Фомич?

— Вчера вечером. А что с ним?

— Убит. Именно вчера вечером у двери той же явочной квартиры. Тело обнаружили только во второй половине следующего дня, то есть уже сегодня, но вас не было дома.

Несколько мгновений Матвей находился в шоке. Вскинулся:

— Не может быть!

Генерал молча налил себе воды, выпил, подвинул сифон к гостю, но Соболев не взял.

— Такие вот пироги, капитан.

— Ничего не нашли? Следы… обстоятельства… Как его убили?

— Это одна из загадок трагедии. Такое впечатление, будто Борис Иванович разодрал себе все тело ногтями, а потом пытался руками вынуть сердце.

Матвей молча смотрел на Дикого. Тот мрачно кивнул:

— В принципе, такое возможно… если применить кое-какую секретную аппаратуру. Следов не оставляет никаких. Но тут еще предстоит поработать экспертам. О вашем свидании Борис Иванович сообщить мне успел, но подробностей не знаю. Так что выкладывайте, что у вас есть.

Матвей поднял похолодевшие пронзительно-голубые глаза, пряча в глубины души недоумение и боль.

— Я хочу участвовать в расследовании.

— Там и без вас специалистов хватает, Матвей Фомич. А вы на время вообще отстраняетесь от участия во всех операциях. Я понимаю ваши чувства, но…

— Товарищ генерал!

— Это приказ, капитан! Успокойтесь. Почитайте-ка, это вам. — Дикой подвинул на край стола два конверта. Это были письма Соболеву, посланные в Рязань. Для всех родственников он продолжал жить и работать там.

Матвей машинально вскрыл конверты. Одно письмо было от Кузьмы Федоровича, деда по отцу, проживающего в Красноярском крае, второе — от двоюродной сестры Лиды, уехавшей с мужем после его демобилизации в село под Вологду. Кузьма Федорович приглашал погостить, отдохнуть на пасеке, а Лида, всегда веселая, энергичная, с оптимизмом встречавшая все жизненные невзгоды, вдруг посетовала на судьбу.

Мужа ее Матвей не жаловал: маленького роста, рано облысевший толстяк, дослуживший в свои тридцать пять лет до майора, не проявил себя в семейной жизни никак. Надо было безумно любить такого рыхлого и тяжелого на подъем человека, чтобы кормить, одевать, стирать, все покупать самой и содержать дом в идеальной чистоте, в то время как единственное, что делал этот майор, кроме чтения газет и многочасового времяпрепровождения у телевизора, — выносил по воскресеньям ведро с мусором.

Почему он ушел из армии, Матвей не понял. Лида говорила, что специалистом ее Леня был хорошим и сокращению не подлежал. Тем не менее в один прекрасный день ему попала вожжа под хвост, и он решил уволиться из армии и осесть в глубинке, заведя фермерское хозяйство.

Поскольку фермер из него мог получиться еще тот, Матвей попытался уговорить сначала его, потом Лиду, но в конце концов плюнул и отступился. Он знал, что все ляжет на плечи Лидии, но помочь ей ничем не мог. В принципе, все так и получилось, как он и предполагал, хотя Лидия никогда не жаловалась и тянула лямку за двоих. И вот ее прорвало.

Из письма Матвей узнал, что местное руководство в лице председателя колхоза «Новый завет» и главного агронома еще два года назад пообещало переселенцам «выжить всех фермеров» и планомерно выполняет обещанное. Первое время Нестеровых не трогали, разве что отвели самую плохую землю да платили за сданное молоко и мясо гроши. Но потом, когда хозяйство пошло в гору, начался шантаж, посылались прямые угрозы о расправе. Для работников колхоза они были все равно что бельмо на глазу, потому что примером своим «сманивали колхозников» завести свое частное хозяйство. Милицию, как оказалось, Нестеровы предупреждали напрасно: она покрывала своих.

В селе и без того царили нравы бандитского социализма: то и дело вспыхивали драки, людей натравливали друг на друга и на фермеров, из-за покосов вообще шла настоящая война. Все зверели. А комиссии из окружного центра, купленные председателем, «не фиксировали нарушений законопорядка».

Матвей оторвался от письма, невидяще глянул на что-то сказавшего ему генерала, очнулся:

— Извините.

— Ничего, читайте. По лицу вижу, письмо неприятное.

— Сестра пишет, плохо им там.

Дикой кивнул, снял трубку зазвонившего телефона. Матвей перечитал письмо.

«Я и не думала, что все примет такие размеры и формы, да и Леня помощник слабый, ни за что не пойдет отстаивать правду, все сама. Когда у нас ничего не было, все вокруг вроде как жалели и помогали, а как обустроились — оценили. Купили мотоцикл и трактор, так вообще ненависть вспыхнула: „Мы всю жисть пахали ни за хрен, а энти без году неделя — и уже баре!“ Да и что это за колхоз, Бог ты мой! Здесь же одни люмпены остались, пьянь и бездельники в основном, а председатель держится за колхоз только потому, что без него он никто. А так — власть! Хоть какая-то, но ведь кормит же. И все время только и слышишь: „Понаехали, все у нас отнять хотят“. А работать, как мы, по двадцать часов в сутки они никогда уже не смогут. Вчера кто-то сарай поджег, еле потушили, а днями солярку украли, двухсотлитровую бочку. Участковый наверняка знает, кто украл, но совести у мордоворота не было и не будет. В общем, так и живем, братик. Напиши, как получишь, хоть пару слов. Все легче на душе станет».

— Поезжайте туда, — блеснул проницательными глазами Валентин Анатольевич, — переключитесь, пока мы тут разбираться будем. Уверены, что не «засветились»?

— Я профессионал. — Матвей выдержал острый взгляд генерала.

— А сестра где ваша обосновалась?

— Вологодская волость, фермерствует… с мужем.

— Вот и помогите им, чем сможете. Без информации не оставлю, найду, если срочно понадобитесь. А с начальником ГУБО сам поговорю, он поймет.

Матвей покачал головой. Он уже пришел в себя и прикидывал, что будет делать в ближайшее время.

— В деревню к сестре я съезжу, но с задания меня снимать не надо. Кое-что для «губошлепов» я все-таки сделаю.

— Посмотрим, — сказал Дикой, прихлопнул папку на столе ладонью. — Все, капитан, решили. Теперь выкладывайте, что у вас есть.

Через полчаса Матвей ушел из управления, унося с собой пожар разбуженных гибелью Ивакина чувств и холодную ярость ганфайтера, уже пущенную по следу убийц.

Начальник оперативно-розыскного бюро МУРа полковник Синельников Александр Викторович пребывал в хорошем расположении духа, что прибавляло ему аппетит. Глядя, как он поглощает вторую порцию шашлыка по-карски, майор Агапов, командир второго подразделения, которое занималось сбором и анализом данных по «Стопкриму», только головой покачал. Был Юрий Федорович Агапов хил и бледен, вечно страдал желудком и на крепышей типа Синельникова смотрел как на чудо природы.