Осознание. Пятый пояс - Михаил Павлович Игнатов
Я промолчал. Устал.
Седой чуть подождал, затем спросил:
— Всё, успокоился? А то, знаешь ли, нелегко вести одновременно три разговора. Я пока оставлю тебя.
Я невольно снова поднял голову к Седому. Шагах в пятидесяти влево и на десять выше мостовой висели Властелины. Выжившие.
Из Кулаков остался лишь один. Сестра, которую я видел упавшей, тоже погибла, правда среди Трёх Сестёр это оказалась единственная потеря, главы Пепельного союза тоже остались живы, хотя выглядели не очень, больше всего поредели ряды тех безымянных для меня Властелинов, что были одиночками или главами совсем мелких союзов, которых мы собрали за время шествия по городу.
Как понимаю, это произошло в основном потому, что они были слабы. Кулака Арека и Сестру Ларану потеряли иначе, их считали опасными бойцами и на Ларану обрушили первый удар, а затем давили на Арека сильней всего из всех прочих Властелинов.
Даже то, что вражеских Властелинов на поле боя пало больше, чем наших, не очень меня радовало, а Кулаков и Сестёр тем более.
Это сейчас они немного отлетели в сторону, и я половины из них не слышу, а вначале я наслушался проклятий. Как по мне, плохо, что погиб именно Арек, ведь он был более рассудителен, чем Морт.
Почти как Седой и я. Мы оба хотели поквитаться с Ян, но если Седой по-прежнему спокоен и рассудителен, то я что-то и правда слишком близко к сердцу принял свои неудачи с жителями города. Мне пришлось самому участвовать в схватках, выбивая себе по одному противнику и оглушая его в итоге. В других способах, когда я действовал со стороны, жители чаще гибли после освобождения, чем успевали сбежать. А иногда и продолжали сражаться, даже избавившись от Указа.
Я мог их понять. Схватки на этапе Предводителей это разрушительная штука. Как бы ни были стеснены Предводители соратниками, большая часть кварталов, принадлежавших союзу Текущей Воды — превратилась в руины. Поэтому к финалу местные уже не столько сражались по принуждению, сколько мстили в ответ за разрушения и гибель родных.
Ладно. Я тряхнул головой. Слишком уж я привык к вольной жизни, давно позабыл, что долговые слуги в Поясах — это обычное дело. Давно оставил позади поместье Аймара Саул и Домара?
Делая вид, что бесцельно разминаю ноги, прошёл ближе к Властелинам, приоткрылся миру, прислушиваясь к чужой мыслеречи.
Десятки разговоров тут же ворвались в мою голову, заставляя поработать, чтобы выделить нужный.
— Да я в десятый раз тебе говорю — ни один из моих людей даже не намекал, что такое готовится! И нет, он тоже ничего не сообщал.
— Так, может, он и вовсе лжёт? Может, и нет никаких наших договорённостей?
— Я в это не верю. Наше предложение выгодное, а его обида за себя и сына очень и очень глубока.
— Выгодное даже сейчас, когда мы стали так слабы?
— Брат, твоя скорбь понятна, я и сама…
Это вроде говорят между собой Илимия и Морт.
Но на них я не успел сосредоточиться, потому как моё внимание привлёк совсем другой разговор, со знакомым мне именем.
— Терпи, терпи, Тана.
Тана? Я невольно встал вслушиваться именно в этот разговор.
— Хватит со мной возиться, Гравен. Ты спас мою жизнь на Поле Битвы, встав на пути големов. Сейчас ты снова сделал это, прикрыв меня своим телом. Хватит, я не могу раз за разом множить долги.
— Предпочитаешь умереть?
— А если…
Гравен перебил её:
— Это не долг. Если понадобится, я спасу тебя ещё и ещё раз, столько, сколько потребуется, не множа никакие мнимые долги.
— С чего такая щедрость от того, кто так меня ненавидел?
— Ох…
— Отличный ответ, Гравен, просто отличный.
— Это, конечно, не ответ, Тана, но рано или поздно я должен буду это сказать, так почему не сейчас? — чуть помолчав, Гравен выдохнул. — Я просто тебя люблю.
— Что?
— Я тебя люблю, Тана, — уже громче и смелей толкнул мысль Гравен.
Теперь молчала Тана, наконец, хмыкнула:
— Нет, я, конечно, слышала от подруг, что мужчины иногда выражают свои чувства очень странным образом, но чтобы так? День за днём оскорбляя меня при всех?
— Справедливости ради, Тана, ты начала первая. Ещё в те времена, когда я даже не думал, что стану вербовщиком союза. Не помнишь?
— Н-нет, не помню, — растерялась Тана. — Ты про первую нашу встречу? А… когда она была?
— Ну, не помнишь, это и к лучшему.
— К лучшему? Нет. К лучшему то, что со мной сейчас случилось. Погляди на моё лицо, Гравен.
— Я и так гляжу на него.
— Так ответь честно, ты полюбил ведь лицо, мою красоту, а не то, как я тебя обидела в прошлом? Ты же не извращенец? Теперь этого лица не будет, Гравен. Давай, отойди в сторону, оставь меня пока одну, с долгом за две жизни и подумай, нужна ли тебе та, кто тебя не любит, не помнит первой встречи и получившая такое лицо. Что лицо, даже тело, которым я могла бы отплатить тебе, уже не то тело, что вызывает в мужчинах желание.
— Тана.
— Уйди! — буквально выкрикнула Тана . — Я прошу тебя, уйди!
— Ты приняла два лечебных зелья, боль сейчас сильна и туманит тебе разум. Чуть позже боль начнёт ослабевать, и я дам тебе третье зелье. Ты сильная, ты выдержишь, а раны начнут затягиваться.
— Ты говоришь о том, в чём сам мало смыслишь. Я сама немного лекарь и отлично вижу, что повреждения слишком велики и причина в моём низком таланте и сродстве. Той Таны, что тебе была так нужна, больше нет, оставь меня, оставь!
— Послушай, всё, о чём ты говоришь, неважно. Сражение за город только началось, уверен, сейчас старшие поведут нас дальше. Нам нужно будет пройти половину города, взять штурмом резиденцию Ян, а ты говоришь, что я должен тебя оставить? Зачем? Может быть, это последняя наша встреча. Конечно же, я не буду терять и мига из неё.
— Придурок, о чём ты говоришь? Ты смерть хочешь на себя накликать?
— Тана, я всё же чаще тебя бывал на Поле Битвы, особенно раньше, когда был слабей и старшие союза меня даже не замечали. Я привык, что опасность ходит где-то рядом.
