Второй день на царствии - Юрий Витальевич Яньшин
— Моя покойная бабушка — еврейка из Одессы, да смилостивится над ней Яхве, утверждала, что деньги могут считаться твоими только тогда, когда ты держишь их в руках.
— Т-а-а-к! — угрожающе проскрежетал из угла, сверкая глазами на белом лице Рудов, — Стало быть, все эти валютные накопления о которых нам взахлеб вещали с экранов телевизоров, принадлежат кому угодно, но только не России?!
Банкир неопределенно пожал плечами:
— Теперь вы понимаете, для кого госпожа Наибулина расчищает площадку, делая инвестиции в отечественную промышленность и науку высоко рисковыми мероприятиями. Сначала она, якобы заботясь о простых россиянах, обвиняет такие банки в безответственности по отношению к своим вкладчикам, а затем присылает им «черные метки» лишая их лицензии. А мы же сделали ставку на отечественного производителя. И не прогадали, что позволяет нам сохранять высокие ставки по вкладам. Но чтобы не мозолить лишний раз глаза госпоже Наибулиной, вот уж наградил Господь наиболее точной фамилией, стараемся как можно меньше светиться на публике, опасаясь несправедливых репрессий.
— Теперь я понимаю, почему Грех, ссылаясь на санкции, отказывается открывать филиалы в Крыму, — скрипнул зубами Рудов.
— Хозяева не разрешают, — кивнул Афанасьев, соглашаясь с другом.
— Юлий Эдуардович, — обратился он уже к нему, — не могли бы вы мне представить для ознакомления, документы, отражающие вашу инвестиционную политику в отношении российской промышленности?
— Да. Могу. Причем немедленно, если вы немного подождете, но прошу вас при этом учесть, что предоставляемые мной данные относятся к коммерческой тайне. К тому же у нас имеются только сведения по нашему филиалу. Сводный баланс находится в головном офисе — на Волхонке.
— Учтем, не беспокойтесь, — хмуро кивнул Афанасьев.
— Иола, деточка, — обратился банкир к притихшей как мышь под веником оператору, — соединись с отделом кредитования и скажи Зинаиде Алексеевне, чтобы она принесла сюда сводную таблицу выданных за последний год кредитов юридическим лицам.
Пока ждали заведующую кредитным отделом, в закутке повисла гробовая тишина, которая длилась недолго. Минуты через две все услышали бодрый цокот женских каблуков, направляющийся в их сторону. Афанасьев забеспокоился, что его охрана начнет обыскивать и ее, но у той хватило ума этого не делать. Высокая женщина средних лет, в строгом костюме и роговых очках принесла папку с запрашиваемыми данными. Юлий Эдуардович, молча, указал глазами кому ее передать. Передав папку, та немедленно удалилась. Получив папку в руки, диктатор углубился в ее изучение. Рудов решил за Афанасьева продолжить интересный диалог.
— И что же вы нам посоветуете предпринять в этом плане? — сумрачно сверкнул глазами из своего угла Сергей Иванович.
— Нет-нет! — повернувшись к нему, замахал руками Юлий Эдуардович. — Не в моих правилах раздавать советы сильным мира сего. А только я вам так скажу, любезные генералы, от лица немногочисленного, но патриотически настроенного финансового олигархата, коли вы уж взяли власть в свои руки, то делайте это по полной программе, а не отделывайтесь полумерами, как покойный президент, метавшийся из стороны в сторону, подобно рыбацкой шаланде в штормовую погоду. Как бы мы не относились к товарищу Сталину, а тот дураком не был и не дал втянуть СССР в ловушку Бреттон-Вудского[39] соглашения, запретив Верховному Совету СССР его ратифицировать.
— Э-э-э, — замешкался Рудов, «плававший» в вопросах макроэкономики, также, как и его шеф, — не просветите ли вкратце об его сути?
— Все просто. Пользуясь тем, что из Второй Мировой войны Штаты вышли промышленно-финансовым гегемоном, в отличие от разрушенных Европы и СССР, они навязали всем игрокам свою валюту в качестве основного платежного средства в международных расчетах, привязав, в свою очередь доллар к золоту (35 долларов за тройскую унцию). А когда окончательно окрепли, то отказались и от привязки к золоту. Европейцы, в лице де Голля, порыпались-порыпались, а поздно. К концу шестидесятых они уже все были «на крючке» у дяди Сэма, кроме, естественно Советского Союза. А в 90-е и его сломали через колено.
— И как соотносятся понятия единой валюты международных платежей и финансовой зависимости России от нее?
— Говоря простым языком, мы, состоя в этих структурах, подписали документы о том, что не имеем права на самостоятельную эмиссию денежных знаков. Иными словами, сколько долларов вы в этом году заработали, ровно столько и рублей имеете права напечатать, и ни копейки больше. Одним словом, удавка, не дающая отечественным банкам из-за надзора регулятора в лице Центробанка, финансировать наши проекты на территории России.
— Так все-таки, каков же выход из сложившейся ситуации? — не унимался настырный генерал.
— Я же, кажется, и так уже открытым текстом говорю, что, если вы берете власть, то берите ее целиком. То есть устанавливайте контроль над Центробанком, пока они не вывезли «подушку безопасности» и устанавливайте контроль над печатным станком! — воскликнул он.
— Но не грозят ли такие радикальные меры финансовой войной против России со стороны коллективного Запада? Я что-то слышал про SWIFT[40] и прочие инструменты принуждения?
— Вы про золото?
— Да. А финансовая война против России никогда и не прекращалась! Ну и что они нам могут сделать? Отключить от этого SWIFT?! Да, ради Бога — нам комиссию не платить! Взамен его у нас уже четыре года существует СПФС,[41] так нелюбимой нашим Центробанком, что всячески им тормозится в деле внедрения и к которой охотно присоединятся Китай с Индия, а также все евразийское пространство, которому надоел диктат наглосаксов. Объявят бойкот основной статье нашего экспорта — углеводородам? Не смешите мои тапочки! Там, тоже умеют пока еще считать деньги.
— Так я не понял, вы хотите, чтобы мы объявили войну Западу? — опять вскинулся Рудов.
— Ни-ни-ни! — яростно замотал банкир головой из стороны в сторону. — Нет уж! Пусть они сами, устами своей сухопарой Кристины Лагард[42] объявят нас нарушителями конвенции. А мы посмотрим у кого кишка тоньше.
— Вы всерьез полагаете, что Россия сможет одержать победу в этом противоборстве?
— Во всяком случае, как минимум, она не проиграет, обретя финансовую независимость.
— А как максимум? — прищурился генерал.
— А как максимум, мы станем той соломинкой, что сломает хребет всей экономики Запада, которая рухнет в одночасье.
— Почему вы так думаете?
— Потому что нашему примеру незамедлительно последуют все игроки, недовольные прежней системой. Им просто не хватает духу начать первыми. А уж присоединиться, так это завсегда пожалуйста. Как там у Высоцкого? «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков».
— Да, но мы настолько интегрированы с ними, что вместе с ними и рухнем! — возразил упрямый Рудов.
— Ничего подобного! — живо парировал собеседник, сам увлекшийся этим неожиданным спором. — Структура
