Луна над Славутичем - Николай Александрович Ермаков
Лишь минут через пятнадцать, когда все выплакались и немного успокоились, я смог рассказать грустную историю нашего похода и моего спасения, многократно упоминая волю и помощь господа нашего Иисуса. Про то, что там все наше войско трусливо разбегалось перед болгарской кавалерией, я, как и было мною уговорено с дружинниками, благоразумно умолчал. Об этом будет сказано только князю. Закончив говорить, я под молчаливыми взглядами общинников, взял под руку свою жену, которая уже успела отдать ребенка матери, и мы удалились домой. Там она затопила баню, выставила на стол молока с лепешками, чтобы я мог по быстрому заморить червячка, и поставила варить кашу.
Вскоре стали появляться близкие родичи других ополченцев, пропавших в походе, и в течении следующих полутора часов мне пришлось несколько раз пересказывать одну и ту же историю под слезы и причитания. А когда мой двор наконец опустел от скорбных посетителей, я поел каши и от души попарился в баньке вместе со своей возлюбленной. Там же мы и окунулись в омут любви, после чего перебрались в землянку и продолжили наслаждаться друг другом уже на мягкой перине.
Утром мы проснулись счастливыми и еще несколько часов не покидали постель, отдаваясь безудержным ласкам. Но, как бы нам ни хотелось, невозможно валяться в кровати вечно. И вот, когда летнее солнце уже достаточно высоко поднялось над горизонтом, мы выбрались из нашего уютного гнездышка, чтобы заняться делами. Но сначала мы спустились на причал, где разделись и ненадолго окунулись в днепровские воды, чтобы зарядиться бодростью на весь предстоящий день. После чего моя любимая поднялась наверх, а я с помощью блесны поймал пару некрупных щук и отдал их Анечке для приготовления. Это будет лучше, чем каша.
После завтрака я занялся своими алкогольными делами — перед походом мною была поставлена брага, заняв все имевшиеся в моем распоряжении емкости, поэтому сырья было достаточно, и я запустил перегонный аппарат, разведя огонь под горшком. Закончив с этим несложным делом, я поднялся на двор, чтобы просто побыть рядом с любимой, по которой успел очень сильно соскучиться за время долгого отсутствия. Но в мои планы пришлось вносить коррективы — по привычке осмотрев улицу, я увидел идущего пешком в мою сторону князя Ярослава, которого сопровождали четыре дружинника. Разумеется, князь мог направляться и не ко мне, но вероятность этого была довольно низкой — кроме меня здесь поблизости выдающихся личностей больше не было. Поэтому я предупредил Анечку, что бы сварила отвар, а сам подошел к калитке, и когда князь приблизился, я поздоровался с ним:
— Доброе утро, княже!
— И ты здравствуй, Скорогаст! — Ярослав, как всегда, проигнорировал моё христианское имя, но я, разумеется, не стал поправлять его.
— Прошу за стол, — я указал жестом в сторону своей летней кухни.
Князь вошел во двор, дав указание дружинникам оставаться на улице, однако не спешил садиться за стол, а по-хозяйски прошелся по моему домовладению с интересом осматривая постройки и огород, затем вышел на берег, глянул сверху на мой причал с лодкой, после чего сел на скамью, что была вкопана мною на берегу.
— Хорошо ты тут лавочку поставил, вид красивый, — похвалил меня князь и хлопнул по доске рядом с собой, — Садись, поговорим!
— Большое ты дело для меня сделал, Скорогаст! — продолжил Ярослав, когда я сел на лавку, — А то хан Ундар меня бы досуха выдоил за сына. Какую награду ты хочешь за службу свою?
В принципе, я предполагал, что такой разговор может состояться, и даже размышлял над тем, что можно было бы попросить у князя, если он предложит отдариться за освобождение Владимира, но так и не придумал, что с него можно взять. Деньги? Возможно. Но, думаю, больше сотни солидов требовать было бы слишком нагло, а такую сумму я и сам могу заработать за год-другой. Поэтому, немного поразмыслив, я ответил:
— Нечего мне у тебя попросить, князь, ибо есть у меня почти всё, что нужно человеку: горячо любимая красавица жена, достаток, была потребность в земле для переселения от берега, который должен в скорости обрушиться, но ты уже выделил хорошее место для нашей общины. Поэтому я не буду ничего просить для себя кроме доброго отношения ко мне и нашей христианской церкви.
— Умен ты, Скорогаст, не по годам умен, — похвалил меня Ярослав, и после некоторой паузы продолжил, — У нас в Хареве живет волхв Кудеяр, очень старый и мудрый. Много интересных историй он мне рассказал, к примеру, поведал он мне, что раньше в этих местах жили люди, которые говорили на другом языке, поклонялись другим богам и строили большие города. Там, — он махнул в сторону реки, — Тоже стоял город, где жили умелые ремесленники и сильные воины. Но Днепр не пощадил тот город, быстрые воды поглотили его, также, как сейчас уничтожают и Хареву. Через сто или двести лет и от нашего города останутся только воспоминания.
Я молча пожал плечами на эти исторические откровения. Всё может быть — русло реки постепенно сдвигается, чтобы это понимать, не нужно быть волхвом. А город здесь вполне мог быть — место уж очень удобное — здесь сходятся водные пути Припяти, Десны и Днепра, а в это время именно реки являются главными транспортными артериями. Только какое отношение это имеет к нашему разговору?
— А ещё Кудеяр сказывал, — тем временем продолжил Ярослав, глядя вдаль на противоположный берег реки, — Что души людские после смерти не уходят к богам, как многие думают, а снова возвращаются на землю в телах младенцев, только лишенные воспоминаний, но случается, что за прежние заслуги боги сохраняют что-то из памяти и такие люди бывают умнее и удачливее других, — поле этих слов Ярослав повернулся ко мне, чтобы посмотреть на реакцию.
Я снова пожал плечами, но видя, что князь ожидает мой комментарий, произнес:
— Ты же знаешь, князь, что я веры христианской, а там твердо говорится о том, что после смерти человека ожидает суд, на котором взвешиваются все его дела и решается, куда попадет его душа
