Джагатай-Хан: Боевой Ястреб Чогориса (ЛП) - Райт Крис

Когда угасло пекло сражений, последнее убежище орочьего военачальника Урлакка Урга сожгли до основания, выскоблили дочиста и подготовили для новой эпохи. Есугэй даже не знал, как мир выглядел раньше. Может, на нем хлюпали болота, кишащие хейнами, которые целыми колоннами топали по трясине под нависающими толстыми лианами, или же его покрывали пустыни, или густонаселенные ульи, или корка льда. Таргутай поймал себя на том, что ищет подсказки: отбрасывает ногами мусор и обломки в поисках остатков прошлого. Он ничего не нашел. Поверхность Улланора теперь покрывал безжизненный гравий — прах почти неактивной, наполовину оплавленной планеты, ждущей прибытия терраформи-стов и последующей колонизации. Не сохранилось никаких улик, способных поведать наблюдателю об империи, что зародилась здесь, ненадолго возвысилась и бросила вызов растущим владениям человечества.

«Carthago delenda est»[7].

Интересно, сколько людей поняло бы значение фразы? Сколько терран, на родине которых впервые произнесли эти слова? Сколько обитателей тысяч других небесных тел, открытых и заселенных заново, — тех, что лихорадочно быстро развивались, застраивались, тянулись к не вполне определенному, но фантастически грандиозному будущему? Пожалуй, лишь горстка ученых, имеющих доступ к позабытым книгам на мертвых языках. Впрочем, история имела обыкновение повторяться. Она часто переигрывала старые сцены в более внушительных масштабах, даже если участники не помнили о предыдущих постановках.

Есугэй продолжил путь вдоль гряды. Во всех направлениях от него расходилась почва, из которой выдавили жизнь и присыпали сверху сухой коркой из черных, как чугун, валунов. Стояла жара, почти такая же, как когда — то на Ваале, но грозовой пророк не знал, вызвана она последствиями взрывов в атмосфере или же климатом самого Улланора. Запыленный воздух раздражал Таргутая, а слабый ветерок едва обдувал его незащищенное лицо.

Творец погоды уже далеко ушел в пустошь после окончания великого празднества, утомленный чрезмерной напыщенностью и спесивостью церемонии. Каган позволил ему долго не возвращаться, поэтому Есугэй воспользовался шансом изучить расселины и пики планеты. Он надеялся определить, почему Улланор обладал такой сакральной важностью для перебитых здесь орков.

Зеленокожие сражались тут дольше и упорнее всего, даже отчаяннее, чем в мирах, которые ограждали их столицу. Если бы не Хорус — если бы не магистр войны, — финальная битва могла сложиться иначе, и отныне об этом следовало помнить. Невзирая на любые взаимные упреки, размолвки и зависть, всем следовало помнить, что именно Шестнадцатый сокрушил главного врага. Может, справился бы и какой — нибудь другой легион, а может, и нет. Уже неважно: подвиг совершен, известие оглашено, баланс армий Астартес перевернут с ног на голову.

Даже после целой жизни, проведенной в Крестовом походе, Таргутай знал немногих Лунных Волков. Чогориец всегда считал, что они — жестокие и неотесанные люди, которые излишне гордятся своими ратными достижениями, не любят делиться славой и одержимы идеей собственного превосходства. Конечно, такие легионеры встречались сплошь и рядом, но теперь положение с бойцами Хоруса будет только ухудшаться.

Поэтому Есугэй сторонился их, как во время Триумфа, так и после. Единственный значительный разговор с легионером Шестнадцатого у него состоялся за несколько минут до великого парада, когда тысячи воинов смешивались на проспектах в тени титанов. В такой толчее встречи избежать не удалось.

Таргутай наткнулся на темноволосого Лунного Волка с бледной кожей, запавшими глазами и бегающим взглядом. Держался он заносчиво, но как — то раздраженно. Грозовой пророк ощутил в нем мощь, тщательно скрытую, уже очень давно придавленную тяжелыми слоями самоконтроля. Как будто бремя и бдительность могли сдержать ее…

— Ты — Есугэй, — сказал тогда Лунный Волк, протолкнувшись к нему вплотную.

Творец погоды кивнул. Раньше они не виделись — Таргутай бы запомнил, — но воин отчего — то показался ему смутно знакомым.

— Жерет, — произнес тот. — Меня зовут Жерет. Однажды я говорил с одним из твоих собратьев. Уже очень давно, полагаю.

— Неужели?

— В последующие годы часто вспоминал о нем. — Серо-стальные глаза воина блеснули. — Я не забыл его слов, и они оказались пророческими: теперь библиариумы повсюду.

Где — то вдали заревели боевые рога. Небеса всколыхнулись, знаменуя начало долгого снижения Его корабля.

Чогориец не нашел подходящего ответа. Учтивость требовала, чтобы он поддержал беседу, но Есугэй понял, что совсем того не желает. Что — то в поведении Жерета тревожило его.

— Ты о Боргале? — уточнил Таргутай, выловив имя из отголосков памяти воина.

Лунный Волк как будто не услышал вопроса.

— Знай вот что, — произнес Жерет. — Со временем я решил, что он был прав. И я не подрывал его предложение насчет псайкеров. Честно. Но тогда мой повелитель уже думал о будущем. Если бы все сложилось… иначе, он примкнул бы к тому проекту. Однако он воздержался… по другим причинам.

Есугэй молчал.

— Идея провалилась на той планете. На Гар-Бан-Гаре. Об этом никогда не узнают, но она провалилась там. Когда Хорус узнал, что на кону, то понял: ему нельзя выбирать эту сторону.

— В итоге каждому придется выбрать одну или другую сторону, — заметил Таргутай.

— Не всегда. — Лунный Волк посмотрел вверх, где звездолет все яростнее терзал небеса. Взметнулись пылевые вихри, взбудораженные мощными реактивными струями. — А он жив? Тот грозовой пророк?

— Нет, пал в сражении.

Похоже, известие причинило Жерету боль.

— А я надеялся еще раз поговорить с ним…

Миг спустя небо раскололось, пробитое колоннами огня. Толпа устремилась вперед, разделив воинов, и больше они не сказали друг другу ни слова.

С тех пор прошло несколько дней. Когда лихорадка празднества ослабла, Есугэй ушел бродить по тропам, которые год назад пылали и звенели от криков, а потом превратились в ничто, в пустой лист пергамента, в фундамент новой жизни.

Таргутай еще несколько часов назад заметил, что его пеленгуют по сигналу брони, но ничего не предпринимал. Он уже очень давно не пребывал в настоящем уединении и потому не спешил снова встречаться с людьми. Через некоторое время его начало забавлять упорство неизвестного попутчика. Легионер мог пройти весьма длинный путь, не испытывая ничего похожего на усталость, что на здешнем разбитом ландшафте давало ему преимущество даже над моторизованным транспортом. Несомненно, вскоре преследователь сдастся.

Но тот все не отступал. Наконец Есугэй решил подняться на особенно крутую гряду и подождать у ее гребня. Оттуда воин понаблюдал за тем, как по безводной долине внизу натужно пробирается какой — то краулер, раскачивающийся на поврежденных гусеницах. Дневной свет уже угасал, серея при прохождении через насыщенный токсинами воздух. Над Улланором взорвалось столько зарядов, что очистительным машинам Механикума потребуются десятилетия, чтобы создать условно пригодную для людей атмосферу.

Транспорт остановился у подножия скал, и наружу выбрался субтильный человек. По характеру его движений Таргутай определил, что перед ним женщина, немолодая, в средней физической форме и скверно экипированная для такой местности. Очевидно, та самая, о которой творцу погоды уже сообщали: терранка, более настойчивая в запросах к Белым Шрамам, чем все ее предшественники. Есугэй мог бы спуститься к ней по склону, но решил проверить, насколько в действительности важна для нее встреча. Отойдя от края гребня, он поднял голову и стал смотреть на бегущие тучи, ощущая на шее жаркое дыхание ветра.

В тот момент Таргутай почувствовал странное беспокойство. Женщина, карабкавшаяся по обрывистому склону, вызывала у него уже не любопытство, а неуверенность.

Грозовой пророк слышал ее далекое дыхание и скрип сапог по щебню. Ему еще хватило бы времени, чтобы уйти, и терранка не сумела бы долго следовать за ним. Воин не нуждался ни в пище, ни в отдыхе, а ей вскоре пришлось бы повернуть назад.