Я - Легион - Михаил Злобин

В это время мелкий засранец только сейчас смог опереться на отбитую ногу, чтобы похромать в мою сторону.

— Не надо, Анатолий, — воззвал здоровяк к разуму коллеги, — ты же сам виноват.

— Отойди, Федя, — прорычал коротышка, — дай я ему вломлю!

— Нет, успокойся. Не перегибай палку. Не при мне.

— Вх-х-х-р-р! — Озлобленный надсмотрщик издал какой-то нечленораздельный звук и выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Ладно, хер с ним! Давай тогда посадим его в одиночку! Дежурство длинное, я этого мудака еще навещу!

— Как знаешь, но я в этом участия принимать не стану…

И мы продолжили путь, немного изменив направление. Разозленное сопение коротышки и его то и дело вспыхивающие гневной расцветкой эмоции меня немного веселили. Он явно намеревался со мной поквитаться.

И вот меня подвели к металлической двери с запорным окошком. Коротыш попытался впечатать меня лицом в стену, но ему не дал этого сделать его сослуживец, который словно чувствовал, что любое насилие в мою сторону станет для этой парочки последним, что им доведется совершить в жизни.

С меня сняли наручники и достаточно грубо впихнули внутрь. Не удержался все-таки, мелкий. Лязгнул за спиной металл, и я оказался отрезан от света, оставшись в почти непроглядном мраке. Когда глаза немного попривыкли, с некоторым трудом, но я все же попытался осмотреться. Темнота оказалась не такой уж кромешной, и я кое-как сумел разглядеть, что в помещении совсем не было окон, а единственным источником слабого освещения была дверная щель, из которой едва-едва лился свет из коридора.

Осторожно ступая вперед и слепо шаря руками, я как-то неожиданно быстро добрался до противоположной стены. М-да, каморка, конечно, совсем крохотная. Дай бог метра два на полтора. Температура здесь была едва ли выше восемнадцати градусов, так что уснуть тут без одеяла у меня вряд ли бы получилось.

Немного наклонившись, я нащупал и отполированное жесткое дерево лавки, что заменяла здесь кровать. Ну что ж, не поспать, так хоть просто поваляться можно. Скоротаю время…

Толик хромал по коридорам самого старого корпуса «Матросской тишины», который администрация широко использовала для наказания всевозможных неугодных элементов — махровых отрицал и беспредельщиков. Тут для этого были все условия, включая толстых крыс, бегающих прямо по спящим заключенным, старые вонючие стены, навевающие одним только своим видом депрессию, холод, сквозняки и сырость. А главное, здесь были сотни других ублюдков, что подобно клубку ядовитых змей безжалостно кусали себе подобных.

И вот сегодня именно такой ублюдок осмелился на него, на сотрудника службы исполнения наказаний, поднять свои поганые руки! А прощать этим тварям подобную дерзость никак было нельзя. В этом Анатолий успел уже твердо убедиться за свои одиннадцать лет службы. Раньше, конечно, с этим было проще, сотрудники зэков избивали и запугивали так, что из них выветривались все понты, понятия и гонор. Они верещали как поросята, когда оказывались одни, и унижено молили оставить их в покое. Таких экзекуций вполне хватало, чтобы арестанты ходили как шелковые, максимально точно и полно исполняя любые, даже не всегда законные, требования сотрудников ФСИН.

Сейчас же, появляющиеся как поганки после дождя, всякие правозащитники и активисты начинают постепенно извлекать на свет весьма скользкие и спорные с точки зрения гражданских людей события. И государство, словно у него вдруг не стало хребта, идет на поводу у этих нытиков и прогибается под каких-то зэков! Господи, кто ж мог предположить, что Россия до такого докатиться? Им-то легко, они с этим отребьем не проводят каждый божий день, не видят эти мерзкие хари, которые регулярно ухмыляются, глядя на тебя со словами: «Ну и что ты мне сделаешь?» А вот ребятам из ФСИН как-то нужно было с этим жить…

Теперь, во избежание лишнего шума и скандалов в прессе, приходилось все воспитательные мероприятия проводить тихо, без свидетелей, чтоб другие заключенные ничего не видели, потому что каждый второй каким-то образом умудрялся сныкать мобильный телефон. Кто им их заряжал, оставалось пока загадкой, но и так ясно, что это был кто-то из своих, и Толик с большим удовольствием бы переломал этой крысе руки. В любом случае, ухо здесь всегда следовало держать востро.

Вот именно поэтому в воспитательных целях здесь всегда держали парочку одиночных камер, где можно тихо и без очевидцев превратить за пару-тройку часов непослушного отрицалу в покорного и кроткого телка́.

Анатолий сейчас именно такое мероприятие и собирался провести, вооружившись штатной дубинкой, наручниками и вафельным полотенцем. Ему было плевать, кем был этот зэк, какими связями он обладал и что имел за душой. Судя по всему, не очень-то он и влиятельный, раз оказался именно здесь, а не в корпусе с vip-камерами, каждая из которых могла с легкостью заткнуть за пояс большинство столичных отелей. Эх, вот где служба, так служба была… но к богатеям так просто не попасть, там все вахты на три года вперед расписаны, и простых служак типа Толика туда никогда не ставят…

Жаль, что ссыкун Федя ему отказался помогать, так что сегодня придется справляться как-нибудь своими силами. Но ничего, долго ли умеючи. Больше он не подставится так по-глупому, будет начеку и с дубинкой наперес…

Наконец предвкушая уже, как он задаст перцу строптивому уголовнику, Толик привычным движением сдвинул скрипучие запоры на нужной ему двери и щелкнул выключателем, зажигая в камере индивидуальную лампочку. Все остальные «хаты» имели одно общее освещение, с одного выключателя, но здесь все-таки было помещение для особо дорогих гостей, как же тут без света обойтись?

Наглый подонок даже не пошевелился при появлении надзирателя, а продолжил валяться, беззаботно раскинувшись на шконке лицом к стене. Да эта падла никак дрыхнуть удумала?! Ну сейчас будет ему доброе утро…

Когда фсиновец сделал шаг по направлению к заключенному и занес над головой дубинку, чтобы со всей мощи обрушить ее тому на удобно подставленную почку, зэк внезапно повернул голову и вперился в Толика таким жутким взглядом, что надзирателя словно парализовало, и он не нашел в себе никаких сил, чтобы нанести удар.

— А я уже тебя заждался, мелкий засранец.

Голос заключенного был пугающе спокойным и даже каким-то… предвкушающим? Будто бы они с тюремщиком поменялись местами, и это он сейчас пришел в камеру, чтобы поучить Толика уму-разуму.

Сбросив непонятное наваждение, надзиратель попытался все же опустить занесенную руку, чтобы успеть сковать наручниками заключенного, пока тот корчится от боли, однако тело напрочь отказалось подчиняться. Анатолий почувствовал сильнейший спазм в груди, от которого перехватило дыхание и потемнело в глазах. В следующую секунду все его мышцы расслабились, и он