Дмитрий Самохин - У смерти твои глаза
– А? Что? – растерялся я.
– У вас еще что‑нибудь есть, господин Сапожников? – раздраженно спросил Пятиримов.
– Нет. Благодарю за внимание, – строго сказал я, поднимаясь.
Пятиримов уткнулся в документы, потеряв ко мне всякий интерес. Зазвонили телефоны на столе, словно они все это время ожидали окончания важного разговора. Пятиримов стал отвечать на звонки, а я уже практически вышел из кабинета, когда меня остановил голос губернатора:
– Вы не беспокойтесь, Иван Николаевич, я обязательно разберусь в истории Романова. Следствие будет возобновлено. Я беру этот вопрос под свой контроль.
– Благодарю, Владислав Никодимович.
Я вышел из кабинета, испытывая легкое смятение. Не обратил внимания на Инессу, усиленно строившую мне глазки, и медленно, вразвалочку, как медведь, пошел к лифту.
«Это что же получается, – думал я. – Вновь в начале пути. Вроде загадка оказалась практически разрешенной, а тут полный нокаут. Вновь отброшен в самое начало пути. С чего начал, к тому и вернулся. Так кто же стоит во главе заговора? Вот в чем вопрос!»
Я и сам не заметил, что вместо своего этажа нажал кнопку первого. Я не собирался возвращаться в свой кабинет. Я подумывал о баре. Выпить. Вот что мне требовалось сейчас. Тогда и ниточка, может, отыщется.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Бар «Вишневый самурай» располагался всего в двух кварталах от места моей нынешней работы. О его существовании я и не догадывался. Выскочил из здания, поймал первое попавшееся такси, которые прямо‑таки гнездились на площади перед администрацией, и дал указание вести. На вопрос: «В каком направлении?» ответил: «Прямо». Таксист попался умный, больше ни о чем не спрашивал. Четко исполнил мою волю и за всю дорогу слова не уронил. То ли прикидывался глухонемым, то ли в ситуацию без масла вошел и сообразил, что хранить молчание выгоднее, чем языком попусту глупости обтирать. Два квартала пролетели в пустом созерцании пейзажа за окном. Урбанизм, честно признаться, у меня в крови. На дикой природе неделю – максимум – продержаться смогу, а затем тянет назад в тесноту городских улиц, в оковы нависающей громады стен. Что делать, все мы дети города, впитали его с молоком матери, и избавиться от любви к мегаполисам, увы, суждено единицам. Я в их число не входил никогда.
Бар «Вишневый самурай» я разглядел совершенно случайно. Зацепил взглядом и попросил остановить катер. Что‑то понравилось мне в этом заведении. Неброская вывеска, изображающая японца в костюме самурая в обнимку с огромной бутылкой вишневой наливки. Этот неоновый самурай возбудил мой интерес. Он включил меня в процесс, отдал незримую команду, и я понял, что это здесь. Мне именно сюда. Расплатившись с таксистом, я спрыгнул на набережную и торопливо направился к бару. Дверь передо мной призывно отворилась, и из темноты выступил европеец, могу поспорить, россиянин в самурайском прикиде. Он учтиво поклонился и посторонился, пропуская меня в глубь помещения. Надо сказать, бар производил впечатление. Традиционный японский стиль в сочетании с европейскими мотивами. Проследовав по бамбуковому полу к стойке, я взобрался на табурет и осмотрелся по сторонам. Похоже, в этот час в бар решил заглянуть только я. Пустые столики. Скучающий персонал, убирающий помещение. Подвыпивший бармен появился за стойкой и, улыбнувшись мне сыто, как кот, обнаруживший у себя под носом сытую мышь, поинтересовался:
– Пить будем?
– А как же, – отозвался я. – Круговорот воды в природе гарантирует: все, что мы пьем, уже когда‑то пили. Пиво темное. Что предложить можете?
– Глубоко, – оценил бармен. – «Старопрамен темное». «Хольстен темное». «Будвайзер темное». Вроде все.
– Тогда «Старопрамен», – выбрал я. – Да приготовьте сразу вторую кружку, чтобы далеко не ходить.
– Что будете из закуски?
– Креветки имеются?
– Да. Одесские. И средиземноморские.
– Две порции одесских.
Бармен исчез. А я остался ожидать заказ и размышлял. А ведь есть о чем подумать. Я имел представление о заговоре. Я даже мог представить, что удумают террористы и как провернуть это дело. Но я не имел представления, кто стоит во главе. Кто заправляет всей темой. Та версия, что так удачно была мной выстроена, оказалась фикцией. Может, и заговора никакого нет. А это все плод моей буйной фантазии. Тогда Кочевей не более чем больной старикашка, который погрузился в мир своей шизофрении. Он подменил истинную реальность параноидальной конструкцией. И это привело к смерти Ангелины. Но! Если Кочевей шизоид, Ангелина пала от рук гнилого психопата, то кто убил Романова и почему Иеро‑ним Балаганов отказался от дальнейшего расследования? А ведь все просто. Романов покончил с собой. Сначала попытался себя задушить, а затем нырнул в холодные прокисшие воды.
Удумается же такая бредятина. Еще секунда, и я готов был в нее поверить. Положение спас бармен, поставивший передо мной большую кружку янтарного пива и блюдо с креветками.
– Рыба идет на нерест, а креветки к пиву, – оценил я.
– Вы какой‑то убитый. Проблемы? – учтиво осведомился бармен. – Это, конечно, не мое дело, но вид у вас такой, точно вы только что похоронили отца или кого ближе.
– В известном смысле это так, – отозвался я, припав к кружке с пивом.
«Старопрамен темное» – это просто чудо. Конечно, на мой субъективный вкус пивовара.
– Я, конечно, не психоаналитик, но к нам часто приходят и изливают наболевшее, – настаивал бармен.
Какой прилипчивый попался. Общаться хочет. Заскучал поутру.
– Скажи, у тебя бывало, что ты выстроил схему, уверовал в нее, но она рассыпалась при ближайшем рассмотрении, – поинтересовался я, отхлебывая чешское.
– Скажем так, – задумался бармен, – со мной такого не происходило, но с теми, кто сюда заходит, случается часто.
– И как?
– Что – как?
– Что вы советуете в такой ситуации? – вяло поинтересовался я.
– Начать все заново, но не отбрасывать старое. Учитывать все, что было ранее. Может, обратить внимание на то, что ускользнуло из виду, – посоветовал бармен.
В его словах было рациональное зерно. Услышав их, я почувствовал, как во мне зреет уверенность, что я что‑то упустил из виду. Какую‑то деталь, которую намеревался раскрутить, но благополучно посеял на поле гениальных мыслей.
В задумчивости я опустошил первую кружку с пивом и приступил ко второй, когда понял, что упустил. Подозрительный телефон несуществующего адвоката, найденный мной в кресле катера Романова. Заглотив от волнения сразу целое блюдо креветок, я запустил руку в свой бумажник, где лежала визитка адвоката из конторы «Моисей». Узнать по номеру телефона адрес проще простого.
Я попросил у бармена аппарат и через минуту располагал необходимой информацией. Теперь осталось придумать, что с ней сотворить. Сдавать тему Дубай совсем не хотелось. У него есть твердая уверенность в причастности губернатора к заговору, так пусть не расстраивается. А я пока наведаюсь в гости к Сельянову.
Романовская улица. Дом сто двадцать восемь.
Направиться прямо сейчас – первая и отчасти безрассудная мысль. Все‑таки две кружки пива на грудь многовато для чужого лика и оперативной работы. Но и откладывать на завтра дело, вполне решаемое сегодня, не хотелось. В конце концов, когда две кружки пива мешали следствию?
Расплатившись по счету, я улыбнулся бармену, протянул ему две рублевые купюры и выбрался из‑за стойки.
– Вам полегчало? – участливо поинтересовался бармен.
– Вполне. По крайней мере, я знаю, куда двигаться.
– А это главное, – заметил бармен.
Я вышел из «Вишневого самурая», попытался отложить его в памяти, чтобы при случае вернуться, может, даже с Таней, и замер возле ограды набережной, решая, как поступить: поймать такси и до загадочного дома добраться на наемном катере или все‑таки вернуться на парковку администрации и забрать мой «икар». Но «икар» машина весьма приметная, не думаю, что она подойдет для незаметного визита.
Я остановился на такси. Вызвал катер по телефону и стал терпеливо его дожидаться. Да и ждать‑то не пришлось. Как ни странно, перед юбилеем города такси стали ходить регулярно и без опоздания. Это радовало. Хоть какой‑то плюс от затраченных на празднование юбилея денег исправных налогоплательщиков.
Романовская улица протянулась по Петроградской стороне от Каменноостровского проспекта к Большой Невке. Улица как улица. Ничего примечательного. На фоне псевдоготических зданий и классических домов частные особняки в стиле барокко и рококо, утопающие в садах, как августовский день в солнце.
Я попросил высадить меня в начале улицы, а до сто двадцать восьмого дома дошел пешком, изображая легкое недоумение и тоску праздного пешехода. В душе я жалел, что оставил пистолет в «икаре». Негоже на дело с пустыми руками ходить. Вылетит на тебя преступник, а ты его громким рыком успокоишь? Вряд ли! Сомнительно что‑то. Я даже подумал отказаться от идеи соваться сегодня в сельяновский дом, но, увидев его, перестал колебаться.
